— Стой! Куда?!

Кого увидел Антон, Иванов не понял. Для него темнота выглядела обычной темнотой, в которой без фонарика можно бродить только наощупь. Потому оставалось лишь надеяться на напарника, оперативно перескочившего в нематериальную ипостась и, не разбирая дороги, мчащегося во всю прыть к арке сквозь оградки, кресты и надгробия.

Для неподготовленного человека — зрелище сродни приличному блокбастеру из давно пережёвываемой темы о паранормальном.

«В кино, что ли, Швеца отдать? На спецэффектах озолотимся» — промелькнуло в инспекторской голове, почти сразу вылетая куда-то ввысь под истошный, преисполненный охотничьего азарта, вопль:

— Серый! На тебя бежит! Лови!

Фонарик, имевший в качестве бонуса свойства полицейской дубинки, образцово погас, едва палец хозяина дотронулся до кнопки. Он при таких раскладах только мешал, заставляя зрение инстинктивно фокусироваться на ярком круге искусственного света и этим контрастом очерняя мир вокруг.

— Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте(*), — перевирая мотив, пропел в нос Серёга, пристально щурясь.

Да, ночью его человеческое зрение оставляло желать лучшего, однако дополнительная возможность, дарованная Печатью Департамента Управления Душами, позволяла без особых усилий различать ауры как живых, так и не очень. Время суток на эту опцию никак не влияло.

Трюк сработал штатно. Прямо на него, с поразительной скоростью, петляя и подпрыгивая, мчалось нечто ростом «метр с кепкой в прыжке», с никогда ранее невиданной аурой. Серой, с внутренней подсветкой. Будто лампочку цементом обмазали и в патрон вкрутили.

Не делая резких движений, чтобы не выдать своих талантов бегущему, инспектор приготовился перехватить ночного спринтера. Для устойчивости плавно сдвинул ногу назад, переместил фонарь в левую руку, позволяя корпусу съехать по ладони. Центр тяжести увесистого прибора послушно сместился вперёд, превращая безобидный, по сути, светильник в ударно-дробящее оружие.

Теперь оставалось решить — метнуть фонарь в бегуна или без особой зауми треснуть им по тому месту, где обычно у разумных находится голова.

Упражнения со служебной меткой временно откладывались, в силу неудобства применения.

Печать теплела, предчувствуя свою скорую необходимость, но не проявлялась. Она готовилась для самого последнего, финального момента задержания. Нечисть её чувствует, нечего пугать раньше времени.

— Остановись! — нагнетал Швец, совершенно позабывший о возможностях прямой телепортации и стремительно отстававший от неизвестного... ной...

Не поймёшь.

Убегающее существо, похоже, неплохо видело в тёмное время суток, потому что начало плавно забирать по дуге, надеясь без особых тактических хитростей оббежать Сергея с левой стороны.

Парня тянуло рвануть наперерез, однако он, вместо этого, казалось бы, правильного поступка, приоткрыл удивлённо рот и состроил придурковатую физиономию. Вроде как не понимает, в чём дело и что от него требуется.

Сработало.

Низкорослое нечто, оценив ситуацию и считая догоняющего Антона большим злом, чем глуповатый растяпа перед кладбищенской аркой, не стало мудрствовать. Соблюдая дугообразную траекторию, оно вознамерилось пронестись менее чем в метре от инспектора, полагаясь на изрядную скорость, усиленную собственной невидимостью.

И просчиталось. Математически точно подгадав момент, стоявший до этого расслабленным Иванов повернулся к спринтеру-одиночке и нанёс выверенный удар фонариком сверху, приправив выданную плюху подачей с ноги.

Охнуло, точно пробитое колесо...

Ну да, подобная встреча с тяжёлым, добротным ботинком заграничной работы радости приносит мало. Серёга это точно знал, многократно проверив сей постулат на практике.

Для того и носил обувь попрочнее, подходя к её выбору очень основательно. И в полиции, и в Департаменте работать приходилось с разнообразнейшим контингентом, частенько отличавшимся буйством нрава, поразительной глухотой, или обоими диагнозами сразу, особенно когда речь заходила про ответственность за совершённые преступления.

