— Позвольте пояснить, милорд… — Джоакин вкратце просветил графа.

Тот поморщился:

— Я вчера уже слышал эту болтовню. И повторюсь: был разработан план. Мы разделимся на три корпуса: два нападут на замок с разных сторон, третий возьмет город. А через лабиринт, как по заказу, есть три приемлемых пути. Вот и пойдем по ним!

Рихард сознался:

— Меня смущает это совпадение. Будто враг хотел, чтобы мы разделились на три части.

— А вчера не смущало?

— Я поспал с этой мыслью и заметил второе совпадение: день Сошествия…

— Кстати, с праздником вас, господа! — просиял граф. — Прародители в мир сошли, нам победу принесли.

Рихард пропустил мимо ушей поздравление.

— В Нортвуде враг устраивал всевозможные козни. В Ориджине — до Лида — вывозил все припасы, чтобы задержать нас. У Створок Неба устроил завал. Но потом никаких препятствий больше не было, до Первой Зимы дошли легко и гладко. Будто отец хотел, чтобы мы оказались тут именно на Сошествие. Не стоит ли нам отложить наступление?

Пауль доселе стоял тихо, похожий на черную тень, но тут подал голос:

— Сомневаешься, лейтенант? Я — нет. Граф, отдай командованье мне.

Рихард даже не ответил на эту нелепицу. После падения Лида он вообще избегал Пауля, и общался с ним только через адъютантов. Пауль продолжил свое:

— Мы застряли на дороге, валит снег. Мои люди мерзнут, а я голоден. Нельзя стоять. Хотим в атаку. Если Рихард сомневается, пусть не идет. Справимся сами.

Он кивнул Хорису как бы с вопросом, и тот не выказал протеста. Граф оживился:

— Ты справишься, Пауль?

— Главное убить Натаниэля. Это я устрою. А замок не вызовет проблем.

Рихард вскинулся:

— Милорд, что за чушь?! Вы отдали командованье мне!

— Но ты не хочешь вести войско в бой. А я хочу.

— Нельзя менять генерала прямо перед сражением!

— Брось, лейтенант. Ты никогда и не был генералом. Твой потолок — командир батальона. Тебя уважает только Флеминг и альмерцы, для остальных ты — простой волк.

— Лучше быть волком, чем стервятником. Ты уничтожил мирный город!

— Я даю шаванам то, что нужно. Они преданы мне. А кто предан тебе, лейтенант?

Граф положил край перепалке:

— Я решил, господа. Пойдем тремя корпусами: закатники и нортвудцы под началом Хориса, альмерцы и шейландцы за Рихардом, орду поведет Пауль. Общее командование возьму на себя.

— Вы же не полководец! — вскричал Рихард. — Вы не умеете командовать армией!

Граф погладил себя по серебристой груди:

— За мною два бесценных преимущества. Я могу появляться в любой части поля боя и присматривать за всеми полками. А еще… я святой.

Шутка ли это была? Хорис и Рихард, и командир альмерцев, похоже, приняли всерьез. По лицу Пауля ничего не прочесть. А сир Джоакин еще недавно, в Лиде, руку бы дал на отсечение, что Избранный — свят. Он и сейчас верил, но по монолиту веры змеилась тонкая трещинка.

— Праматери и боги — на моей стороне! Ульяна Печальная, сестрица смерти, придаст нам сил и заберет наших врагов. Мы — божий клинок, который не может промахнуться! К бою, господа!

Этого судьбоносного момента Джоакин Ив Ханна ждал давным давно. Штурм Первой Зимы, финальная битва кампании, крах Великого Дома Ориджин! История сделает поворот, угаснет прежняя звезда, новое светило засияет на небосклоне! Однако ни трепета, ни пыла Джо почему-то не испытывал. Что-то царапало душу — возможно, осадок после лидской трагедии. Хотелось или выпить косухи, или бабу взять, да так крепко, чтобы все мысли вылетели из головы.

— Сир Джоакин, — спросил граф, — вы не видели моего брата?

— Никак нет. После Лида не показывался. Должно быть, остался там.

— Он еще и не отвечает на вызовы, а это уже немного тревожно.

— Боится вашего гнева, милорд.

Шейланд повел бровью. Кажется, его радовал трепет брата.

— Что ж, оно и к лучшему. На Мартина слишком часто находит. Во время битвы без него будет спокойней.

