Это он, Давид, сопоставил сведения, полученные от Хармона и Северной Принцессы, и первым заподозрил, что Кукловодом является Шейланд. Основываясь на его информации, Леди-во-Тьме разработала план: послать Ионе письмо со смутным предупреждением. Зерно сомнений, посеянное таким образом, выросло в мятеж в Уэймарском замке. Кукловод был сильно ослаблен, а Иона попала в плен, сделав уязвимым Великий Дом Ориджин. Две грозные силы, опасные для ордена, успешно сшиблись между собой.

Наконец, Давид даже смог заподозрить наличие второго визитера! Мудрые магистры верили, будто Натаниэль и Пауль — одно лицо. Но Давид в беседе с герцогом получил описание Пауля, которое вызвало обоснованные сомнения. Теперь, похоже, они оправдались.

Давид не гордился тем, насколько блестящим шпионом являлся. Гордость — слишком заметное чувство, ее легче вовсе не испытывать, чем скрывать. Однако доля гордости все же пробуждалась от того, что каждому своему подопечному Давид желал только добра. Вероятно, он был самым бескорыстным агентом на свете.

— Едет, он едет!..

Крик сотен глоток выдернул Давида из раздумий. Они с Мердоком уже стояли перед замком, в окружении толпы нортвудцев. От белых полос на одежде рябило в глазах. Врата цитадели были открыты, перед ними располагался заслон из рыцарей в доспехах. А за спинами воинов показались всадники. Четверо на вороных конях также были обычными рыцарями и не представляли интереса. Крики толпы вызвала пара всадников на белых лошадях: граф Элиас Нортвуд и средний сын Хорас.

— Седой граф! Седой граф! Седой граф!..

Вопли медведей повлияли на Элиаса: он ссутулился, скорчился, будто силясь стать незаметным, и дернул поводья, чтобы сбежать обратно в замок. Один из рыцарей поймал белую лошадь под уздцы и вытащил графа из ворот, на радость бушующей толпе.

— Слава седому графу! Баранам — смерть!

Старик выглядел испуганно и жалко. Кожа имела восковый цвет, глаза запали так глубоко, что превратились в черные ямы. Жидкая бороденка отросла до груди и напоминала сосульку. Челюсть перекосилась вправо, будто с той стороны недоставало многих зубов. Видимо, Крейг отделал отца прежде, чем бросить в темницу. Эту догадку подтверждал и сломанный нос.

Элиас поднял руку и что-то пролепетал. Тихий голос потерялся за шумом толпы. Медведи сочли, что граф сказал нечто хорошее, и разразились криками:

— Урааа! Слава Нортвуду!

Старик зажал себе уши — очевидно, вопли причиняли ему боль. Хорас вступился за отца:

— Эй, дураки, закройте рты! Граф говорит!

Голос сорвался и дал петуха. Хорас Нортвуд тоже был разбит и подавлен, как отец. Их обоих вытащили из темницы, вымыли, причесали, бросили на свет. Они ощущали себя мертвецами, силою темной магии поднятыми из могилы. Сердце Давида сжалось от сочувствия:

— Бедные люди…

Наконец, граф набрался силы на несколько громких слов:

— Здравия вам, нортвудцы. Слава Сьюзен…

— Дааа! Урааа! Седой граф!

— Скорблю о смерти сына. Он сложил голову…

Граф закашлялся и не договорил. Да и не нужно было — толпа уже кричала:

— Он был бараном! Туда и дорога! Слава тебе, седой граф!..

Старика скорчило. Он едва не выпал из седла, соседний рыцарь помог удержаться.

— Дело плохо… — прокашлял граф, — но мы справимся. Как-нибудь проживем…

— Все из-за баранов! Бей их! — закричали из толпы.

Другие голоса спросили:

— А как будем с Избранным? Мы друзья?

— Не разлей вода, — вместо отца буркнул Хорас.

Сарказм, похоже, не был понят.

— Да, за Избранным сила! Он победит! Хотим в его войско, позволь нам, седой граф!

Элиас трясущейся рукою вывел спираль:

— Благословляю, ступайте…

Давид прочел недосказанное: «…только оставьте в покое». Священник попросил:

— Пойдемте отсюда, кайр Мердок. На это больно смотреть.

Северянин хмыкнул:

— Голубиная душа у вас, отче.

