Два бойца в минус! При том, что больше половины демонов — мы из почти безопасного укрытия положили и гуляй-город покинули, уже почти сравнявшись с оппонентами в количестве. Ну — да что уж теперь? Кто застрахован? Долго ли — головой, спиной или брюхом, шальную железяку поймать? Секундное дело. Массовая свалка, вообще — сплошная лотерея. Процентов на пятьдесят. Если не больше.

Ну и самому крутиться — чёртом надо, конечно. Вон тот парняга с откушенной щекой — на боль повелся, поддался ей и перестал контролить окружающее пространство. Вот и выхватил, недотепа. Лежит теперь под блекнущей луной. Остывает…

После взгляда на тело второго из павших соплеменников, где-то по краю сознания проскакивает малость циничное: «хорошо хоть — оба не семейные». Так что изнуряющего и надрывного вдовьего плача нам сегодня слушать не придется — свою вину непонятно за что чувствуя.

«Вот так, мужчины. Простите, если есть за что. Все там когда-нибудь будем… Свидимся»

«Трехсотые» у нас тоже имеются. Раненых, пожалуй — надо сразу, прямо сейчас уводить и уносить. Вот тебе и «не слишком сложная» стычка, вождь Егорка!

В свете луны — кровь кажется почти черной. И особенно запаши́стой. При редких вздохах ветерка — местами едко и противно подпахивает дерьмом из вспоротых кишок.

Неподалеку — булькающе хрипя вскрытой гортанью, бьется в агонии тело безумного. Сучит ногами зябко. Чего не добьет-то его никто, а?

Один из бойцов Валеры, по-прозвищу Крот — вроде бы, без затей и рефлексий обухом топора хрустко проламывает умирающему череп.

— Командор, это уже какая-то новая формация, похоже, — еще не отпущенный адреналином, подскакивает энергичный и дерганый Шептун, — Я сообщение получил о повышении уровня. В нем этих зомбарей — «обратившимися» классифицируют.

— Знаю. У меня на сканере — они так же маркируются. Я тебе больше скажу, дружище — имеются еще и какие-то: «разумные обратившиеся». Как раз один такой, сейчас во всю прыть отсюда в сторону города мчится. Сбёг, собака серая! Вполне разумно, кстати…

— Догнать? — вскидывается Шептун, — Эй, пацаны…

— Не надо, Валя. Он уже прилично оторвался. Без моих умений, где они его искать ночью будут? На толпу бесов только, не дай бог, нарвутся. Мы все равно тут долго не задержимся.

Шептун понятливо кивает. Протягивает флягу:

— Полей мне на руки. А то липнут ко всему.

Ополаскиваем горящие подрагивающие кисти.

…«Обратившиеся», значит. И «разумные обратившиеся»…

Что это для нас меняет? Пока неясно.

Те же бейцы — только в профиль?

И вообще, что мы о них знаем? Об этих непонятных организмах, созданных мрачным космическим гением «творцов и наблюдателей»? Или их своеобразным черным юмором.

Чуть больше чем ничего!

Появились после катаклизма. При встрече — бросались на всё живое, что шевелится. Вдруг в одночасье без видимой причины, с непонятной целью — удивительно дружно и массово куда-то ушли.

Отсутствовали почти месяц.

Каким-то образом или чьей-то волей — умудрились организоваться в сообщество или стаю. Вернулись — столь же не склонными к миролюбию, но с изменившимся статусом.

С какой целью уходили и на кой вернулись? Что произошло за это время? И что поменялось в сути данных существ, кроме названия?

Раньше они из боя не бегали. Хотя — откуда нам достоверно это знать? Сколько раз мы с ними сталкивались? Совсем немного для того, чтобы уверенно делать выводы.

Ладно, возможно завтра, а вернее уже сегодня — у Мастифа, Рул и Хлыста узнаем, что это за новый вид млекопитающих и с чем его едят. Может у них информация или хотя бы соображения на этот счет уже имеются. Все-таки рядом с бесами крутились прошедшие дни.

…Бойцы выводят из здания три десятка тихих испуганных людей. В правом крыле подвала под замко́м сидели. Выстраивают зашуганных бедолаг в неровную линию. Приглядываюсь. Большинство мужичков, хотя есть и женщины. Возраст разный, но похоже тут только работоспособные. Детей, больных и стариков не наблюдается.

Сьели их, что-ли? Шучу я так…

А если всерьез: получается, тех что могут быть полезными — не убили? Тоже что-то новое. Рабы? Те, кто способен пахать для прокорма орды и во благо… «нового порядка»?

Кто же это умудрился всех зомбарей к «общему знаменателю привести» и мало того — заставить воздерживаться от убийств ради убийств? Как? И зачем?

Одни вопросы!

Стоящих передо мной людей — с нами не зову. Не имею такой возможности.

Передвигать назначенное время встречи — я не стану. Насколько быстро перенесенный на остров портал будет обнаружен врагами — неизвестно. А энергии в обрез. Начну сейчас этих в портал таскать — к «часу Х» не успею восстановиться. И кто-то из наших людей вынужден будет ждать еще…

Нет! Сначала «своих» эвакуируем. Этим — я ничего не должен.

Сами пусть думают, что им делать. Решительно гоню из себя жалость к этим людям.

Да — они не воины, не бойцы по духу. Слизняки и потенциальные рабы — как возможно презрительно оценил бы кто-то. Я не столь категоричен — передо мной обычные люди. Обыватели. Работяги и крестьяне. Без них — никуда. Планета двигается и вращается гениями, пассионариями и бунтарями — но устойчиво держится на плечах заурядных пахарей. Таких вот — как эти.

Ну а что с них взять? Живут по-принципу: хлеб уродился, бражка есть, барин не выпорол — нормально живем!

Неопределенно машу рукой — все свободны, мол. Кстати, в принципе у нас два места освободилось. Но зато и два пленных образовалось… Все-таки решаю взять пленных. От двух пар рук мы не разжиреем, а инфа сейчас — ой как нужна. Если конечно она у этих приматов имеется.

Бойцы обнаруживают в сарае-конюшне двух весьма жалких полузаморенных кляч. Сгодятся — землю пахать и телеги таскать. Хотя с лошадьми у нас с той стороны проблем нет. Три телеги обнаружены там же. Хорошо, что мы их в щепки не порубили при отступлении, как Зимний предлагал. «Ни зернышка гречки, ни шурупа врагу». «Уходя — гасите всех» по заветам предков и товарища Сталина.

Некогда лошадок в телеги запрягать. На горбах утащим, все что найдем. И груженые повозки вручную затолкаем. Мы и сами — кони здоровые!

Продовольственных запасов в подвалах осталось относительно немного. Видать после нашего бегства — зомбарики всем многоголовым стадом плотненько здесь пообедали. Но все же кое-что нашлось — наверное, для ныне покойного гарнизона оставили. Ну — они теперь не голодные.

«До последнего» таскаем к арке все, до чего можем дотянуться. Даже доски с шумно разламываемых помостов, гребем. После драки мужики разгоряченные, громкие по-максимуму. Народ желает крушить и вандальничать! Святое право победителей!

Периодически поглядывая на локатор и часы — поторапливаю своих мародеров. И час не резиновый и карательный отряд возможно не за горами. Кто же знает, где ближайший крупный отряд «обратившихся» зомбарей дислоцируется.

В здание «замка» заходить категорически не хочу — думаю, вы меня понимаете. Но внезапно вспоминаю позавчерашние стоны своей черешни. У нее в нашей комнате все приблуды для мейк-апа остались. Фантастично, да? Но это правда. Вот моя самураиха по ним и убивалась. Чуть до харакири не дошло! Я еще неуклюже подколол — что она киеренов сразить великолепием индейской боевой раскраски надеется — но почему-то понимания не встретил. Странно, правда? Что ж: пойду — гляну, раз уж такая возможность появилась. Удивлю и порадую дурочку. Может чего и сохранилось. Где же всё это сказочное богатство у нее лежало-то? В белой угловой тумбочке, кажется…

Открываю дверь и инстинктивно схватившись за рукоятку мачете, отскакиваю в сторону. Приглядевшись — с великим удивлением обнаруживаю в нашем бывшей «гнезде любви», сидящую в полной темноте на кровати бабуську. Ту — которую сам пару недель назад распорядился взять на телегу — по пути на встречу с казахами.

— Вы чего тут? — растерянно спрашиваю у старушки.

— Да я здесь остаться решила, сынок. С вашим другим главным и остальными не пошла. Решила: чего уж я буду, старая, под ногами у людей путаться да детишек обьедать. Время такое — лишний рот никому не нужен. А делать-то я ничего уже по-дряхлости, почти и не могу. Вот и осталась. Здеся помереть решила. Думаю — внучок Мишаня помер видать, раз не обьявился, ну а мне старухе для чего еще жить? А когда эти звери бешеные пришли — страшно бабке стало. Не захотела я от рук этих бесов смерть принимать. Вот и спряталась здеся под кровать, — старушонка еле слышно вздыхает, — А после, они народ на дворе построили — и слышу меня кличут. «Есть тут такая?», спрашивает ихний главный — тот, который в разуме. Поначалу решила — померещилось со страху, да старости моей. И еще жутче стало отчего-то. Ну и не обьявилась им.