— Да. А ты?

— Запросто.

— Чем заплатил?

— Дал рукавицы в заложники, потом выкуплю. Но сохранил вот полтинку, — Джош показал половину агатки на голой ладони.

— И у меня кварта. Попробуем сторговаться.

Вместе подошли к третьему писарю. То была барышня, Марек даже слыхал о ней: Сельма Художница — так ее звали. Сама рисовала открытки, сама же подписывала. Говорят, открытки у нее — лучшие в городе, потому что запрошлым летом Сельма ездила в столицу, ходила в галерею с картинами и там запомнила все самое красивое, а теперь из памяти повторяет.

— Как могу величать вас, судари? — Сельма благодушно подмигнула им. — Какие сюжеты желаете для подарка своим дамам? Быть может, полет Мириам? Лань под луною? Сердце Эмилии?..

Марек обошел вопрос об именах.

— Боюсь, на рисунок нам не хватит денег. Простите, сударыня, имеем вот только три кварты. Напишете пару строк на дешевой бумажке?

Сельма тут же утратила задор. Слова без рисунков были ей так скучны, что она настрочила записку быстро и без вопросов, лишь бы отвязаться. Друзья оставили монетки и отошли в сторону, держа заветную добычу: три конвертика.

— С кем бы передать бургомистру? — задумался Джош. — Кажись, я его видел там, возле кукольника. Иди глянь, есть ли с ним какой-нибудь слуга.

— Погоди, дай рассмотреть получше!

Марек отнял конверты, открыл один, достал листок. В этот миг остро вспомнилась несбыточная мечта. Если ты судья, то, наверное, каждый день получаешь такие вот конверты. Ломаешь печати, вынимаешь бумаги. Глядишь — и понимаешь, что написано. А написана там чья-нибудь боль: того обвиняют в убийстве, у того отнимают землю, эту барышню продают замуж за негодяя… Ты читаешь, и где-то не можешь помочь, а где-то — можешь. Берешь чистый лист и пишешь: «По статье такой-то закона такого-то — не имеют права! Передайте мое письмо вашему лорду, и больше вас не тронут». Вот так: прочел, написал — и спас человека. Это тебе не подметку прибить! Если бы я только…

— Эй, держи! — крикнул Джош, но опоздал.

Порыв ветра смел листок с ладони Марека, швырнул на два ярда и налепил на ходулю скомороха. Тот шагал по ярмарке, и Марек кинулся следом. Растолкал детвору, спешившую за ходульным, рванулся, почти догнал — но что-то мелкое бросилось под ноги. Марек споткнулся, мелкое злобно тявкнуло, он чуть не упал, схватился за ходулю, выпрямился — листка уже нет! Где⁈ Марек заметался — влево, вправо, детвора, колбаски, снежная плакса, медведь с бубном… Огонь под котлом! О, боги, только не в огонь!..

— Это ищете, сударь? — раздался насмешливый девичий голос.

Марек глянул — и разинул рот. Девушка была изумительно красива. Красива так, как бывает лишь дворянская дочь, и лишь морозной зимою. За высоким воротом лица почти не видать — румянец на щечках да блеск в глазах. Шубка искрится дорогим мехом, пламенеют сапожки и рукавички, сияют узоры на подоле юбки. И вся фигурка — ладная, стройная, гордая, подбородочек кверху…

— Эзэ… ммм… да, миледи. Пожалуйста…

Марек протянул руку, но девушка отдернула листок и заскользила глазами по строчкам. Марек не посмел выхватить записку из рук столь красивой барышни. Только жалостно проблеял:

— Не читайте…

Она даже не моргнула. Джош подоспел в тот миг, как она дочла последнее слово и рассмеялась.

— Так вы украли елку у…

— Тиш-шше, миледи! — взмолился Марек.

Она милостиво понизила голос:

—…вы украли елку у епископа?

Откуда⁈ В первой записке было про кражу, а в третьей — про епископа. Она читала лишь одну!

— Как вы узнали⁈

— Полноте! У кого еще есть елки, кроме его преподобия?

— Хм. Ну, да… Пожалуйста, миледи, верните записку.

Девушка будто не слышала просьбы.

— А зачем вы украли елку?

Марек подумал: она утолит любопытство и отстанет. Толкнул Джоша в бок, тот нехотя рассказал про Молли Сью и испытание чувств. Глаза дворяночки заблестели еще ярче, интерес полыхнул с новой силой.