Кайр Мердок был нарочитым соглядатаем, Давид полагал, что есть и другие — тайные. Он обнаружил их лишь у самого храма, буквально за шаг до цели. Два кайра из числа Лидских Волков, обоих он знал в лицо, но не замечал всю дорогу через город — так ловко они сливались с потоком прохожих. Давид озадачился: как быть? Он-то надеялся сбросить хвост в толпе у замка, а Мердока просто обмануть. Этот кайр — служака из дальнего гарнизона, интриги для него — темный лес. Но люди Хайдера Лида — иное дело. Именно Лидские Волки помешали Давиду передать сообщение в Фейрисе. В церки тамошнего аббатства он только выслушал проповедь и подал пару знаков. «Ориджин здесь с полутора ротами» — вот все, что удалось передать тайком от лидцев. Сейчас требовалось сказать гораздо больше. Герцог Эрвин направляется в Первую Зиму. Он подобрал дополнительные отряды и Перст Вильгельма, взял в заложницы дочь графа Флеминга. И главное — Кукловод до сих пор не обнаружил Эрвина! Герцог сможет тайно прибыть и в Первую Зиму, и — с помощью Флеминга — даже в земли Кукловода. Правда, три роты кайров с одним Перстом не дают шансов на победу. Зато они могут захватить визитера!

Деревянная церквушка была почти пуста. Проповедь привлекла только стайку старух, пару монахинь да мамашу с мелюзгой. У остальных горожан нашлись дела поинтересней: бить и грабить себе подобных, собираться вдогонку за Избранным, чтобы с ним вместе ограбить еще кого-нибудь. Но отец Давид не питал неприязни к этим людям: он вырос бы таким же на их месте. Никто из людей не рождается хуже остальных.

— Кайр Мердок, я хотел бы послушать проповедь. Вам, возможно, будет скучно…

— Нет, отчего же, люблю церкви.

Северянин уселся на центральной скамье, потянул ноздрями благовония, поудобнее устроил клинок. Все в церкви оглянулись на него. Давид тихонько сел рядом. Когда прихожане отвели глаза, он показал проповеднику язык.

Здешний священник — невысокий, круглолицый, гладкокожий — оказался опытным человеком. Не только сохранил спокойствие, но даже не сбился ни на вдох:

— …лихие времена лишь укрепляют нашу веру, подобно тому…

Давид обратился во внимание. Столь опытный агент, как этот проповедник, не станет делать нарочитых знаков. Нужно следить во все глаза, иначе упустишь. Зато лидцы ничего не заметят. Кстати, вот и они: скрипнула дверь, раздались шаги в притворе. Давид не оглянулся, и без того знал: человек Хайдера Лида смотрит ему в затылок.

А священник вел дальше свою речь. Напоминал о вечной жизни на Звезде, взывал к совести прихожан, убеждал не пятнать бессмертную душу ради сиюминутного блага. Звучало иронично, если учесть набор слушателей: пара елейных праведных монашек, трое кайров — отпетых убийц, да полдюжины старух, заскорузлых, как дубовая кора. Тут нет ни одного человека, способного хоть что-то изменить в себе. Достучаться до них — все равно, что пробить стену замка детской погремушкой.

Впрочем, проповедник и не обращался к ним. Он говорил для единственного слушателя, выделяя значимые слова едва заметными сигналами: наклоном головы, движением пальца, шумным вдохом. Давид ловил сообщение по крупицам.

«Адриан понял нас и принес ценные дары: Предметы, людей, знания. Второй визитер находится в Первой Зиме. Идем туда вместе. Можем говорить с Предметами».

В горле у Давида стало сухо. Он сочувствовал каждому человеку на свете — в том числе, герцогу Эрвину Софии Джессике. Адриан объединился с орденом — то есть, Дарквотером и Шиммери. Лабелины и так были на его стороне. Их общая армия, оснащенная двумя Перстами и тысячами искровых очей, наступает на Первую Зиму. Конечно, ни Адриан, ни Леди-во-Тьме не будут сражаться с Шейландом, который тоже идет туда. Гораздо легче и полезней договориться с ним, выкупить либо выманить Абсолют. А вот Ориджины не представляют ценности, одну только угрозу. Они будут атакованы с двух сторон. На Первую Зиму обрушатся два удара чудовищной силы. Любой из них сотрет ее в пыль.

— О чем задумались, отче?.. Проповедь окончилась, айда на выход.

Давид не сказал: «Я думаю о том, как спасти вашего бедного герцога». Молча поднялся и пошел вслед за кайром, вот только забыл кое-что на скамье. У выхода собралась маленькая очередь. Давид вежливо пропустил всех, вышел за Мердоком — и тут же воскликнул: