Быстро переодевшись, «подзащитная» села напротив, попутно прогнав детей к себе. Матери она ничего не сказала, и бабка пристроилась тут же, на третий табурет.

– Может, чаю? – предложила Валюхина.

Сергей согласился. Совместное чаепитие – самое то для задушевной беседы.

Пока хозяйка хлопотала, извлекая из глубин навесного шкафа чашки понаряднее, колдуя с заварником и бегло протирая тряпкой и без того чистый стол, старуха начала разговор:

– Вы спрашивайте. У нас с дочкой секретов нет.

Присутствие третьего лица в планы Иванова не входило. Дети никогда не бывают откровенны при родителях, однако та основательность, с которой пенсионерка расположилась на табурете, не оставляла никаких надежд на конфиденциальность. Придётся при ней работать…

– Я, когда читал вашу биографию, – послав бабку в душе куда подальше, приступил к дознанию инспектор, – заметил, что вы учились в одном классе с Солодянкиной Викторией Егоровной. Помните такую?

Но вместо ответа он получил встречный вопрос. От женщины.

– Какую биографию? Вы что, сведения обо мне собираете? А у вас ордер есть?!

Э-э… нет. В это русло разговор пускать нельзя и лучшая защита – это нападение.

– А вы как думаете? Установили же мы как-то, где вы живёте и как вас зовут! Или, по-вашему, нам наобум ходить нужно, по всем квартирам в поисках неизвестно чего и ориентируясь исключительно по подбрасываемой вверх монетке? Орёл – влево, решка – вправо? Вы же современная женщина, – умеренный комплимент всегда полезен. – Ну сами посудите – нужно же знать, к кому идёшь, с кем работать придётся? Люди ведь разные бывают. Одни адекватные, другие, – расстроенный взмах рукой, призванный показать всю тупость и склочность некоторых граждан. – Мы, кстати, через Солодянкину на вас и вышли.

– На неё тоже?.. – охнув, прикрыла рот ладонью Ирина Дмитриевна.

– Тоже, – многозначительно подтвердил инспектор. – Как и вы, дома сидит. Маньяк по выпускницам из вашей школы орудовал. Разные выпуски, – подчеркнул парень, чтобы не углубляться в школьные воспоминая. – Кроме этого – ничего общего. Но, сами понимаете – служебная тайна!

– Как?.. – ошарашенная такой новостью Валюхина чуть не выпустила взятую было чашку из рук.

– Псих, – авторитетно объявил Иванов, мучительно соображая, как свести эту тему на «нет» и чувствуя, что сейчас окончательно запутается. – Экспертиза даст заключение, что творится в его больной кукушке, тогда и поймём мотивы. Пока об этом говорить рано. Вы мне лучше про Вику расскажите. Странная она. Словно… обидел её кто.

– Обидишь её, как же, – внезапно, с нескрываемой ненавистью, подала голос бабка. – Гнида, сволочь, воровка!

– Не понял…

– Да тут и понимать нечего! – пенсионерка начала понемногу выходить из себя от нахлынувших воспоминаний. – Я её с соплячества знаю. И всегда она была тварью. По малолетству – ещё терпимо. Как подрастать стала – не знали, куда от неё деться. Мать в гроб загнала выходками своими… У всех всё тащила, постоянно врала, из детской комнаты милиции, считай, не вылезала. В спецшколу чудом не угодила – слишком умная оказалась. Делала так, что все знали – её рук пакость, а доказать нечем. И никогда никому ничего не прощала. Всех ненавидела. Помнится, её девочка, в школе, на лестнице случайно толкнула, извинилась сразу – а вечером ей кто-то кирпичом по затылку заехал. Убить – не убили, но покалечили дитё знатно. Все знали – Викина работа. Она особо этого и не скрывала. По слухам, много горя от этой стервы людям досталось. То парня назло уведёт, то наоборот, подговорит дружков своих – они и побьют того, кто ей не угодил. У нас она тоже отметилась. Ирка, – старуха с неудовольствием посмотрела на дочь, отчего та сразу потупилась, – в старших классах дружить с ней удумала. Мальчики, вино рекой текло. До аборта допрыгалась… Так Вика Солодянкина её подбила все деньги из квартиры вынести. Как раз перед тем, как её из ПТУ выпихнули. А деньги-то – последние!

