— Осторожно, могут быть пиявки, — предупредил Эрвин.
— Дно грязное, фу! — Тревога сделала пару шагов, утопая в иле. — Тебе понравилось, да, дорогой?
Эрвин не стал спорить:
— Этот гад заслужил свою судьбу. Он дрался за обладание Перстами. Убивал людей, чтобы получить возможность убить еще больше.
— А в чем разница между ним и тобою?
— Я не хочу убивать. Перст нужен мне только для защиты от таких, как он.
Альтесса подобрала подол и вошла глубже в реку. Вода обласкала ее стройные бедра.
— Вот и чудесно. Ныряй ко мне!
Эрвин хмыкнул:
— Нравоучения окончены?
— Мне очень приятно… — она присела, окунув в теплую воду низ живота, — …видеть тебя в душевном покое, лишенным сомнений. Я так люблю… — платье намокло, облепив ее голое тело, — …уверенных в себе мужчин!
Шрам, подошедший для доклада, не мог видеть Тревогу. Ее непристойные игры в реке не сбили его с мысли:
— Милорд, это хорошая деревня! Мы нашли все необходимое: провиант, снадобья, бинты. Вдосталь вина, сыра, молока, мяса…
— Дорогой, не отвлекайся, ты любовался мною, — альтесса погладила свою мокрую грудь.
— Есть даже мед, милорд! Оказалось, у них имеется пасека.
— Даже мееед… — протянула Тревога.
— Кроме того, несколько шаванок вполне пригодны. Люди просят позволения, милорд…
— Да, любимый, позволь им! И себе тоже!
Эрвин бросил насмешливо:
— Агатой клянусь, там точно есть пиявки. Заплывут тебе в…
Он осекся, глядя поверх головы альтессы на дальний берег. Оттуда донесся разноголосый шум. Группа чумазых шаванских детишек возникла будто из воздуха. Только что их не было — а теперь скользят по траве и вбегают в воду, а за ними шагают иксы Хайдера Лида, командуют:
— Не мельтешить! Перейти реку, построиться. Кто побежит — пристрелим.
— Откуда они взялись?.. — Эрвин прищурился, разглядывая берег.
Он состоял из узкого травянистого пляжа, за которым поднималась круча. Невысокая, всего ярдов пять, но даже с такой высоты дети не стали бы прыгать. Как они очутились у кромки воды?..
— Милорд, смотрите, где прятались, — указал Шрам, чей глаз был острее. — Там ложбинка между холмов, а перед ней кусты, вот мелюзгу и не заметно. Лидские Волки молодцы, что нашли.
И правда: чуть северней деревни крутой дальний берег прорезает щель. Должно быть, там течет ручеек, он и питает густые заросли, которые совсем прячут ложбину от взгляда. Однако она достаточно велика, чтобы вместить дюжину детишек…
Эрвин обернулся и окинул взглядом деревню. Местные жители лежали носами в пыль. Иксы Шрама бойко потрошили избы, снося добычу в тень амбара. Из конюшни выводили лошадей, придирчиво осматривали, подбирали себе заводных. А надо всем движением вставали двумя зубьями дозорные башенки. Они имели ярдов по десять высоты. Дальний берег Ройданы, поднятый на пять, вполне просматривался с них…
Герцог сказал:
— Капитан, вы спрашивали, как поступить с шаванскими девицами. Слушайте мой приказ. Соберите вместе девушек и детей — и отпустите. Пусть идут вдоль реки на юг. Миль через десять встретят ганту Ондея, он позаботится о них. Пусть передадут Ондею следующее: герцог Ориджин предлагает мир.
* * *
Два дня войско северян стояло на месте. Кайры вытрясли из деревни все — и устроили настоящий пир. Пелись песни, лилось вино, пылали костры, мясо капало жиром в огонь.
Раненые бойцы получили долгожданные снадобья. Правда, как принято в медицине, зелья не принесли пользы, зато благотворно сказалась сама стоянка. Раненых уложили в покое и прохладе, дали вдосталь воды, переодели в чистое, перевязали свежими бинтами. Многим стало легче от этого, к вечеру второго дня они нашли в себе силы выйти к общему столу. Лишь Гордону Сью сделалось хуже, он метался на грани между жизнью и смертью.