Многие вообще, без солидного пинка с помордасиной отказывались понимать, чего от них хотят люди в погонах, а некоторые сами нападали, первыми, истово полагая, что в ответ им ничего не будет, потому что у них есть права и будут адвокаты.

Законность пинка, равно как и обоснование, инспектора не волновали. Чего бегает, почему бегает, зачем на кладбище после полуночи отирается — вот неполный перечень претензий, которыми он оправдывал свой поступок. Был бы этот мелкий нормальным — поздоровался бы, вежливо ответил на вопросы. А тут — спартакиаду устроил, без объяснения причин и условий состязания.

Но скрывающийся в ночи сумел удивить.

После шумного выдоха он, непостижимым образом извернувшись, ударил Иванова под колено чем-то твёрдым, узким. Не нож, а... что-то похожее, только тупое.

Сила у беглеца оказалась немалая. Острая боль пронзила подколенные сухожилия, заставив парня сжать зубы, чтобы не заорать благим матом на всю округу, тело провернуло от мощного удара. Чудом не упал.

Не издав больше ни звука, цементно-подсвечивающаяся аура умчалась по дороге к деревне, почти сразу исчезнув из виду.

Разгорячённый Швец, наконец-то вспомнивший о своих призрачных способностях, переместился на перехват, но вскоре вернулся недовольный и досадливо отплёвывающийся.

— Там деревья. Роща. Не разглядел. Ушёл, стервец... А ты куда смотрел?! — накинулся он на напарника.

— Я его вообще не видел. Почти, — угрюмо буркнул Иванов, закатывая штанину. — Посвети.

Хмыкнув, Антон взял фонарик, включил и направил луч на ногу товарища, присвистнув от неожиданности. Пониже коленного сгиба красовалась узкая, вдавленная полоса бурого цвета.

— Крови почти нет, уже успокаивает... Чем это он тебя?

— Без понятия.

— На тупую стамеску похоже.

— Может и она.

Рану пекло. Терпимо, однако весьма чувствительно. С чего бы?

Подозревая нехорошее, Иванов, вывернув ногу насколько смог, всмотрелся в травмированный участок кожи. Тоже присвистнул.

— Тоха! У тебя платок есть?

— Держи, — сослуживец протянул квадратную холстину с синей каймой по краям.

— Прижми к месту удара, а после посмотри, что на нём останется.

Пожав плечами, Швец выполнил указание, через пару секунд направив луч фонарика на узенькое красное пятно.

— И что?

— Как бы не соль. Щиплет.

— Иди ты! — переполошился призрак, поднеся платок к самому носу. — Нет. Ничего не вижу. Только ощущения поганые. Мертвечиной от твоей кровушки прёт... Колданули, что ли? Ага, похоже... Штаны покажи.

Поплевав на пальцы, Серёга протёр ранку и вернул штанину в исходное положение, направляя внутренние потоки Силы к травмированному участку кожи. Пусть помогает владельцу.

В месте, где спортивно-скоростное чувырлище наносило удар своим неведомым оружием, дыры, к обоюдному изумлению оперативников, не обнаружилось. Вместо неё имелась полуторасантиметровая полоса бурого цвета. Опустившись на корточки, призрак внимательно изучил ткань брюк, приложил чистую часть платка к следу.

Понюхал. Потрогал пальцем.

— Серый! Это соль с кровью! И копытце тебе не пырнули, а продавили. Будто ложкой, с психу.

— Ложкой я ещё не получал, — распрямляясь, заверил парень, морщась от дискомфорта и жжения. — Покажи, что ты там навыискивал.

Осмотр пятна лишь подтвердил первоначальные выводы Швеца.

— Могильная хрень. Хорошо, что ткань не пропороло, иначе я бы хохотался... Проклятия нет, но сама по себе субстанция гнилостная.

— Точно нет? — въедливо уточнил Антон. — Или в больницу?

— Точно, — успокоил напарник. — Я различаю такие штуки по степени опасности. Конкретно эта более на полуфабрикат смахивает. Не переживай... А на могиле Гашкова соль есть?

— Не помню. Но могу посмотреть.

Проанализировав обстановку, Иванов согласился, привалившись к столбику покойницкой арки: