Мартин сказал:

— Нашел, о чем переживать! Скоро с Аланис такое будет, что эти царапины даже не вспомнятся. Вот смотри: сперва ей отрежут…

Джоакин сбежал, не дослушав.

Он пошел к алтарю и обратился напрямую к Праматерям. Попросил Юмин, хозяйку правосудия, оценить его поступок и наложить кару… Рядом случились братья вильгельминского ордена. Услыхав молитву, они вывели Джоакина прочь и сказали:

— В этой часовне хранится прах святого человека, которому Аланис Альмера принесла ужасную смерть. Если хочешь раскаяться в том, что обидел ее, — сделай это где угодно, но не возле праха ее жертвы!

Тогда Джоакин Ив Ханна пошел к тому, кто точно его осудит.

Леди Иона сидела в клетке, безучастно глядя в окно. Она могла видеть лишь прямоугольный клочок неба, однако не отводила глаз. Джоакин прочистил горло.

— Миледи, я сделал кое-что ужасное. Я мучил леди Аланис и хотел ее смерти. А теперь ее наверняка казнят.

Северянка не посмотрела на него.

— Вы слышите или нет? Я пытал вашу подругу!

Иона медленно кивнула:

— Вы пытали Аланис. Теперь ее казнят.

Голос звучал покорно. Ни упрека, ни злобы, ни ненависти — ничего, что желал Джоакин.

— Вы должны обвинить меня! Я поступил очень плохо. С вами тоже, если разобраться. Наверное, зря я вас бил.

Она качнула головой, произнесла с огромной усталостью:

— Вы не могли иначе. И я не могла. Никто не в силах ничего изменить.

Джоакин опешил. Волчица сдалась? Перед кем же мне каяться?!

— Миледи, хватит лицемерить! Если я злодей, то так прямо и скажите. Мне это нужно, понимаете или нет?

Она не успела ответить: в комнате возник граф Виттор. Повеяло холодком, сверкнули священные доспехи, засияла улыбка на лице Избранного.

— Душенька моя, пришел тебя проведать!

Видимо, он уже не раз навещал ее. Узница не удивилась чудесному появлению мужа.

— Ты очень добр…

— Как живешь, ненаглядная? Всем ли довольна? Хорошо о тебе заботятся?

— Чувствую себя прекрасно. Лорд Мартин и сир Джоакин внимательны ко мне. Ни в чем не ощущаю недостатка…

Слова лились монотонно и ровно, будто мелодия из музыкальной шкатулки. Граф приблизился к клетке:

— Ты умница. После бегства кайров твое поведение сильно изменилось к лучшему. Прости, моих объятий ты пока не заслужила, но можешь поцеловать руку.

Он просунул ладонь между прутьев, поднес к губам Ионы. Она не стала целовать, но и не отвернулась. Избранный провел пальцами по ее губам, затем погладил щеку. Лицо северянки не выразило презрения. Она терпела ласки с покорностью больного пса.

— Милорд, она сломалась! — выронил Джоакин.

— О, нет, теперь моя душенька полностью исправна… Постойте-ка, а что вы здесь делаете? Не время для дежурства.

— Я пришел… ну… Милорд, мне стыдно за мои поступки.

Граф отмахнулся с усмешкой:

— Опять вы за свое! Вот кому должно быть стыдно, а не вам, — он потрепал волосы жены и поморщился: — Грязнуля… Вечером устройте ей головомойку.

Потом случилось событие, которое лишь усугубило терзания Джоакина. Мартин ворвался к нему и потащил за руку:

— Чего сидишь? Идем во двор смотреть! Скоро ее вынесут!

Палачи работали с Аланис в подвале арсенала, поскольку там было просторнее. Теперь они окончили дело, и умирающую жертву должны были переместить в камеру нижнего круга темницы. Граф Шейланд всем желал благости и добра, а вид той, над кем потрудились экзекуторы, мог удручить людей. Потому граф приказал нести Аланис через двор, накрыв с головой, как покойницу. Пара угрюмых солдат вышла из арсенала с носилками в руках. Под мешковиной угадывались очертания тощего тела. По материи расплывались бурые пятна.

— Преставилась, сердечная, — сказал мастер Сайрус.

Однако она была еще жива. Из-под мешковины высунулась рука, пальцы вяло пошевелились, будто пытаясь нащупать что-то. На указательном сверкнул рубиновый перстень. Воспоминание хлестнуло Джоакина: «Мы реквизируем ваших коней!.. Получите оплату, жалкий человечек…» И тут он понял: надо снять материю, взглянуть ей в лицо и сказать: «Простите, миледи». Вот — настоящее искупление!

