Минуту спустя граф очутился в веселом круге детворы. Только мальчик в жилете хныкал:

— Вы ей поддаетесь… Так нечестно…

— Вот лопух, — хохотнул Мартин и крикнул брату: — Вит, кончай забавляться! Лед зовет на военный совет!

Граф наслаждался вниманием детей.

— Ну-ка, родные, кто это к нам пришел?

— Лорд Мартин и сир Джоакин!

— Что нужно сказать?

— Желаем здравия, лорд Мартин и сир Джоакин!

— Ну какой он вам лорд? Вы — моя семья, значит, он для вас — дядя Мартин. Спросите: зачем он пришел?

— Зачем вы пришли, дядя Мартин?

Младший Шейланд озадаченно крякнул:

— Это… я ж уже сказал. Лед просил найти тебя, есть новости о Клыкастом. Он идет на соединение с волками, а Лед думает опередить…

Граф только поморщил нос.

— Родные, хотите еще поиграть в прятки?

— Конечно, дядя Вит!

— Тогда скажите дяде Мартину, пускай ждет меня в городе.

— Урааа! Дядя Мартин, ждите в городе дядю Вита!

— Милорд, — вмешался путевец, — дело представляется серьезным. Впереди густые леса, которые позволят врагу…

— Скажите: до свидания, сир Джоакин.

— До свидания, сир Джоакин!..

Приятели переглянулись, отсалютовали графу и двинулись в обратный путь.

Виттор Шейланд начал собирать букет еще в Уэймаре — почти сразу, как нарек себя Избранным. Цветами служили дети. В каждом городке, пройденном войсками, граф отбирал и усыновлял одного ребенка. Удивительно быстро, почти без труда он заслуживал детскую любовь. Влиял и сказочный облик графа, и чудесная способность появляться ниоткуда, и мягкий ласковый голос. Мелюзга души не чаяла в дяде Вите, а он отвечал взаимностью. Нельзя было понять, что больше радует его: бессмертие или возня с детьми.

— Есть дела и поважнее пряток, — сказал Джоакин, отъехав далеко от графа.

— Брат живет в удовольствие, — возразил Мартин. — Он всегда хотел детей, но волчица не родила. Вот и уладил это.

— Война идет! Нужно сражаться, а не играть!

— Пхе, рассмешил. Враги убегают, мы их догнать не можем. Какие сражения?!

— Тут ваша правда, — с усмешкою молвил Джоакин.

Они выехали из рощи, и глазу открылась картина, вполне объясняющая бегство врагов. От рощи до города тянулась полоса земли, отвоеванная людьми у леса. Огневое земледелие, или как это в Нортвуде зовется. Сотни акров леса вдоль реки выжгли подчистую, чтобы удобрить почву золой и разбить огороды. На лоскутах плодородной земли выращивали репу, лук, бобы; держали свинарники, в окрестных лесах пасли хрюшек. Теперь от огородов осталась одна память. Всюду, сколько хватало глаз, стояли войска Избранного. Квадратные шатры шейландцев, круглые юрты шаванов, рыжие знамена Хориса и бело-красные стяги Флеминга. Табуны стреноженных коней, пирамиды рыцарских копий, скрип и скрежет оселков, дымки походных кухонь.

— Много нас, — сказал Джоакин.

— Даем жару, — отозвался Мартин и шумно втянул ноздрями воздух.

Близился обед. В котлах булькала каша, на вертелах крутились куски свинины, роняя в костры капли шипящего жира. Но среди запахов еды чуткий нос лорда Мартина выделил иной, еще более приятный аромат.

Лисий Дол темнел бревенчатыми стенами между рекой и лесом. Как и другие города Нортвуда, он открыл ворота без боя. Завтрашним утром Избранный торжественно войдет в Лисий Дол, чтобы озарить мещан своей благодатью. Едва уловимый запах горелой плоти источал не город, а баронский замок. Он стоял на мысу и издали напоминал башмак, оброненный в лужу. Ни один хвостик дыма пока еще не поднимался над ним, однако ворота стояли разинутыми, как беззубый рот старика.

— Думаете, шаваны уже там?

— Ага. Персты во всю работают.

— Как вы учуяли? Далеко же…

— Опыт!