Чтобы местные жители не мешали пировать, их изгнали на дальний берег Ройданы. Под наблюдением двух десятков кайров они строили укрепления: копали рвы и насыпали валы. Герцог давал один шанс из сотни на то, что ганта Ондей примет мирное предложение. Шаваны считают Ориджина слабым. Шаваны беспощадны к слабости врага, потому будет бой. Как бы ни хотелось обратного — будет.
Герцог планировал оборону на дальнем, высоком берегу реки. Один вал строили прямо на краю прибрежной кручи, другой — в трехста ярдах за рекою. Заняв позицию между валами, можно было держать круговую оборону. Эрвин регулярно поднимался на стрелковую башенку и смотрел через реку за земляными работами.
Дюжина шаванов и шаванок осталась в деревне: прислуживать северянам и готовить еду. На их глазах кайры опустошали амбары и погреба, выгребали все запасы. Давным давно, еще только вступая на земли Южного Пути, Эрвин дал себе одно обещание. Никогда прежде не было так трудно соблюсти его, как сейчас, но слово дворянина есть слово дворянина. Он собрал старших шаванов во главе с кузнецом, на их глазах заполнил вексель, поставил личную печать. Вручил кузнецу со словами:
— Мой вексель примут к оплате в любом банке центральных земель. Сумма с лихвой покроет ваши убытки. Не смей оставить ее себе, а раздели со всей деревней.
Бершан с женой и сыновьями передали вексель друг другу. Затем и другие шаваны потянули к нему руки. Мало кто умел читать. Многие просто глядели на отпечаток герба, пока жена кузнеца испуганным шепотом повторяла сумму. Одно за другим лица шаванов наполнялись страхом. Кузнец уставился на Эрвина с видом отчаянья. Иксы ухмыльнулись так, будто услышали тонкую остроту.
— Что с ними всеми?.. — спросил Эрвин у альтессы.
— Ты поступил весьма изящно, милый. Сдержал слово, расплатился за грабеж — а потом вырежешь деревню и вернешь себе вексель.
Тревога знала: деваться некуда, рано или поздно шаванов придется перебить. Ведь они видели тайну.
Готовое Орудие представляло собой устройство из древесины, железа и человеческой плоти. К прочному стулу, укрепленному брусьями, был привинчен пленник. Ножки стула имели такую форму, что допускала установку и на землю, и на спину лошади. Голова и левая рука пленника сохранили свободу движений — чтобы он мог самостоятельно питаться. А правую руку намертво прикрепили к системе из рычагов и шарниров. С помощью рычагов стрелок мог нацелить руку Орудия в нужную сторону и даже зафиксировать, если потребуется. На случай неповиновения в черепе Орудия остались вкручены винты.
Возник вопрос: кого назначить стрелком? Кайры из Лидских Волков, которые обрабатывали пленника, были отменными дознавателями и диверсантами. Но тут требовался надежный человек с острым глазом и тактической смекалкой. Эрвин собрал на совет офицеров.
— Для управления Орудием нужен опытный стрелок.
Ротные командиры осмотрели Орудие, поводили Перстом, убедились в легкости использования. И впали в странное замешательство. Минуту, вторую никто не нарушал молчания. Первым высказался Хайдер Лид:
— Советую вам, милорд, отдать Орудие в другую роту. Место Лидских Волков — в тылу врага, а эта штука должна работать на фронте.
Тут же заговорил Шрам:
— Милорд, я командую ударной ротой, мы хороши для конной атаки. А Орудие лучше бы оставить позади и стрелять издалека. Оно не для нас.
Фитцджеральд из вымпельной роты сказал:
— Я слишком молод, чтобы принять такую честь. Капитан Гордон Сью заслуживает этого. Пока он хворает, я не посмею.
Уловив закономерность, герцог повернулся к Айсвинду:
— А вы, барон, на каком основании откажетесь?
— Я скажу правду, милорд. Стрелять Перстом по людям — тяжкий грех. Мы звались святым воинством и бились против еретиков, но теперь сами уподобляемся им.
— Перст Вильгельма не в наших руках. Как вы можете видеть, его носит некий шаван.
— Подвластный нашей воле. Если всадник растопчет человека, спрос с наездника, а не с коня.
Эрвин нахмурился:
— Господа, мне тоже это не по душе…
— Неправда, ты в восторге! — шепнула альтесса.