Бешеная скачка не давала ему глазеть по сторонам, но к середине второго дня пришлось замедлить ход: Джоакин нагнал обозы генерала Хориса. Здешняя дорога была весьма недурна по горным меркам: имела каменное покрытие, а в ширину позволяла разминуться двум телегам. Однако обозы полностью занимали путь и ползли, как сонная гусеница. Джоакин ощутил злобу: неделю назад выступили полки Хориса, уже можно было добраться до Первой Зимы!

— Чего ползем? А ну, пошевеливайся!

Извозчики дремали на козлах в своих огромных тулупах, солдаты охранения клевали носами, сидя верхом на поклаже. Ни те, ни другие не понимали, что Джоакин обращается к ним.

— Дорррогу перстоносцу! — взревел Джо и пустил пламенный шар низко над головами.

— Ай! Что, где?! — проснулся извозчик на крайней телеге.

— Прими к обочине, дорогу уступи!

— Это… куда ж… камушки же…

Джоакин огрел его плеткой. Сквозь тулуп мужик ничего не ощутил, но обиженно скуксился:

— Добрый сир, зачем вы… Все равно ж не проедете, вся дорога запружена…

Путевец поднялся в стременах и поглядел вдаль. На сколько хватало глаз, ползли сплошняком телеги.

— Твоя правда, — признал Джоакин, но все равно погрозил извозчику кулаком.

Съехал на обочину и стал понемногу продвигаться вперед мимо обозов. Ехать стало трудно: камушки осыпались из-под копыт, лошадка нервничала, приходилось успокаивать. Скорость упала вдвое, а до Створок Неба еще прилично миль, а чертовы телеги тянулись и тянулись. Зато теперь Джоакин смог перевести дух и оглядеться.

Он заметил странную особенность: Кристальные горы стали как будто красивее. Прежде они поражали только величиной, теперь Джо отмечал и горделивое изящество уступов, и священную белизну вершин. Это другая гряда? Нет, та же самая, что была видна с лидской башни. Отчего же она переменилась?

С неприятным жжением в сердце Джоакин понял: горы сделались красивей после падения Лида. Из врагов они превратились в жертву, и праведная ненависть перестала туманить взгляд. Теперь Джо мог оценить по достоинству и Лид, и окрестные земли. Он задался вопросом: применимо ли к женщинам это правило? Мертвые агатовки — Аланис и Иона — не сделались ли вновь прекрасными, как когда-то? Джоакину стало страшно вспоминать их: вдруг посмотришь мысленно в прошлое — и увидишь там пару идеальных созданий. А ведь к смерти каждой из них ты приложил руку… Он одергивал себя, чтобы не углубляться в память дальше вчерашнего дня. Но там, во вчера, лежал невинно растоптанный город, и теперь Джоакин понимал, отчего так спешит. Нужно разделить с графом бремя этого знания. Слишком тяжело — нести ужас в одиночку. Скорей бы!..

Вопреки пожеланиям славного рыцаря, движение только замедлилось. Телеги, что прежде тянулись по дороге, начали перестраиваться в ряд и сползать на обочину.

— Какого черта? Что происходит?!

— Пришел приказ, сир… Встать по краю, освободить путь…

— Чей приказ? Что за чушь?

— Генерала Хориса…

Джоакин помчал зигзагом между неповоротливых телег, скорее к штабу Хориса. Уж я скажу ему! — думал путевец. — Срывает наступление, замедляет всю армию! Он ответит за это!

Джоакин сам понимал: не Хорис должен ответить, а Пауль и шаваны… Но хоть кто-нибудь, хоть за что-нибудь! Знание о безнаказанном злодействе терзало его душу.

Наконец, остался позади окаянный обоз, потянулись колонны пехоты. Ехать стало проще: воины принимали вбок, пропуская конника. Вот и показались над дорогой генеральские вымпелы. Командиры закатников знали Джоакина в лицо, ему позволили приблизиться к самому сердцу войска — группе всадников в дорогих мехах. Рука об руку с Хорисом ехала Хаш Эйлиш, это разозлило Джо. Впрочем, сейчас его все злило.

— Генерал, позвольте обратиться! — сказал он тоном отнюдь не просьбы, но приказа.

Хорис улыбнулся:

— Доброго здравия, сир Джоакин. Судя по гневу в голосе, вы голодны. Эйлиш, не накормишь ли славного воина?

— Мррр, с удовольствием!

— Дело не в голоде, — отрезал Джо. — Случилось кое-что плохое!

