— М-да, — выронил Джо.

Все верно, план разумен. Войско, отягощенное обозами, ползет слишком медленно, такими темпами кайров не настичь. А шаваны быстры и рвутся в бой — граф и применил их рвение. Но Джоакин об этом не был осведомлен, и Мартин тоже, судя по гримасе. Даже обидно: разве не мы двое — самые верные клинки графа? Почему же он скрыл от нас план?

— Странно другое, — сказал Оливер Голд, — в нашем арьергарде стоят закатники и беломорцы под общим началом лорда Рихарда.

— Ничего странного, — сказал Джоакин, довольный, что хоть это он понимает. — Где-то в лесах рыщут медведи Крейга Нортвуда. Рихард прикрывает нас на случай внезапного удара.

— Все верно, да только нынешним вечером граф переместил две роты закатников в центр и велел стеречь нашу пленницу. Более того, моя рота получила такой же приказ. И теперь, друзья, я пребываю в недоумении: нужны ли три роты, чтобы охранять одну девицу?

Мартин хмыкнул:

— Да никого не нужно. Ей хорошо в моей своре, бежать и не думает.

А Джоакин спросил:

— Так вы, капитан Оливер, пришли поделиться недоумением? Хотите обжаловать графский приказ? Я этого не одобряю.

— Отнюдь, сир Джоакин. Уж я-то знаю, как важно исполнение приказов. Есть у меня приятель — майор Тойстоун. Однажды он ослушался приарха Галларда и пошел не туда, куда был послан. В результате Тойстоун спас приарха — однако был разжалован и с позором проведен перед строем. Приказ, господа, это святое слово Праотцов, только из уст командира.

Джоакин угрюмо хлебнул ханти.

— Капитан, у меня тоже были приятели, которые кончили плохо. Мы станем тут сидеть до утра и травить байки, или скажете прямо: зачем пожаловали?

— Скажу, сир, коль прямота так дорога вам. Я пришел узнать, не было ли странностей в поведении пленницы? Не предвещает ли что-либо ее побег?

Путь от Уэймара до Лисьего Дола Иона София Джессика проделала в собачьей клетке, водруженной на телегу. Ее видели все, от крестьянина до бургомистра. Граф выставлял ее напоказ, как свидетельство своей силы и доброты. Иона предала мужа, но осталась жива и здорова — что это, как не милосердие? Любимая дочь Ориджина едет в клетке, и вся армия Первой Зимы ничего не может сделать. Что это, как не сила графа Шейланда?

Представление выходило на славу, потому Иону берегли. Над клеткой установили крышу от дождя, для спасения в холодные ночи пленнице выдали одеяло и подстилку. Собачью, конечно. Сдохла сука из своры лорда Мартина, хозяин пустил ее имущество в дело. Кормили пленницу костями. Это тоже придумал Мартин: она волчица, пускай жрет соответственно. Джоакин воспротивился было: клетка нужна для безопасности, но чтобы леди глодала сырые кости — это уж слишком! Как тут граф увидел трапезу супруги и умилился: «Проголодалась, душенька моя!» Погладил ее по голове, собственной рукой придержал косточку, чтобы жене удобней было грызть. С тех пор Иона делила рацион с собачьей сворой.

Как она реагировала? Тихо и покорно. Волчица хотела выжить. Когда-то в день поражения она вогнала нож себе в грудь, но с тех пор ее воля угасла. Иона оставила мысли о самоубийстве, не пыталась умориться голодом или перегрызть вены. Делала все, что требовалось: куталась в одеяло, смердящее псиной, обгладывала с костей кусочки мяса, лакала воду из миски. Мартин с Джоакином перемигивались:

— То-то же!

Иону держали в курсе новостей. Новости были такими, что грех не поделиться: Десмонд и кайры бегут без оглядки, Эрвин пропал, перед Шейландом все открывают ворота.

— Сударыня, — говорил Джоакин, — ваш муж свят и бессмертен. Праматери назначили его править миром. Теперь вы видите, как ошибались?

А Мартин бегал вокруг клетки с веселым лаем:

— Вуф! Вуф! Рав-ав-ав!

