Рукопожатие на дорожку.

Моя не самая малая ладонь — теряется в твердой и могучей необьятной волосатой ручище. Привычно ощущаю большие и твердые шершавые закостеневшие мозоли — словно куски пемзы.

Ничего не говорим. Оба слишком хорошо знаем друг-друга. Только:

— Ну бывай, старый. Держись тут. Как только…

— Всё знаю, Егор. Береги там наших… и сам поаккуратнее. Присмотри за моей старухой. Поклон ей. Всё — я пошел.

Яныч уходит не оборачиваясь…

Долго беззвучно матерюсь вслед исчезающему каравану беженцев.

Не заснуть сегодня. Вот мы и не спим. Пьем ночь напролет. Аккуратно — не напиваясь. Прерываюсь только на вывод очередной четверки эвакуируемых.

Дальше ничего интересного и выдающегося. Рутина. Зимний со своими перебрался к нам в периметр. С теми, кто в списках разумеется. Остальные разбились на группы «по-интересам». Немалая часть ушла в «автономное плавание». Но не меньшая, временно подалась и под крыло Долгого, здраво рассудив, что дождаться нашего возвращения и снова стать членом большого коллектива — гораздо перспективнее в плане потенциала выживаемости. Среди Валериных преторианцев ведь не только забыченная «пехота» с напрочь отбитыми боксом и синькой мозгами числилась, но и «прошаренных» хватало — очень неглупых и к тому же весьма бывалых — жизнь с разных ракурсов повидавших и потому «здравых», парней и мужчин.

… Каждые три часа, как только очки энергии достигают шестидесяти, несмотря на время суток — я встаю и как на работу веду следующую группу в портал. Почему шестидесяти, если достаточно сорока? Двадцать неприкосновенны! На самый крайний случай. Для экстренной эвакуации нас с Зимним и Шептуном. Мало ли…

На той стороне перемещаемых встречают и сопровождают к поселению нугари. Каждый «переселенец» волочит что-нибудь полезное: толкает перед собой магазинную тележку с взволнованно бьющимися в ней курами или мешком сахара, с сопением тащит пару-тройку палаток, рыболовные сети, коробку гвоздей, связку топоров или резиновые лодки в руках; тушенку, крупу, картошку для посадки или муку для лепешек в рюкзаках. Столько, сколько ему максимально по силам пронести эти несколько шагов. Даже дети ковыляют с заплечными мешками…

Остальные сливают всю свою энергию в накопитель. Но боюсь, и даже уверен, что до неизбежного нападения — мы не успеем расширить его до возможности проведения одновременно пятнадцати человек. Даже если бы я вместо эвакуации людей сливал все туда же. Счет идет на часы. Шкурой чувствую.

Тридцать две головы в сутки. Эта цифра ничтожно мала и неумолима. Время сливается в один нервный вопрос: когда? Опасность и беда вовсю «дышат в затылок». Я ощущаю это холодное дыхание почти физически.

Эх, мне бы авансом тысчонку — другую пунктов репутации получить!

Солидная куча свободных очков характеристик так и болтается неприкаянно. Какая тут эволюция со спячкой. Не до неё!

Из всех этих дней почему-то в памяти откладывается разговор с Котовой, когда обьявил чтобы собиралась — через три часа ее очередь эвакуироваться. Из-за своей крайней нелепости и абсурдной несвоевременности возможно? И еще я очень раздражен из- за того, что ушибленный дубиной в ночном бою локоть, не переставая ноет и время от времени дергает резкой болью. Словно больной зуб. Я вообще сейчас постоянно раздражен и зол на весь мир. Все выбешивает и вызывает ярость. Периодически срываюсь на кого-нибудь попавшегося на глаза. Хочется напиться в хлам. Или обдолбиться Валериной гидропоникой до полной одури и потери связи с реальностью. Но нельзя. Не время.

… - Егор, а может это не просто так?

— Что? — я не понимаю о чем она.