Генерал схватился за сердце:

— Адриан взял Первую Зиму раньше нас? Боги, какая жалость!

Джо не хотел говорить Хорису о Лиде. Закатники — наполовину шаваны, чего доброго, еще поддержат Пауля. Он зацепился за другое:

— Один военачальник приказал обозам сбавить ход! Не диверсия ли это?!

— Благородный гнев делает вам честь. Приятно видеть осознанность среди младших чинов…

— Очччень приятно, — мурлыкнула Хаш Эйлиш.

— …но вам не стоит беспокоиться, сир: это я приказал съехать с пути. Причина проста: к вечеру нас нагонят шаваны, хочу дать дорогу легкой коннице Степи.

— А вам, значит, необязательно успеть к началу битвы?!

— Мои воины успеют, — заверил генерал, — а если отстанут обозы — не беда. Лед захватил форты в Створках Неба, там есть запасы провианта. Подкрепимся и двинем на Первую Зиму!

— Отставшие обозы может атаковать враг.

— Не может. Граф Флеминг и его кайры организовали фланговые дозоры. Приглядитесь, сир.

Проследив за рукой генерала, Джоакин заметил воинов на скалах по обе стороны дороги. Беломорцы прикрывают наступление с боков…

— А почему вы идете так медленно? Должны были уже подходить к Первой Зиме!

Генерал улыбнулся:

— Поверьте, сир, я очень хотел вернуть Десмонду Ориджину старый должок и ударить ему в хвост на марше. Но хитрый волчара позаботился об этом и устроил завалы дороге. Пока разбирали их, потеряли время. Нортвудские медведи оказались неоценимы в перетаскивании камней… И коли ваши замечания исчерпались, предлагаю все-таки поесть.

— Наставник полон сочувствия к голодным солдатам, — сообщила Эйлиш. — В пяти милях впереди ущелье Створки Неба. Говорят, в форте уже готовится сытный обед.

Гнев Джоакина только усилился.

— Я же сказал, что тороплюсь не ради жратвы! Как можно скорее должен увидеть графа!

— Зачем?

— По важному делу, — бросил Джо и хлестнул конягу.

Минуту спустя Эйлиш нагнала его, пристроилась рядом.

— Я тоже к графу, сир. По срочному делу.

— Это по какому?

— Секретному, как и ваше.

Джо отвернулся и задрал подбородок. Несколько минут они не говорили ни слова. Ехать бок о бок не всегда удавалось: огибая отряды, приходилось становиться гуськом либо вовсе сходить на обочину. Целостная ткань молчания разрывалась: выходило, что Джоакин молчит не от секретности, а только от невозможности говорить. Это раздражало.

— Ладно, — буркнул путевец, вновь поравнявшись с Эйлиш, — назови свое дело, а я скажу свое.

— Я хочу доложить о Флеминге, — охотно ответила закатница.

— О Флеминге?

— Наставника тревожит его поведение. Граф из Беломорья лично возглавил боковые дозоры, а это — слишком мелкая роль. Кажется, Флеминг принял дозоры для того, чтобы иметь повод отлучиться из войска. Но куда и зачем — любопытный вопрос.

Джоакин только хмыкнул. О Флеминге он думал в последнюю очередь. Мерзостный Пауль — вот кто опасен, а вовсе не Флеминг!

— А ваше дело, сир? — спросила Эйлиш, наклонившись поближе.

— Я это… — Джоакин замялся.

— Хочу сказать, что вы прекрасно выглядите. С болью в сердце я оставила вас в лазарете, а теперь вижу перед собой могучего воина, полного сил. Вы сокрушили болезнь с той же легкостью, как обычно бьете врагов.

— Ммм… Спасибо, сударыня.

— Так что же натворил лорд Мартин?

Джо от неожиданности дернул поводья.

— Откуда вы знаете?!

Она повела бровью:

— Павшая иногда шепчет нам на ухо. Мартин убил леди Иону?

— Э…

— Но вы не очень-то ее любили. Отчего так расстроены? Погиб кто-то еще?

Джоакин сдался и рассказал. Устал носить в себе, будто соучастник преступления. Без смягчений и прикрас выложил все, что натворил Пауль. Не сдерживаясь, дал волю гневу:

— Этот зверь должен понести наказание! Мы — армия добра, и злодеям не место под нашими знаменами! Я попрошу Избранного отнять Персты у шаванов, а потом изгнать их с позором. Пускай все знают, что мы бьемся за справедливость!