— Как мне увидеть эту счастливицу Молли Сью? Какова она из себя? И где же елка?

Джош ответил, что Молли, возможно, здесь, на ярмарке, но к ней без елки нельзя идти. А елка осталась в саду епископа — друзья отвлеклись на важное дело.

— Да-да, что-то было про дельце… — к счастью, красотка не стала копать глубже. — Значит, после дел вы снова пойдете за елкой?

Джош и Марек не думали об этом. Но если все же подумать, то отчего нет? С записками почти окончено, а ночных часов еще много впереди. И теперь в саду уж точно не будет асассина — ведь он готовится к убийству, а не елки стережет.

— Пойдем.

— Хочу с вами.

Друзья опешили.

— Э… это зачем, миледи?

— Я хочу.

— Там опасно!

— В саду у епископа? Ах, бросьте!

— Мы… мы не можем вас взять! Это дело… не девичье!

Она поморгала:

— Значит, не можете?

— Никоим образом! — Джош рубанул ладонью воздух.

— Что ж… — дворянка поискала глазами. — Констебль, позвольте на минуточку!

Страж порядка, дежуривший на ярмарке, услышал и двинулся к ней.

— Что вы делаете⁈ — прошипел Марек.

— Двое негодяев грабят служителя Церкви. Я не могу оставить это так!

— Ладно, ладно, идемте с нами! — замахал руками Джош.

— Констебль, простите, я обозналась.

Едва подданный шерифа отошел, Марек потянулся за запиской.

— Сейчас быстро передадим ее по адресу, а потом двинем за елкой. Ждите нас у…

Девушка округлила глаза, удивленная до крайности.

— Вы решили, я отдам вам записку⁈ О, нет, не надейтесь! Получите ее, когда украдем елку, и не раньше.

— Но…

Она обернулась вслед констеблю и прочистила горло.

— Хорошо, мы согласны! — воскликнул Марек.

Джош зашипел на него:

— Ты что делаешь⁈

— Только полночь была. До рассвета часов семь. Успеем и за елкой, и предупредить.

Джош посчитал время, шевеля губами. Полчаса до сада, полчаса там, полчаса назад — к двум ночи вернемся. Вроде, да, успеется… Ладно.

Друзья двинулись к выходу с площади, но дворяночка вместо следовать за ними зашагала туда, где переминались мохнатыми ногами запряженные лошади да увальни-извозчики кутались в тулупы.

— Желаете пешком, судари? Как вам угодно, я жду у сада.

Она сунула монетку извозчику и уселась в сани. Девушка раскинула руки, заняв все высокое сиденье. Когда друзья подоспели, им осталась только низкая лавочка, предназначенная для слуг. Все лучше, чем топать на своих двоих. Они запрыгнули, сани тронулись, скрипя полозьями, звеня бубенцами в лошадиной гриве. Скользнули мимо торговые лотки, веселые люди, пляшущий медведь. Помчалась улочка, смеясь размалеванными окнами.

И Джош, и Марек — чего скрывать — глазели на дворяночку. Когда еще увидишь такую вблизи! В сапожную мастерскую она не придет — пошлет служанку. На лодке джошева отца не поедет — у ее семьи, поди, и лодка своя, и корабль. Вот разве на ярмарке встретишь, да и там — в кутерьме, среди верчения… А тут вот — прямо перед носом! Если иметь очень много смелости, можно вытянуть руку и дотронуться!.. Марек не был аж таким смельчаком, но все ж и не последним трусом, так что он набрался храбрости и спросил:

— Миледи, о чем вы мечтаете?

В этот раз спросил не затем, чтобы сказать самому, а по правде интересно было. Но красотка лишь усмехнулась:

— Мечтаю иметь такую силу, чтобы щелкнуть пальцами — и всякий любопытный мальчишка сразу язык проглотил.

— А я мечтаю вот о чем, — вмешался Джош, да осекся — не выбрал, сказать про арбалет или баржу, и чем приукрасить.

— Знаю, о чем вы мечтаете, сударь, — хихикнула дворяночка. — О поцелуе под еловыми ветвями! Счастливица ваша Молли Сью.

Джош пошевелил бровями.

— Угу…

— А скажите, если б Молли дала вам посложнее испытание — все равно бы выполнили?

— Ну… Мы сперва думали податься в рощу за десять миль. Это, знаете, полночи идти, а там еще лесники с топорами.

— А если бы не десять миль, а сто — поехали бы? Каков ваш предел, сударь?