— Я — его ближайший соратник и лучший воин. Если граф умывает руки, я сам построю план.

Теперь, став рыцарем, Джоакин отбросил лишний пиетет. Раньше он преклонялся перед Рихардом, считал величайшим воином Севера. Нынче же видел ситуацию трезво: Лед хорош как мечник и младший офицер, но зелен как полководец. Хорис и Флеминг гораздо опытней в стратегии. Но Лед — самый высокородный из командиров, и на этом основании мечтает получить главенство надо всем войском. Рихарду нужно проявить себя, говоря грубо — выслужиться. Джоакин глядел на него свысока: ведь сам-то Джо уже получил все, чего хотел, и не имел нужды выслуживаться.

Лед заявил:

— На западе отсюда — армия Крейга Нортвуда, а на востоке — мой отец. Вне сомнений, они готовятся ударить по нам с двух сторон. От Лисьего Дола до самого Ориджина — густые леса, пересеченные оврагами. Сотни мест, где можно укрыться от Перстов Вильгельма. Отец будет отступать, пока не заманит нас в хитроумную засаду. Мы увязнем в бою, а тем временем подоспеют медведи и атакуют с тыла. В лесу мы лишимся преимущества Перстов, а Нортвуды будут — как рыбы в воде. Если продолжим погоню за кайрами, получим поражение.

— Вы предлагаете остаться здесь? — спросил Джо. Было приятно наблюдать, как Рихард Ориджин тужится выглядеть умным.

— Повернем на запад, — сказал Лед. — Оставим в покое отца и двинем навстречу Крейгу Нортвуду. Он мчит сюда, очертя голову, забыв про осторожность. Налетим на него внезапно, атакуем и сожжем. Обезопасим свой тыл, а потом продолжим погоню.

— Хороший план, милорд! — согласился Доркастер.

— Славный план, — похвалил Флеминг.

А Джоакин не знал, хорош ли план. Это было вновь открытое им удовольствие: не знать лишнего. Не сушить голову, не размышлять без приказа, расслабить мозги и нервы. Все будет так, как решит величайший из людей.

— План хорош, если граф одобрит, — сказал Джоакин.

— Так езжайте к нему и доложите! — процедил Лед.

Джоакин Ив Ханна помедлил, чтобы сполна насладиться моментом. Неспешно сказал Рихарду Ориджину, наследному герцогу Первой Зимы:

— Невозможно, милорд. Граф играет с детьми и не велел беспокоить. Завтра доложу.

Избранный въехал в Лисий Дол утром следующего дня. Уж он умел обставлять свое появление! Не раз и не два видел это Джоакин, а продолжал восхищаться.

Предваряли шествие звуки церковного гимна. Могучий хорал доносился издалека и заставлял толпу горожан притихнуть. В суровой торжественности, с гимном на устах, под хоругвями с ликами Праотцов, проходили улицами монахи-вильгельминцы.

За ними следовали блестящие рыцари Альмеры — в полированных доспехах, на могучих конях под гербовыми попонами, с вымпелами на древках копий. Тяжелые всадники и пешие монахи воплощали два великих начала: силу и святость. Среди рыцарей была и леди Лаура — хрупкая, печальная, прекрасная в своем горе. Она будто бросала немой упрек злодеям, погубившим приарха.

За альмерцами двигались кайры Беломорья. Их появление несло радость и покой. В последние годы Нортвуд и Ориджин жили сравнительно дружно. Вражда Избранного с волками беспокоила медведей, но теперь все убеждались воочию: часть кайров — на стороне Шейланда. Значит, он бьется не со всеми волками, а только с Первой Зимой.

Потом на телеге, запряженной волами, проезжала клетка с узницей. Бледная девица в одеяле постоянно почесывалась и тупо глядела на мещан. Табличка на клетке гласила кое-что, грамотные мещане сообщали безграмотным: «Она предала мужа». Кто-то сказал бы: не подобает лорду выставлять семейные свары напоказ. Но Джоакин знал по опыту: вид наказанной изменницы вызывает радость у мещан. Великий Избранный кажется ближе и роднее: у него простые проблемы, знакомые многим мужикам. А унижение Ионы доказывает силу Виттора: этот никому не спустит, даже собственной жене. Сильная половина толпы приходила в возбуждение, мужчины показывали пальцами и говорили женам: «Так-то!»