Джо оцепенел, не решаясь на такое, а Мартин толкнул его в бок:

— Эй, гляди, что он творит!

Путь солдатам с носилками преградил Пауль. Лед хотел отстранить его, но Пауль сказал:

— Дай минуту, лейтенант.

Ориджин кивнул и отступил на шаг, а Пауль склонился над Аланис и взялся за край мешковины. Нет, Джоакин Ив Ханна придумал себе непосильную кару. Он не решился подойти и попросить прощения. Он даже не смог смотреть. Едва Пауль отбросил край материи, Джо отвел глаза. О дальнейшем судил только по звукам.

— Святые Праматери, — выронил гробовщик.

— Хорошенько отделали! — восхитился лорд Мартин.

Пауль зашептал нечто. Джо не смог разобрать ни слова, но был почти уверен: в шепоте звучала нежность. Потом Мартин воскликнул:

— Эй, ты чего, нельзя целовать!

И Сайрус буркнул:

— Непорядочек…

Аланис издала тихий стон.

— Довольно, командир, — сказал Лед не то с сочувствием, не то с уважением.

Хлопнула ткань, заново накрыв жертву (хотя в этом уже и не было смысла). Джо решился взглянуть. Солдаты тащили носилки ко входу в темницу, Лед шагал за ними следом. Рыжая шаванка держала Пауля за руку:

— Гной-ганта, она не стоит твоей печали.

А Мартин спросил Джоакина:

— Я не разобрал: он ее лизнул или укусил? Ты видел, а?

— Дорогая леди Лаура, я понимаю, сколь мелко звучат мои слова. Тому, кто не испытывал подобного, не дано понять, как глубоко ваше горе. Однако все же позвольте мне выразить соболезнования.

Напротив графа Шейланда сидит юная вдова приарха. Черный наряд делает ее мучительно прекрасной. Нежное личико сияет белизной среди траурного мрака, пара золотых локонов выбивается из-под платка.

— Милорд, это я должна соболезновать вам. Вы приняли столь же страшную участь, как и мой бедный супруг! Лишь благодаря чуду воскрешенья мы имеем счастье беседовать. Преклоняюсь перед вашим мужеством и силой духа.

— Миледи, мне неизвестны причины, по коим боги выбрали меня. Любой скажет: ваш муж имел стократно больше поводов быть избранным. В сравнении с ним, я — бледная тень.

Лаура роняет слезы — похвала в адрес любимого напоминает ей об утрате. Лаура благодарит графа за то, как он воздал убийце по заслугам.

Стоя в позиции почетного стража — за левым плечом графа — Джоакин думает о своей вине и жажде искупления. Но если б не муки совести, он пожирал бы вдову взглядом.

— Леди Лаура, — говорит граф, — после пережитого ужаса вы наверняка хотите вернуться домой, к семье, и найти утешенье в объятиях близких.

— Вы правы, милорд. И не только усталость влечет меня назад в Алеридан. Дедушка прислал письмо, где сообщил о беспокойствах в Альмере. Графиня Дэйнайт и граф Эрроубэк противятся власти дома Фарвей. Дедушка просит меня вернуться и заявить о своих законных правах герцогини Альмера.

Граф Шейланд вздыхает:

— Тяжелое бремя власти легло на ваши юные плечи… Тем сложнее мне говорить то, что должно быть сказано. Я вынужден просить вас об услуге: останьтесь с нами, примите участие в священном походе на Первую Зиму.

Лаура медлит, платочком убирает слезу со щеки.

— Мой любимый восхищался вашей готовностью сражаться со злом, даже столь могучим, как дом Ориджин. Но я — слабая девушка, раздавленная несчастьем. Как я смогу помочь?

— Дорогая леди Лаура, ваше влияние очень велико. С вами прибыли два батальона: рыцарский и монашеский. Командиры обоих признают вас законной герцогиней Альмера. Если вы уедете, очевидно, уедут и они. Но дело не только в потере военной силы. Монахи ордена Вильгельма высоко ценят вас. Они помнят, что в последние минуты жизни святой мученик Галлард спасал вас от гибели. Он отошел, но вы живы благодаря ему. Монахи видят в вас продолжение приарха. Коль вы останетесь, они полностью уверуют в святость моего дела — и сообщат сию веру другим монашеским орденам.