После гибели Шисуи, последнего взрослого из Учиха, Саске и Сарада остались совсем одни. Все они, наставники и друзья, не уследили за ребятами, не помогли в нужный момент, не подсказали, не защитили. Оглядываясь на год назад, Какаши понимал, что на это не было времени. После нападения Орочимару деревня была в тяжелом состоянии. В окрестностях бродили «Акацуки». Его самого отправляли с миссии на миссию, тогда как Саске и Сарада оказались предоставлены сами себе. Было грубейшей ошибкой оставлять их, но… выбора-то и не было.

Судя по всему, Годайме была готова простить ребят. Лишить званий, наверняка не без этого, но простить, вопреки всем правилам. Дать им шанс. В деревне Скрытого Листа все были слишком тесно связаны между собой. Объявить наследников Фугаку вне закона, и они никогда не вернутся в деревню. А если они не вернутся, то за ними отправятся их близкие друзья. Если даже сознательная Сакура решилась уйти за Саске, то что говорить о других? Более вспыльчивых, более…

— Сенсей, что мы скажем Наруто? — жалобно спросила Сакура.

Какаши вздохнул. Кажется, эта девушка умела читать его мысли.

****

За плотным куполом седых облаков рассвет наступил незаметно. Лес был сырым от обильно выпавшей за ночь росы. Киба промочил все ноги, направляясь к полигону, где еще накануне вечером Куренай-сенсей назначила встречу всей команде. Акамару остановился пометить куст ежевики. Он слизывал с листьев желтоватую влагу дрожащим от возбуждения языком. Дегустировал. От росы у него намокла и слиплась шерсть на лапах и брюшке, среди шерстинок затерялись крошки грязи.

Киба принюхался. С привычного полигона ветер нес запахи Хинаты и Шино. Эти двое уже были на месте, а вот сенсея еще не было. Время до назначенной встречи оставалось, но приходить в последний момент все равно не хотелось.

— Идем, Акамару, — поторопил он пса. — Нас уже ждут.

Акамару не отреагировал. Все так же лизал подрагивающим языком лист ежевики. Медленно, с наслаждением.

Течная сука, не иначе. Эх, ладно… Он почуял ее еще у ручья. Все равно привел бы сюда.

Киба потоптался на скользкой траве. Она щедро осыпала его мелкими зелеными семенами, которые тут же налипли на голые пальцы ног.

— Идем уже. Сколько можно?

Пес перестал лакать, приподнял заднюю лапу и пометил куст. Уже в третий раз. Киба вздохнул и поплелся на полигон один. Уговаривать Акамару, учуявшего течную суку, было бесполезно. Догонит, как разум прояснится. Благо не давал деру за ней, хватало силы духа.

Сознательный. Умница.

Немного погодя за спиной послышались шорохи. Киба оглянулся. Мелко перебирая лапками, следом семенил Акамару. Выбирал наиболее удобную для себя дорогу, изящно просачивался сквозь густые заросли низкорослых кустарников. Наконец пес остановился и вывалил язык, растянув рот в широкой улыбке.

«У-у, кобелина», — сердито подумал Киба.

Акамару прошел мимо и устремился к полигону как ни в чем не бывало. Киба фыркнул.

Еще с таким видом, будто это я его задерживаю, а не он меня.

Друзья ожидали в центре полигона. Хината нервно складывала пальцы то так, то сяк. Шино стоял молча и неподвижно, как четвертое тренировочное бревно. Глаз за темными очками было не разглядеть.

Киба поднял руку в знак приветствия и воскликнул издалека:

— Привет, Хината!

Акамару бодро тявкнул, вторя ему.

— Привет, Киба-кун, — тихо отозвалась девушка.

— Привет, Шино. Нет, мы не беседовали вчера, — выдал Киба по привычке, подойдя чуть ближе.

Шино не ответил. Не смутился, как обычно, а это было очень смешно, наблюдать, как таинственная скала Шино неловко поводит плечами и отворачивается куда-то в сторону.

Киба насторожился. Хината беспокойно переводила взгляд с него на Шино и обратно.

— К-киба-кун…

Шино все еще молчал, но Киба чувствовал, как на каком-то невидимом слое мироздания над его товарищем сгущаются тучи.