Джоакин вполне мог согласиться с сеньором.

— Милорд, а мне что прикажете делать? Обычно я действовал в паре с Мартином…

— Будьте рядом, — велел граф. — Я найду вам применение.

На маленьком плоскогорье южнее Первой Зимы полыхал костер. Над огнем округлял бока и наливался подъемной силой шар, крепко привязанный веревками. За шаром наблюдали несколько человек, все они пребывали в большом возбуждении.

Кайр Сорок Два без устали расхаживал вокруг небесного судна. Расхаживал на своих двоих! Вернее, на трех: двух чудо-протезах и трости. Этот парень был неудержим даже в кресле-каталке, а уж с тех пор, как обзавелся ногами, ни одной минуты не мог усидеть. Он постоянно пытался что-нибудь улучшить, но все и уже шло как надо, потому кайр командовал:

— Проверьте натяжение веревок! Проверьте запас масла! Не забудьте про балласт!

Салем из Саммерсвита сгрузил с телеги три соломенных чучела. Давеча он приложил большие усилия к их изготовлению. Работал с душой, чучела вышли на славу: одно — пузатое и коренастое, точно купец; другое — худое, тщедушное, как юноша; а третье округлостью бедер и грудей напоминало барышню. Всех троих он одел в ношеное старье, купленное по дешевке; украсил лентами; углем нарисовал лица. Прелесть, а не чучела! Такие и на праздник выставить не грех! Но вот что волновало Салема: для чего их применят? Костер полыхал, как идова печка, а боги воздуха наверняка захотят жертв. Ведь просто так, без жертвы, чуда не будет…

Весельчака тоже будоражило предчувствие жертв, однако иного толка. Он не питал сомнений в том, что шар грохнется наземь прямо в день Сошествия — то бишь, сегодня. Значит, летчик накроется земелькой и заколотится в гробок буквально через час. Но кто это будет? Точно не Весельчак: он заказал у писаря и подал ее величеству ходатайство о том, чтобы никогда в жизни не летать на шаре. Стало быть, кто-то из остальной троицы пригласит червячков на пир. А беда в том, что каждого из них Весельчак по-своему любил. Салем — добрая и светлая душа, отличный мужик. Хармон — хитрый пройдоха, но без него бы не было ни шара, ни министерства. А Сорок Два — вообще духовный родич, считай, такой же Весельчак. Житуха угостила его досыта — однако ж чувства юмора не отбила! Словом, всех троих будет жаль. Заранее готовясь к потере, Весельчак обходил друзей и каждому по очереди говорил что-то приятное, а потом добавлял:

— Мне тебя будет не хватать.

Купец Хармон Паула Роджер, напротив, свято верил в успех и рвался занять место в корзине. Взлететь на глазах у императрицы, внести вклад в победу, снискать почет — и выбить, наконец, министерскую грамоту! Одно тревожило Хармона: хорошо ли полетит без водорода? Сколько сил он посвятил покупке газа, как тут возник этот мелкий, заявил: «Не нужен водородный шар, достаточно воздушного» — и сразу лег на стол императорский указ: обойтись без водорода.

Страшная мысль прошибла купца: а если и теперь мелкий его потеснит?! Он же у Минервы этот, фаворит, или как оно зовется. Скажет: «Сам хочу лететь» — и айда в корзину!

— Сорок Два, — предложил Хармон, — не взлететь ли нам прямо сейчас?

— Владычица еще не приехала.

— Потому и предлагаю. Она же с этим приедет, как его…

Сорок Два не разделял взглядов Хармона на минервиного любимца:

— Ну-ка, отставить критику! Натаниэль — славный парень и кудесник.

Хармон поглядел на кайровские протезы. Чудесная штука: так здорово прилажены, будто сталь напрямую приросла к кости. Железные ноги — а ходят, как живые! Именно из-за этих протезов Хармон совсем перестал доверять Натаниэлю — ведь тот не взял с кайра ни агатки. Этакое чудо любому безногому богачу можно было продать за сотню эфесов, а то и за две сотни. Натаниэль отдал кайру за так, еще и сам лично пришил протезы к культям. А зачем? Ясное дело: втереться в доверие!

— Этот юнец хочет нас вытеснить. Прогонит из корзины, а сам залезет и все почести заберет. Он же фаворит, что ему скажешь!