Тогда почему «уже не в ходу»? Было бы просто «не в ходу».

«...я пытался».

Я оценила.

— Где можно обменять?

— Нигде. Они не меняются. Можешь их выкинуть.

Орочимару оживился.

«Пойдем грабить прохожих?»

Сарада грубо сгребла звенящие монеты в ладонь и спрятала обратно в кошелек.

— Ладно, — сказала она с раздражением. — Это все равно металл. Металл можно обменять.

— Да какой металл, — мужчина издевательски ухмыльнулся. — Если бы золото, еще бы разговор был.

«Золото у меня было», — задумчиво проговорил Орочимару.

Рада за тебя. Но сейчас золото в твоих сундуках, а ты — у меня в голове.

«У меня с собой».

Сарада застыла, не донеся монеты к кошельку. Поразмыслила немного и все-таки спрятала бесполезные деньги.

Ладно. Предположим. Но если нет…

«Доверься мне», — хитро усмехнулся Орочимару.

— Хорошо. Золото так золото, — просто озвучила Сарада.

Хозяин немного испугался. Не ожидал, что у малолетней соплячки окажется золото?

— Я… я за золото не работаю. Только наличные.

— Где можно обменять?

— Приличные люди таким не занимаются, — буркнул он.

«Что у них тут происходит? — взбесился Орочимару. — Уже за золото нельзя снять себе комнату».

Помалкивай.

— Кто занимается?

— Занимаются. Хикуй за два поворота занимается. Но там харчевня. Миджикай. Там как раз гостиница, но… — он окинул Сараду оценивающим взглядом. — Впрочем, дело ваше.

— Где Миджикай? — невозмутимо уточнила Сарада.

— Налево и прямо. Потом направо и до второго поворота. На втором повороте налево.

— Спасибо за помощь, — сухо ответила Сарада и вышла на улицу.

Солнце село. На землю опустилась вечерняя прохлада. Уличное оживление немного разгоняло пустую тоску на сердце. Пусть грубое, местами вонючее и сквернословное… Но все же живое. Всяко лучше, чем тишина мертвого острова или прибрежного леса.

«С Миджикаем явно что-то нечисто. А то бы этот так не кривил свою рожу».

Согласна. И таки откуда у тебя золото? Не поделишься?

Орочимару лукаво улыбнулся.

170

Дальше по дороге уличный шум немного стих. Слышалась музыка и один-единственный голос. Сарада заинтересовалась и свернула с указанного маршрута, пошла на этот голос. Утоптанная земляная дорога влилась в другую, перпендикулярную. Вдоль новой дороги тянулся редкий заборчик с массивными перилами. Сарада подошла к нему и посмотрела вниз.

Деревня оказалась двухярусной. На дороге верхнего яруса стояла она, а ярусом ниже собралась тихая толпа. Люди стояли и завороженно пялились на сцену.

Сцена держалась на деревянных пилонах, вровень с дорогой. По обе стороны от нее в корзинах на высоких шестах пылал огонь. Сверху сцену украшала изогнутая остроконечная крыша, а со скелета стропил свисали одинаковые бубенцы. Играли невидимые музыканты. Мелодия была тягучая и зацикленная. От нее кружилась голова и хотелось куда-нибудь сбежать, но в то же время невозможно было отвязаться.

Ветер доносил сладковатый дурманящий запах благовоний.

На сцене танцевали юные жрицы в пышных одеждах. Сарада присмотрелась к деревянной панели за сценой. На ней было изображено дерево, к которому толпа плоских людей тянула руки.

— …озарились божественным лунным светом земли бесплодные, и снизошло откровение…

Девушки разбились на две шеренги и взмахнули руками. Их длинные белые рукава походили на крылья.

— Народилась сызнова Богиня Великая — Кагуя, ибо не имеет конца то, что не имело начала, а начала не может иметь то, что само волею своею сотворило мир наш конечным…

Налетел легкий ветерок. Бубенцы под крышей зазвенели. Их знакомый до боли звон отозвался мурашками под кожей, в груди стало горячо и больно. Жаркая горечь перекинулась в чакру и устремилась к глазам. Сетчатку запекло. Сарада испугалась, что снова ослепнет, и подавила это неприятное чувство размышлениями.

Кагуя. Что это за религия?

Орочимару промолчал, словно монотонная музыка приворожила и его.

Сарада заставила себя отойти от перил и вернуться назад на развилку, за которой следовало свернуть к постоялому двору Миджикая. Чем дальше она отходила от храма, тем меньше ощущался запах благовоний, а с тающим ароматом растворялись и музыка, и голос.

«…ибо не имеет конца то, что не имело начала…» — прямо про меня.

Сарада остановилась и глубоко вздохнула.

Точно гипнотизируют. Мозги промывают.

Квартирант продолжал хранить молчание.

Орочимару!

«Чего тебе?» — проворчал саннин.

Золото.

«Ах да. Надеюсь, ты не станешь возражать…»

Сарада почувствовала, как растекается по организму чужая чакра. В крови запекло. Она задохнулась от непреодолимого желания вывернуть себя наизнанку и выдавить Орочимару с его чакрой, как гной. Но все-таки сдержалась. Было в этом слиянии даже какое-то щекотное извращенное удовольствие.

Что ты делаешь? Превращаешь железо из моей крови в золото?

Орочимару легко рассмеялся на ее едкость.

«Нет. Немного адаптировал твой организм под себя».

Как это понимать?

«С твоей кровью мой призыв не сработает».

С-стоп. У нас… не разные группы крови? Ты что творишь?

«Это не имеет значения. Доверься мне. Все под контролем. Гм… Позволишь?»

Сарада нехотя отступила. Странно было вновь чувствовать, как организм сам по себе решает, чего ему делать. Зубы прокусили кожу на пальце. Пальцы сами собой сложились в печати призыва. Она присела и хлопнула ладонью по земле.

Появилась небольшая пятнистая змейка. Тут же обвилась вокруг ноги и полезла выше, к самому плечу. Сарада ощутила омерзение. Очень уж напомнило это все момент ее гибели и Черного Зецу, прилипшего к ноге.

Тело снова слушалось. Орочимару отступил.

Почему не отберешь себе тело?

Орочимару засмеялся и облизнулся своим длинным языком.

«А ты хочешь мне его подарить?»

Обойдешься.

Змейка щекотно сползла по руке и отрыгнула на ладонь немного золотых самородков, прохладных и влажных от пищевого сока. Сарада чуть поморщилась.

И много у тебя такого?

«Нам хватит. Не переживай. А если не хватит…»

Даже не думай.

Миджикай — невысокий мужчина с худыми черными усищами — рассматривал самородки через увеличительное стекло и даже пытался грызть.

Из коридоров, которыми изобиловало его двухэтажное заведение с подвалом, доносился женский смех и пьяные голоса.

— И откуда у ребенка такое богатство? — спросил хозяин, хитро стреляя глазками. — Обокрала кого?

— Комнату на ночь. И сдачу.

Они смотрели друг другу в глаза. Миджикай — не торговка. Он выдерживал ее взгляд долго, словно пытался доказать ей таким образом, кто тут главный.

— А вдруг я сдам тебе комнату, а ты и меня втихаря обворуешь?

— Слишком много лишних вопросов, — отрезала Сарада.

Миджикай перестал ехидно улыбаться. Он чуть склонил голову и наконец разорвал зрительный контакт: окинул ее взглядом с головы до ног, словно товар. Сарада почувствовал себя неуютно. В последний раз на нее так смотрел Орочимару.

— Ладно. Сочтемся, ребенок.

Он спрятал золото и отсчитал ей монеты — легкие и дырявые, похожие на металлические пуговицы. Сарада, хмурясь, взвесила в руке горсть мелочи и сунула в кошелек на поясе за спиной.

— Меня интересует деревня Скрытого Облака. Как далеко она и в какой стороне?

Этот вроде был не из пугливых. Сараде стало интересно, что ответит он.

Миджикай прищурился.

— Запретный город? Хм. А ты из каких краев, ребенок?

— Что за запретный город? — Сарада упорно игнорировала вопросы о своей личности.

— Та территория, о которой ты говоришь. Это закрытые земли. Кагуя-сама ввела запрет на их посещение.