— Ну, — бывшая любовь нерешительно мнется. Что ей не свойственно обычно. Уж за пять лет я её лучше чем себя изучил. Котова та еще хищница. Россомаха с мягкими глазами лани — Всё! И то что мы вот так встретились снова. И то что нас захватили, а тут сразу ты рядом оказался. Меня спас…

— Котова — сказал бы: «нашла время для подкатов», но не скажу, — перебиваю я, поняв о чем речь, — Ибо, даже не возбуждайся на эту тему. Совсем никогда. И бровями соболиными не играй. А то моя воинственная скво тебе их в секунду отрежет. Ну и уши заодно. На ожерелье. И тебе же его презентует. Чтобы память не теряла. Для начала. И даже я, скорее всего, этому помешать не смогу. Ты же стопроцентно наводила подробнейшие справки и явно знаешь о ней достаточно много.

— Да, слышала кое-что. А она ничего. Красивая и молодая. И в тебя как кошка влюблена.

— Скорее, как пантера… Надеюсь ты меня поняла. Ты же всегда была сообразительной и очень неглупой, Ирэн. И всегда понимала куда и откуда ветра дуют… Это комплимент, если что. У тебя на этом всё? Мне пора, извини. Будь готова. Тебе покажут, что ты понесешь…

И наконец происходит главное. Хоть и ожидаемое постоянно и ежесекундно все эти часы сливающиеся в дни, но все равно неожиданное.

Сообщение от Рул.

— Я не могу просто так оставить твое непартнерское поведение, Горан. Ты казался мне гораздо умнее. Упорно не хочешь принять правила игры. Ты зашел слишком далеко в своей наглости. Как и я в своей доброте.

Вот и все!

— Ты же сама сказала, что я непредсказуем и сам не знаю, что могу выкинуть… Может спишем этот инцидент приведший к непониманию на мою спонтанность? Прости, что сразу не известил. Но ты была бы против. Разве не так? Просто момент для того, чтобы закрепиться и поставить там нашу базу — был самый подходящий! А то благодарность коротка и добро быстро забывается — уговаривай аборигенов потом! — я прекрасно понимаю, что это всё! Финиш! Но балагурю стараясь… да сам не знаю для чего. Просто потому, что неопределенность и подвисшее состояние подошли к концу. Что ж, воистину: «лучше ужасный конец — чем бесконечный ужас».

— Обаятельного дурачка включить не проканает, Горан. Не в этот раз.

— А я-то всегда считал, что барышни любят волевых мужчин способных на самостоятельные решения и поступки. Ну и хулиганов, само-собой…

Ответа не последовало. И то, что последнее слово в диалоге осталось за мной совсем не греет.

… - Она меня отзывает. Предварительно поинтересовавшись, кто из самых близких тебе еще здесь.

— Что это означает? — хотя в его словах Хлыста нет ничего неожиданного — все же внутри что-то замирает, как на больших качелях на очередном пике высоты — перед падением вниз.

— Думаю, ты сам понимаешь, что ничего хорошего для вас, Егор. А возможно и для меня тоже.

— Нападете?

— К бабке не ходи! Сам же понимаешь. Но не прямо сейчас. Она со своей гордыней новоявленной богини сама захочет присутствовать при захвате и наказании осмелившихся пойти против королевской воли. Я почему-то уверен в этом. Хотя прямых указаний еще не получал… Ну а пока мне предписано организовать блокаду «замка». Никого не выпускать из кольца и захватывать всех, кто решит прибиться к вам. Усиление ко мне уже выдвинулось…

— Мне надо будет отпустить последних людей. Тех, кого уже не смогу увести.

— Тогда не теряй времени и делай это прямо сейчас. К утру я перекрою подходы со всех сторон, так что мышь не проскочит. Это всё — чем могу. До рассвета они должны уйти. Им лучше это действительно сделать. Те кто останутся — могут очень пожалеть об этом. Она может не дать им легко умереть… Прямо сейчас — я с теми, кто у меня уже есть, закрою южное и восточные направления. Север и запад пока открыты. Действуй!

— Спасибо! Не забуду. Слушай а если…

— А если кто-то все же понадеется и останется и ты не успеешь вывести его отсюда до начала штурма… Это только на свой страх и риск. В самом крайнем случае — пусть прикинутся теми, кто решил покориться — может кого и пронесет мимо её божественного гнева…

— Я тебе должен, подполковник.

— Угу. — Хлыст небрежно и повелительно кивает своим бойцам: «За мной!» и вразвалочку идет к воротам.

— Удачи, Горан. По-возможности отпишусь о времени штурма заранее. Если сам буду в курсе.

— Спасибо. Буду помнить. И тебе удачи, Виталий.