Джоакин уважительно кивнул. Опыт имелся у обоих: они видели уже больше дюжины сгоревших крепостей. Но только Мартин умел по запаху определять момент, когда Персты начинают скоблить внутренности замка. Скоро над башнями встанут языки огня, и судьба крепости станет видна и Джоакину, и горожанам, что смотрят из-за своих стен. Страх и восторг — два орудия графа. Сперва он напоказ расправляется с лордом, превращает замок в пепел. А потом входит в город и раскрывает объятия простым людям, творит чудеса, ласкает детей. Всемогущество и доброта. Ярость и милосердие. Никто не устоит перед контрастом.

— Ваш брат — великий человек! — с чувством вымолвил Джоакин.

— А знаешь, я тоже детей хочу.

— Как граф?

— Ну, нет. Своих хочу, родных. И чтобы от хорошей девушки.

— Кто ж не хочет…

Джоакин вздохнул. Приятная, милая барышня — единственное, чего еще не дали ему щедрые боги. Все остальное уже получил сполна. С плеч ниспадал богатый рыцарский плащ, красовался герб: клинок, пронзающий сердце. На руке надежно сидел Перст Вильгельма, под седлом играл мышцами горячий жеребец. В кармане лежал именной хронометр — подарок графа; в другом — тугая пачка векселей. Джо не знал, куда девать деньги. От них не было толку: все, чего хотел, он получал бесплатно. Половину денег положу в банк, другую отправлю матери, — так он решил для себя. С жильем тоже определилось: граф даровал воину поместье на Торрее. А еще, в добавок, Джоакин возьмет себе дом в Первой Зиме. Когда падет столица Ориджинов, он пройдет по улице и выберет симпатичную избушку. Скажет графу — и тот сразу выпишет дарственную… Все в жизни шло на лад, лишь одного недоставало: милой, любящей девицы.

— У тебя в наличии трупоедка, — заявил Мартин.

— Нужна другая. Невинная, скромная, чистая душою.

При этих словах товарищи мечтательно закатили глаза. Их мысли о достойной девушке полностью совпадали, и даже имели общее воплощение. Стоило подумать об этом — как барышня сама показалась на пути!

Леди Лаура хранила самый строгий траур. Черная ткань покрывала ее тело от щиколоток до макушки. Лишь золотистые волосы выбивались из-под платка, да блестел платиной браслет на тонком запястье. То и другое будоражило мысли, заставляя мечтать о кладе, сокрытом под траурной чернотою.

— Наше почтение, миледи.

— Желаю вам здравия, милорд и сир. Не окажете ли любезность? Мне хочется попасть в город, но тревожно ехать мимо шаванского стана… Могли бы вы сопроводить меня?

За Лаурой уже следовала пара рыцарей, но кто они в сравнении с перстоносцами?

— С удовольствием, миледи. Почтем за честь.

Они пристроились по обе руки от Лауры, оттеснив альмерцев назад. Несколько вдохов сочиняли, как лучше начать беседу. Мартин завел свою любимую песенку:

— Миледи, позвольте узнать, ну, как вы относитесь к псовой охоте? В здешних лесах водятся вепри, а у меня — отменная свора. Могу вас пригласить, того… если изволите.

— Милорд, охота — забава мужественных людей. Боюсь, девичьи страхи станут вам обузой.

— Чего там бояться, ну! — Мартин отдернул рукав, обнажив Перст Вильгельма. — Если кабан выскочит на нас — я его вмиг!..

Для демонстрации он пальнул в небо. Конь Лауры шарахнулся от вспышки, девушка вскрикнула:

— Ай-ай!.. Видите, милорд, я не гожусь для охоты. Но вы так быстры! Ваша рука буквально мечет молнии.

Джоакин сказал с умудренным видом:

— Нет смысла охотиться с Перстом Вильгельма: зверь сгорит до костей. Настоящий воин убивает кабана мечом. Нужно разозлить вепря, чтобы помчал прямо на тебя, а в последний миг отскочить и снести ему голову. Вот это — подлинная отвага!

Лаура повернулась к путевцу:

— Ваш герб меня смущает, сир. Простите, если не права, но нет ли здесь второго смысла? Такой знак может носить не только храбрый воин, но и сердцеед.

— В этом и соль! — похвалился Джо.

Лаура не проявила восторга, а нахмурилась.

— Напрасно вы так сказали, сир. Меня пугают люди, чуждые целомудрия.

Мартин победно хихикнул и повернул в свою сторону:

— Ладно, миледи, пускай не собаки… хотя вы это зря, у меня такая милая свора! Одна Рыжуха чего стоит — умней половины солдат уэймарского гарнизона!.. Ну, а как вы смотрите на стрельбы? Завтра будет общая тренировка лучников и перстоносцев. Отработаем согласованность и разделение целей.