Не удержавшись, в разговор влилась Маша:

– Это потому что невнимательный! – поучительно заявила она. – Тебе без разницы, как висят занавески, да и есть ли они, а вот настоящей хозяйке – нет.

На это замечание призрак отреагировал вяло:

– Кто спорит? Но орать матом – это, извини…

От такого уточнения девушка стушевалась.

– Да, нельзя так… – и замолчала, давая гостю говорить дальше.

Антон, с нетерпением посматривая на медленно, по его мнению, собирающегося напарника, продолжил:

– Когда Солодянкина с бумажками покончила – я взял и появился. До этого ведь невидимым был, – счёл он нужным пояснить и так понятный факт. – Не в своей личности, конечно. Стариком прикинулся. Таким… Как Карл Маркс, только не в костюме-тройке, а специальную хламиду придумал, похожую на монашескую. Получилось классно. И сходу зарядил ей про то, что она проклята и могу помочь. Про деньги, – предвидя закономерный вопрос, уточнил Швец, – и не заикался. Так, намекнул, что готов принять вознаграждение от чистого сердца по факту выполнения работ. Тётка – ноль эмоций. Словно ей чудотворные старики каждый день посреди кабинета являются. Сидит, смотрит… а после и говорит: «Ну, давай попробуем…». Посмотрели… Проклятие я быстро нашёл. Не поверите, где и какое!

Театральной паузы у призрака не получилось – его снова поторопил напарник.

– Не тяни.

Вздохнув от огорчения за свои недооценённые способности артиста разговорного жанра, Антон признался:

– Пониже пупка. Я Печатью водил-водил, и в районе… к-гм.. трусов чувствую – нехорошее что-то. Потребовал показать. Солодянкина сначала не поверила, думала – издеваюсь, однако я настоял. Когда точное место пальцем указал – согласилась. Больше скажу! Забеспокоилась! – повысил голос Швец с таким видом, будто присутствующим этот нюанс должен был многое объяснить.

Иванов с Машей переглянулись. Пожали плечами.

– И? – озвучил общее мнение парень.

– Татуировка! – торжественно встав с табурета, провозгласил рассказчик голосом диктора Левитана. – Проклятие в татуировке оказалось! Давным-давно тётка партак набила. Ещё во времена лихой юности. Ласточку. Дрянь, кстати, работа, – усевшись обратно, выразил он своё личное мнение. – Из тех, что малолетки цыганской иглой в кустах бьют. Кривая и в одном месте с маленьким пробелом. Одно достоинство – небольшая. Тётка так-то из себя ухоженная, шкурка гладенькая, лавандой попахивает, потому такая корявка на ней как рояль в кустах смотрится. Пока она удивлялась – я ей и предложил вывести партак в косметологическом центре. Полностью. Шрам, конечно, останется, ну ничего страшного. Тоналкой замажет или новую татуху сделает, у мастера… А через недельку встретиться запланировали. Посмотреть – что и как. Если сработало – то она мне жертвует. Если нет – думать дальше. Ну и время проверить – утрясётся у неё в личной жизни или нет, тоже ведь нужно.

– Погоди, – остановил словесный поток друга Иванов. – Про проклятие давай в подробностях.

– Ты одевайся быстрее, – посоветовал призрак. – А наколки – с ними просто. Тот, кто делал – или слова, пропитанные ненавистью, нашептал, или что-то в тушь измельчил и добавил. Принцип тот же, что и у записок в подушках, которые молодожёнам дарят. Нацарапают гадость на бумажке или наплюют в перья, зашьют – и «Совет да Любовь вам, живите долго и счастливо». Неужели не слышал?

Машка подтвердила:

– Сплошь и рядом. Мы, домовые, всегда все подарки на описанные Антошей гадости проверяем. Чего только не находим… Самое удивительное – почти всегда эти мерзости делают те, на кого никогда и не подумаешь! Смотришь – нормальный с виду человек, а в душе у него злоба чёрная. Всю жизнь ищет повод отомстить за старые обиды. Все уже и позабыть успели – в чём дело. А он – помнит. И ждёт своего часа.

– Не знал… – протянул Сергей. – Но тогда бы от проклятых деваться некуда было! У нас все кого-то ненавидят!

Вместо Антона ответила кицунэ.

– Так и проклятия такие… в девяноста девяти случаях из ста – незаметные, слабенькие, к человеку не пристают. Редко когда злоумышленник заморочится и всё по уму сделает. К колдунье сходит или по-иному узнает, как правильно. С татуировкой, как мне кажется, сложнее. Там же кровь участвует, опять же – игла, синоним боли, используется.