Наконец он не выдержал и воскликнул:

— Черт… Да что я уже не так сделал?

Задолбала эта таинственность. Никогда не понимал, что у него в голове творится.

— Киба-кун, Шино-кун уже… уже не спрашивает.

— Что не спрашивает?

Хината смущенно потупилась.

И тут до Кибы дошло.

— Серьезно?!

Киба вначале расхохотался, а потом почесал затылок и ехидно спросил:

— Эй, так ты все-таки вспомнил, с кем разговаривал «прошлым утром»?

— Вспомнил, — лаконично ответил Шино.

— И с кем же? — продолжал ехидничать Киба.

— Ни с кем.

— Серьезно?! Так ты на пустом месте, значит, всем мозг выносил?

Хината с опаской покосилась на Шино. Потом на Кибу, уже укоризненно, словно хотела передать своим бесцветным взглядом спящего бьякугана: «Ты что, не видишь, что обидел его? Лучше помолчи, не делай хуже. Или извинись, пока не поздно». Однако вслух ничего не сказала.

Кибе стало дико стыдно за свою бестактность, но он сделал вид, что не понял безмолвных намеков Хинаты. Он старался вести себя прилично, но его вечно тянуло обращаться к товарищам панибратски, травить шуточки, подкалывать, ехидничать. Вот только развернуться было негде. Хината была нежной, тихой и кроткой, а Шино в упор не понимал юмора, и оттого каждая шутка в его адрес звучала нелепо и обидно. Как-то так само собой получалось, что даже самая качественная, по мнению Кибы, колкость, достигая Шино, отлетала рикошетом в Хинату и оставляла обиду Шино, невидимые синяки Хинате, неприятный осадок Кибе, а также всеобщее ощущение неловкости.

— Ну… э-э… Просто, ты того… Ты же целый год спрашивал одно и то же. Это странно было. Вот.

Хината в отчаянии вздохнула и закрыла глаза.

Прости, Хината. Я знаю. Я невыносим.

— Терпимее к друзьям своим быть надо, — холодно ответил Шино. — И добрее. А потому терпимее и добрее, что на их месте оказаться ты можешь, и тем же отплатят тебе за насмешки.

— Надеюсь, я не чокнусь, — буркнул Киба себе под нос, молясь, чтобы если не Шино, то хотя бы Хината этого не расслышала.

Ее лишний раз огорчать уж никак не хотелось.

97

В ду́ше было несколько кабинок, отделенных простыми шторками. И пол, и потолок были выложены мелкой голубой плиткой. Вокруг металлических стоков на полу тянулись потеки ржавчины, а в швах между плиткой буйно росла черная плесень. Особо много ее было в предбаннике, где стоял лишь один табурет и решетка с крючками, чтобы вешать одежду. Там плесенью поросла вся смежная с душем оштукатуренная стенка. В углах скопились пыльные сопли паутины. На решетке с крючками тоже.

Мерзость какая.

Сарада с отвращением посмотрела на влажный табурет, на матовые от грязи крюки для одежды и долго стояла на месте, пытаясь понять, как ей помыться, при этом не выпуская из рук одежду.

Наконец она со вздохом разделась и повесила все на один крючок.

Под теплыми струями душа стало легче. Благо, хоть горячая вода была. Сарада, закрыв глаза, прислушивалась к звонкому журчанию и хрипам в стоке, захлебывающемся водой. Тело приятно ныло от тренировки. Ссадины и царапины пекли от воды, но не сильно больно. По мышцам растекалась нега.

Давно она не тренировалась с отцом. Все-таки тренировки с Годайме и тем более Наруто не могли сравниться с тренировками Учиха. Они с Саске оба выкладывались на полную. Не сговариваясь, начали биться без шарингана, по привычке, так ведь учил Шисуи. Но чем дольше давили друг на друга, чем больше получали, тем сильнее был азарт.

Первым активировал шаринган Саске. Совсем неожиданно. Увернулся от удара и больно врезал ей в живот. Сарада разозлилась. Тоже активировала додзюцу. В какой-то момент они с Саске уже не замечали ни Орочимару, ни Кабуто, которые с огромным интересом наблюдали за их схваткой. Во всем мире существовали только они с отцом. Более никто.