И, наконец, появлялся сам Избранный. Он шел пешком в окружении стайки милейших детишек, улыбался во все стороны, приветливо махал рукой. Дивная одежда, сотканная богами, струилась по его телу. Чтобы показать свою чудесную способность, Избранный то и дело исчезал, а потом появлялся на новом месте. Горожане ахали, дети хлопали в ладоши. Многие гадали: не мираж ли он? Это живой человек во плоти, или какой-то призрак?.. Дабы развеять сомнения, граф возник прямо среди толпы и дал людям потрогать себя. Послышались радостные крики: «Теплый! Живой!»

За графом следовал лишь малый отряд гвардии, возглавляемый Мартином и Джоакином. Ни закатники, ни шаваны не показывались в городе: граф велел им оставаться вне стен. И эта недостающая часть армии поражала мещан особенно сильно. Избранный жжет только замки, щадит простой люд — этот слух ширился Нортвудом, опережая войско. Но каждый город замирал в ужасе при виде шаванов: а что, если граф не совладает с ордой? Вдруг степные головорезы сорвутся с цепи? До последней минуты страх не оставлял мещан — и утихал только в час парада, когда Избранный входил в город, оставив дикарей за стеной. Облегчение многократно усиливало восторг.

— Слава Избранному! Слава Избранному! — начинали кричать мещане. Не только потому, что видели графа, а и потому, что не видели шаванов.

То исчезая, то появляясь, Виттор Шейланд добрался до центральной площади и взошел на щитовое место — высокий помост по центру площади. Коренные нортвудцы весьма удивились бы, узнав, что в городах других земель Полариса не бывает щитовых мест. Как без него-то? Где же тогда выступать актерам, где править службу в большой праздник, где проводить кулачные бои и лупить плетками нерадивых жен, и морозить убийц ледяной водой?.. Это ж главная точка в городе, самая середка жизни! Туда и поднялся граф Шейланд.

На щитовом месте его уже ждали военачальники, а вокруг — толпы горожан. Около помоста собрались крепкие нортвудцы, чтобы вступить в армию Избранного: зима ожидалась голодной, а поход — прибыльным. Ближе к щитовому месту пробились и семьи с детьми: говорили, в свите Избранного мальцов ждет сказочное житье. Рядом стояли несколько женщин грозной наружности, поскольку прошел слух, что граф Шейланд ищет гувернантку.

Очутившись на помосте, Избранный тепло приветствовал своих соратников: каждого обнял и назвал по имени. Ответы вышли разношерстными. Несколько человек сказали: «Милорд», другие: «Праотец», а кто-то даже: «Странник». Граф поправил всех и заставил назвать верно: Избранный. Затем дружелюбно пожурил брата:

— Марти, я недоволен. Ты пропустил дежурство, моя душенька осталась голодной.

— Это… прислуживать я не нанимался!

— Служат слуги, дурачок. А ты нужен для контроля, чтоб ей не передали нож или напильник, или еще что-нибудь. Без тебя никто к клетке не подходит.

— Послушай, ну…

— Не ну. Три дежурства вне очереди. Сир Джоакин, проследи за выполнением.

Толпа зашумела: «Избранный, скажи слово!..» Граф повернулся к горожанам и исчез. Мещанам перехватило дух, повисла тишина. Возникнув из воздуха, граф Виттор заговорил.

Долгая речь взволновала горожан. Граф упомянул знамение, явленное в ложе Семнадцатого Дара. Еще тогда боги предупредили людей о приходе Избранника, но кучка вельмож рода Янмэй и Агаты скрыла правду на долгих двадцать лет. Графу пришлось вырасти над собой и овладеть силой Священных Предметов, чтобы бросить вызов этим знатным подлецам. Враги сражались, не щадя никого. Они стерли с лица земли половину Уэймара, погубили множество женщин и детей, вероломным ударом убили приарха Галларда и самого графа. Но Праматерь Ульяна даровала Виттору бессмертие, чтобы он вернулся в Поларис и очистил мир от скверны. Теперь на стороне графа — мудрость богов и непобедимое войско. Враги бегут без оглядки, и скоро будут разбиты. Весь мир сплотится под рукой Избранного, и больше никогда не будет войн!

Вот чем граф окончил свою речь:

— Я родился слабейшим из правителей земель. Мой отец был банкиром, мое графство — самое маленькое в империи, моя Праматерь стоит внизу священного списка. По нраву и воспитанию я ближе к мастеру гильдии, чем к Великому Лорду. Но все же боги избрали меня! Неважно, насколько ты велик и богат. Главное — иметь в душе веру и добро, тогда всего достигнешь. Раз получилось у меня — выйдет и у вас! Трудитесь и верьте — и добьетесь вершин!