– Тогда кто кого убивает? – уже натягивая свитер, вернулся к основной теме Иванов. – Пока дело выеденного яйца не стоит.

От упоминания про смерть Швеца передёрнуло. Он посерьёзнел, деловито перехватив у домовой инициативу в беседе:

– А вот тут самое важное и начинается. Я, когда обо всём договорились, снова невидимым стал, но из дома не ушёл. Там картин много по стенам, и в комнатах, и в коридорах. Всякие малые голландцы и прерафаэлиты в изобилии представлены. Решил посмотреть. Реально шикарно люди рисовали! У тётки денег – по всему видать, куры не клюют, такую галерею вот так, запросто, держать. Буржуйка, одно слово! Не знаю, сколько прошло – на часы не смотрел, но не долго, слышу – Солодянкина с кем-то по телефону говорит. К себе вызывает, да нервно так! Дом пустой, слышимость хорошая… Решил подождать. Через полчаса к ней мужик заявился. В гражданском, но с выправкой и взгляд такой… – он потёр палец о палец, подбирая правильную ассоциацию. – Рыбий. Холодный. У нас так КГБшники смотрели, когда на взятках коллег ловили. Прошёл, значит, этот гражданин к ней в кабинет. А она ему и говорит: «Вот адрес. Раньше там жила женщина. Её нужно найти и поинтересоваться, не делала ли она мне гадости в прошлом». Мужик, значит, уточняет: «Какие именно?» И тут тётка как взвилась, завизжала: «Любые! Про все спрашивай! Особенно про пожелания добра и радости!» Тот, судя по роже, мало чего понял, но к исполнению принял. Лишь напоследок спросил: «Потом?»

Дальше Швец говорить не стал. Сидел, глядя в пол и покусывая верхнюю губу. Его не торопили. Сергей заканчивал свои сборы и уже рассовывал по карманам разную мелочь.

– Убрать, если хоть что-то подтвердится, – глухо выдал призрак. – Именно так Виктория Егоровна пожелала. Я тогда обалдел, если честно. Благо, успел адрес и данные неизвестной запомнить. Она их вслух произнесла. После ухода рыбоглазого Солодянкина, знаете, с этакой победной улыбочкой, сама себе сказала: «Попляшешь ты у меня, подруженька-одноклассница. Ой, попляшешь…» Я перепугался, если честно… снова проявился, пугать начал новым проклятием. Карами всякими… Образумить хотел.

– А она?!

– Смеялась. Говорила, что переживёт. Раз можно одно проклятие снять – значит, можно и второе, и что её душа – не моё собачье дело. Мол, если я свои деньги отработал – то могу не переживать. Не кинет. Потом, как с горничной… матом послала и пообещала ноги оборвать, если наглеть стану или вякну где об услышанном. Серьёзно пообещала, уверенно. Знаешь, мне показалось – тётка искренне была рада такому развитию событий. В ней словно на спусковой крючок нажали. Вся энергичная, деятельная, прямо с приплясом ходила. И всё из-за меня, идиота инициативного… Я от неё сразу в городской инфоцентр перенёсся, данные старой подружки проверил. Адрес тот же, только фамилию изменила. Наверное, замуж вышла, или фамилию мужа на память оставила… Забавно получается. Можно так, а можно эдак… Солодянкина, со слов беса, тоже штамп в паспорте имела, а фамилия – девичья.

Не давая впасть другу в очередную задумчивость, Иванов попытался взбодрить его:

– Ловко придумал. С твоей невидимостью нам, в определённом смысле, повезло. Не нужно выдумывать, через кого запрос на человека сделать.

Швец печально улыбнулся, оценив попытку друга подбодрить его.

– Хоть какая-то от меня польза…

Однако Сергей не стал развивать эту тему. Почесал в затылке, потом спросил, обуваясь:

– Выводы?

– Выводы? Выводы… – медленно пробормотал Антон. – Самые примитивные. Похоже, татуировка связана с какими-то личными событиями. Потому и поверила буржуйка в них сразу. Грешила на мать, однако моя болтовня всколыхнула нечто старое, позабытое. Ну или к месту пришлось… На всякое сверхъестественное она класть хотела, поверь. Думаю, пугать её по ночам или взывать к совести – дело дохлое. Посмеётся, ещё и гостей позовёт поразвлечься. Как с ней быть – не знаю.