И для преодоления этого очень важного психологического дефекта следует разработать специальный комплекс мероприятий по созданию и постепенному внедрению в сознание человечества доступной для восприятия и понимания большинства людей для начала трехпозиционной, а не бинарной модели произведения оценок и принятия решений. Что должно будет резко снизить возможность манипулирования людьми и повысить одновременно и вариативность, и устойчивость развития человечества как Разумной системы.

И, наконец, очень важен факт, который часто упускается из вида: соперничество нас обезличивает. Ведь соревнование может существовать только в тех условиях, когда все признают одинаковые ценности и стремятся к одинаковым целям по одинаковым правилам. Это приводит к тому, что индивидуальность отодвигается на второй план, от чего, естественно, страдает и творческая активность. Творческая активность по сути своей предполагает неодинаковость людей, оригинальность их мыслей и готовность ставить под сомнение целесообразность уже принятых ранее решений. Не удивляет и то, что соперничество разжигает конфликты. В случае постоянной конкуренции мы имеем дело не с мужественными героями, а с осторожными, послушными людьми. Если же человек придерживается ценностей, которые выходят за пределы безличности, тогда он обычно весьма скептически относится к идее соперничества.

Инстинктивно люди, как правило, чувствуют, что соперничество в принципе своем - нечто неестественное. И все же принимают участие в нем снова и снова - ведь многие виды деятельности построены по образу и подобию процесса соревнования. И нам достаточно сложно отстраниться от этого, поскольку этот принцип проник повсюду в нашу жизнь. Отсюда развиваются конкурентные убеждения, которые к тому же поощряются на всех уровнях. Но существует и другое объяснение. Мы начинаем соревноваться в надежде разрешить глубоко скрытые сомнения в наших собственных возможностях, повысить свою самооценку. Победа над соперником формирует у человека иллюзию повышения своей самооценки как в собственных глазах, так и в глазах других. Желание быть лучше других, успешнее, умнее, любимее - все это лишь компенсация отсутствующей уверенности в себе. Конечно, у всех людей есть врожденное желание развивать свои способности и таланты, самосовершенствоваться и самореализовываться. На это указывал известный психолог Абрахам Маслоу. Но некоторые только тогда чувствуют себя комфортно, когда им удается превзойти других, и это желание не имеет ничего общего с самосовершенствованием. В этом случае любая деятельность связана с напряжением сил, потому что на карту поставлены не просто успех или неуспех, а самоуважение. Так тщеславие и честолюбие приобретают характер мании. Когда честолюбивые люди попадают в ситуацию, где нет возможности соперничать, они испытывают большой дискомфорт. Многие трудоголики в первую очередь так много работают из-за своего стремления к конкуренции, которая нужна им как воздух. Они впадают в недовольство и раздражение, когда по каким-то причинам не могут доказывать свое превосходство над другими.

В нашей культуре соперничество является наиболее широко распространенным способом компенсации страха оказаться несостоятельным. Но, как это ни парадоксально, опасения по поводу собственных возможностей вовсе не зависят от того, насколько успешны мы в реальной жизни. Не только неудачники, бедные или слабо одаренные сомневаются в себе. Многие исключительно успешные люди испытывают сомнения в собственной значимости. Почему это так - ответ найти непросто. Важную роль в этом играет некоторая духовная несостоятельность, связанная прежде всего с отсутствием некоей внутренней веры.

Есть еще одна причина, почему соперничество не может повышать самооценку. Во время соревнований мы ставим нашу жизнь в зависимость от каких-то внешних условий: от судей, от успеха или неуспеха. Когда же мы ни с кем не конкурируем, то испытываем совершенно иные чувства. Работая вместе с другими, мы чувствуем себя увереннее. Если у нас есть выбор, то обычно мы избегаем ситуаций, в которых присутствует элемент соперничества и возможность проиграть. Как правило, мы стараемся избегать и чересчур честолюбивых людей. Зависть во многом есть изобретение человеческого общества. Люди мечтают о признании, внимании, любви - и соперничество дает им иллюзию того, что в нем определяется, кто достойнее всех этих благ. Те, кто проигрывает в этом соревновании, не могут воспринимать успехи других иначе, чем с завистью. Мы завидуем всему, чем обладает победитель. А зависть легко переходит во враждебность, презрение и ненависть. Мы ненавидим тех, кто более успешен, кто получает больше денег, больше признания, и втайне желаем победителю поражения. Если же мы принадлежим к избранным, то есть к победителям, которые по своему положению или способностям стоят на верхних ступенях, то легко культивируем в себе презрение к хроническим неудачникам. Мы говорим себе, что они и не заслуживают лучшего, что они прирожденно слабы духом, что они сами виноваты в своем поражении. Эта заносчивая позиция избавляет нас от вопросов о справедливости существующего положения вещей, и от забот по смягчению условий конкуренции в обществе. Таким образом ситуация все усугубляется. А используют такое положение общества современные тайные правители мира. Которым таким образом удается успешно тормозить высвобождение и дальнейшее повышение творческого потенциала человечества. И продолжать управлять им посредством манипуляций и прямого давления.

А как же в этом случае обстоит дело со столь распространенной сейчас теорией эволюции? Мы часто полагаем, что борьба за существование приводит к выживанию наиболее приспособленных видов. При таком понимании обусловленная культурой конкуренция проецируется на природу, так что можно сказать, что в основе этого подхода лежит типично "антропоморфный" принцип мышления. Князь Петр Кропоткин (1842-1921), известный теоретик анархизма, усиленно подчеркивал, что биологи преувеличивают роль конкуренции между особями. В своей известной книге "Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса" (Петроград - Москва, 1919) он детально описал механизм коллективной деятельности у животных. Указав на то, что замена соперничества взаимной поддержкой способствует продолжению вида. И приведя много случаев, когда организмы добиваются успеха благодаря сотрудничеству. Сегодня мало кто помнит Кропоткина, но эта его мысль с годами приобретала все больший вес. А уже современный биолог Стефан Джей Голд убедительно доказал, что процесс эволюции по своей структуре вообще не нуждается в таком принципе как соперничество.

Любопытный взгляд на эту проблему мы встречаем в сравнительной антропологии. Все чаще и чаще исследователи культуры первобытных народов склоняются к мысли, что первобытные люди смогли выжить прежде всего благодаря своей способности и готовности действовать сообща, а вовсе не благодаря агрессии, использованию орудий труда или объему головного мозга. В отличие от приматов, в ранних человеческих обществах активно использовался принцип групповой деятельности, для них очень характерной была готовность "поделиться своими ресурсами". В 30-е годы Маргарет Мид убедительно показала, что первобытные общества, сохранившиеся до сих пор, отличает высокая способность и готовность к групповой деятельности. К похожим заключениям пришла и футуролог Райн Айслер. Это же прямо следует и из теории антропогенеза Поршнева.

Следует отметить, что чем больше моментов соперничества мы в своей жизни видим и переживаем, тем сильнее развивается у нас потребность в победе над другими, и наоборот, привычка действовать в команде позволяет нам обходиться без ощущения превосходства. Известный спортивный психолог Терри Орлик, один из основателей теории кооперативных игр, исследовал отношения между детьми, игравшими в кооперативные игры в период с дошкольного возраста по второй класс школы. Он обнаружил, что дети предпочитают как раз такие игры: две трети мальчиков и девочек в возрасте десяти лет охотнее играют в игры, в которых никто не проигрывает, чем в те игры, в результате которых выявляются победитель и проигравший.