Валюхиной были явно неприятны эти воспоминания. Шея женщины стала пунцовой от стыда за грехи молодости, мокрые от еле сдерживаемых слёз глаза говорили о том, что ей хочется сбежать из этой кухни куда угодно, лишь бы подальше от расходившейся матери. Не в первый раз, похоже, прошлым шпыняют. Надо было спасать человека…

– Что вы знаете о татуировке? – обращаясь к «подзащитной», пресёк бабкин «поток сознания» Сергей. – Ласточке?

– Так они друг дружке их и сделали! – опять вместо дочери ответила пенсионерка. – В тот же день, как ограбили. Джинсы они себе купили, портвейну, на такси катались… Моя дурёха той воровке в рот ведь смотрела. Своего мнения не имела вообще. Как сейчас помню: выдрала я Ирку тогда как сидорову козу. Стыдила. Они ведь, деньги эти, на море отложены были. Три года копили. Оно ведь как – я на фабрике работала, платили мало. Отец её, покойный, по инвалидности только сторожевать и мог. Трудно нам копеечка доставалась. Всё мечтали – вот вырастет чадо, учиться пойдёт…

Болтовня бабки становилась опасно-нудной и вовсю скатывалась в длительные воспоминания с обличением виновных.

Втайне пожелав не в меру говорливой мамаше, чтобы её любимый сериал закрылся из-за нерентабельности, Иванов сделал очередную попытку пообщаться с Валюхиной.

– Ирина Дмитриевна, а почему вы прекратили отношения с Солодянкиной?

Старуха снова набрала полные лёгкие воздуха для пространных пояснений, но инспектор, сурово взглянув на неё, резко потребовал:

– Помолчите, будьте любезны… Ваша дочь сама умеет говорить!

Украдкой брошенный, полный благодарности взгляд ободрил его. Помявшись, женщина ответила с затаённой грустью:

– Она у меня тоже парня увела. Я не сразу узнала. Когда ей татуировку делала – она всё болтала, как с очередным ухажёром поедет в путешествие. Была у нас мечта – страну посмотреть. В Питер скататься, в Москву… Тогда и проболталась. Имени не назвала, но была у него одна особенность, из тех, которые только в бане или в постели видно… Не важно, ничего такого… И мы поругались. Сильно поругались. Он же моей первой любовью был… Я ей ту ласточку не доделала. Немножко совсем. Накрыло меня. Всё ей высказала…

– И вы её прокляли… – против воли сорвалось с Серёгиного языка.

– Что? Откуда вы знаете?! – изумилась Ирина Дмитриевна.

Пришлось Иванову разыгрывать удивление.

– А что такого? Люди часто друг друга проклинают. Особенно на нервах.

Обыденность сказанного немного успокоила женщину.

– Да. Она меня, наверное, тоже. Ну её, – в сердцах бросила хозяйка. – Нашли тему… Я знаю, зла желать никому нельзя, но… нет. Пусть всё в прошлом останется.

Раздосадованная таким непривычным для неё тоном гостя, бабка всё же не удержалась, вставила свои «пять копеек»:

– Жизнь себе испортила, идиотка. С тех пор ни мужика нормального, ни счастья. Хорошо, хоть с внуками помог какой-то добрый человек. Мимо проходил, да и не побрезговал моей доченькой…

На горизонте в очередной раз замаячила семейная склока. Валюхина снова потупилась, не в силах дать отпор матери и защитить себя от набивших оскомину нападок. Так и стояла, прижавшись боком к кухонному шкафу, сгорая перед посторонним человеком от стыда за свою судьбу и за болтливую родительницу.

Внутренние разборки, без посторонних, похоже, давно были для неё обычным делом.

В этот раз инспектор промолчал.

На столе наконец-то появились чашки с чаем, вот только пить Иванову не хотелось. Как нельзя кстати на ладони пульсирующе затеплела Печать – вызывал напарник.

Сославшись на неотложные дела, парень поспешил покинуть квартиру, с грустью сочувствуя её обитателям и особенно Ирине Дмитриевне.

***

В подъезде его уже ждал перевозбуждённый Швец. В чёрном плаще, в сдвинутой на затылок маске. Из тех, ультрамодных, так любимых хакерами и киношными бандитами: белая пластиковая личина с узкими прорезями для глаз, чёрными, подкрученными усиками, узенькой бородкой и с выражением лёгкой, нестираемой ухмылки.

– Неудобно, – пожаловался призрак. – На нос давит.