Волчица отвечала только Мартину: поскуливала, громко дышала, вывалив язык изо рта. Нельзя сказать, что она свихнулась. Искра рассудка теплилась в башке: хватало же ума испражняться в ведро и пить из миски, а не наоборот. И имена различала. Если говорили: «Эрвин», «Виттор», «Десмонд», «Аланис» — волчица скулила по-разному. Но все чаще она вела себя так, как не подобает здоровому человеку. Например, кусала себя за палец и слизывала с ранки кровь. Рычала на слуг, когда те забирали обглоданные кости. Отряхивалась после головомойки. К слову, теперь ее мыли редко: волчица чесалась от блох и вшей, прикасаться к ней было противно.

— Никаких странностей, капитан Оливер. Волчица как волчица, ничего особого.

— То бишь, нет перемен в ее поведении?

— Да какое поведение! — рассмеялся Мартин. — Она уже того… свет погас, закрылись ставни.

Наемник допил ханти и поднялся.

— В таком случае, господа, я должен вернуться к своей роте. Благодарю за угощение.

Мартин и Джо переглянулись.

— Надо проверить, милорд, — сказал путевец.

— Пожалуй, надо, — согласился Мартин.

Они обулись и пошли за капитаном.

Лагерь армии Шейланда напоминал толстую кишку. Нортвудские дровосеки, что промышляли в этих краях, старались валить лес как можно ближе к дороге — дабы проще вывозить. По обе стороны тракта тянулись полосы вырубки, почти очищенные от деревьев. Там-то и встало войско. В ширину лагерь занял ярдов двести, в длину — добрых полмили. Для защиты его окружили стеной из фургонов, дополнив кольями и щитами. В лес выставили дозоры, а на дороге расположились главные силы. Западный конец лагеря прикрывали закатники и кайры, восточный — альмерские и шейландские рыцари. Штаб и пленники, и склады находились в середке. Туда-то и зашагали друзья.

Уже стемнело. Повсюду цвели костры, приятно булькало в котлах, усталое войско готовилось к ужину и сну. У Джоакина урчало в животе, а голова туманилась от ханти. Он подумал: надо было музыканта взять, пускай бы бренчал по дороге. И волчица бы тоже послушала чуток. Она присмирела, можно и наградить… Подумать только — три роты на охрану! Зачем?! Там же, при штабе, еще и Перкинс со своими — то есть, всего четыре. И граф, и детки со своей обслугой… Сердце лагеря охраняется так, что даже ветер не сбежит!

Подошли, огляделись. Вот штабной шатер с вымпелами, вот личный шатер графа, вот детская палатка, вот и клетка на телеге. У каждого шатра часовые: блестит луна на шлемах, на лезвиях алебард. Тут и там костры, вокруг каждого — солдаты с мисками. Все тихо и мирно.

— Кто командир вахты?

Отозвался.

— Где граф?

— Ушел в арьергард, к лорду Рихарду.

Стало обидно. Граф не сказал о своих планах, послал Пауля в бой, еще и сам ушел. Будто Джоакин ему ни для чего не нужен! Захотелось тоже в отместку взять и уйти куда-нибудь.

— Извольте поужинать, милорд, — предложил вахтенный.

— Изволим! — Мартин выхватил из кармана ложку. — Джоакин, браток, идем к столу.

Однако есть расхотелось. С тоскливой ясностью Джо осознал: вот сейчас, в эту самую ночь, Пауль атакует Десмонда Ориджина — и, скорей всего, убьет. Решится судьба всего Севера! А мы будем сидеть и жрать, как свиньи…

— Лорд Мартин, — сказал Джоакин, — что если нам… сесть на коней и погнать следом за Паулем? Обидно же, коли волков побьют без нас! Пауль заберет себе всю славу!

Мартин уже сидел у котла с миской в руке.

— Сначала подкрепимся, выпьем, а потом о славе подумаем.

— Так Пауль ускачет, не догоним!

— И хорошо. Мне от него мороз по коже, ну.

— Но он победит кайров!

— Ты что, скучать по ним будешь?

Джоакин метнул главный козырь:

— Леди Лаура любит великих мужчин. Если Пауль одержит триумф, она станет его невестой, а не нашей!

Мартин вынул ложку изо рта.

— Ты точно говоришь?

— Клянусь вам! Лаура — такая барышня, которой нужны подвиги!

— Гм… Ну, дай пять минут. Быстро пожру, и айда в погоню.

— Не советую, господа, — обронил Оливер Голд. — В летнюю кампанию я и Тойстоун тоже гнались за северянами. К великому несчастью, догнали.

Мартин сверкнул глазами:

— Эй, ты не сравнивай! Вы кто — простые вояки, а мы — герои с Перстами!