— Не буду я нажимать никакую кнопочку, — сказала она сердито и не мигая уставилась на пустой цилиндр, из которого доносился голос.

В лаборатории стало тихо. Только жидкость в капсулах продолжала бурлить. Невидимый собеседник решил зайти с другой стороны:

— Я покажусь, только если нажать кнопочку.

Голос будто играл с ней. Сарада фыркнула. Она не любила розыгрыши, а еще более не любила, если объектом розыгрышей становилась она сама.

— Мне-то что.

Она демонстративно развернулась и направилась к выходу.

Голос занервничал.

— Эй-эй, Учиха, погоди! — донеслось вслед.

Но Сарада была непреклонна. Она вышла в коридор и вдруг столкнулась с Кабуто.

— Сарада-сан?

Кабуто подозрительно взглянул на приоткрытую дверь, отстранил Сараду с дороги и зашел в комнату с капсулами. Судя по всему, он слышал слащавое воркование про кнопочку.

— Суйгецу, опять ты? — спросил он с укором.

Лаборатория не откликнулась. Все так же мерно бурлила жидкость в цилиндрах. Голос молчал.

****

К стенам помещения в ряд были прикованы полуобнаженные мужчины. Большинство просто висело на руках, уронив голову на грудь, без сознания. Другие все еще шевелились, пытались стоять на слабых ногах, но ноги не держали их, и эти люди тоже со стоном провисали на цепях. Сарада старалась не смотреть на них, но краем глаза все равно замечала, какими взглядами они следят за ней.

На операционном столе лежал голый человек — Кабуто, как правило, не смущали такие мелочи. Кожа подопытного мужчины была настолько бледной, что Сараде показалось, он давно мертв, но едва уловимое движение грудной клетки во время редких вдохов подсказывало: жив.

В руке Кабуто в свете хирургической лампы сверкнул скальпель. Сарада стойко наблюдала, как Кабуто делает надрез на животе подопытного, и сновала взглядом от заплывающей алой кровью щели в плоти к красивому лицу молодого мужчины.Тело пробрала нервная дрожь.

Боги. Зачем я здесь? Зачем я сюда пришла?

— Используй свои навыки, чтобы залечить это, — приказал Кабуто.

Сарада протянула дрожащие руки над раной. Их обволокло зеленым светом медицинской техники. С виду все выглядело нормально, но Сарада чувствовала: она не может сконцентрироваться. Руки дрожали, мысли лихорадочно вертелись в голове, чакра не слушалась, а от рук к сердцу и голове приливала слабость.

Так нельзя. Это же не рыба… Это — человек. Нельзя же его ранить специально для того, чтобы…

— Сконцентрируйся. Так дело не пойдет, — строго сказал Кабуто.

Он четко видел изъяны ее техники. Сарада чувствовала себя максимально некомфортно на чужом поле деятельности, но первый шок понемногу прошел, и она сосредоточилась на ране и ирьениндзюцу.

В конце концов порез кое-как затянулся, оставив грубый шрам. Сакура залечила бы его за пару минут и следа бы не осталось.

— Понятно, — сказал Кабуто и поправил очки.

— Есть ли мне вообще смысл заниматься медициной? — жестко спросила Сарада.

— Кхм… Основы ты знаешь. Почему бы и нет?

Сарада кивнула на грубый шрам на животе подопытного.

— Мне это не дается. Все медики, которых я знаю, владеют в первую очередь стихиями Воды и Земли. Я не подхожу.

Она протестующе мотнула головой, так что волосы хлестнули ее по лицу.

— Какое категоричное заявление. Ты можешь открыть суйтон, если тебе станет от этого легче. Думаешь, поможет?

Сарада, опустив глаза, изучала взглядом белую кожу обнаженного мужчины.

— Все упирается в правильное преобразование чакры. Тебе это удается не до конца. Ты, как и Саске-кун, используешь катон и райтон. Если оплошность допустит медик с предрасположенностью к суйтону, пациенту хуже не станет, но малейшая ошибка с твоей стороны, и чакра, которая должна была исцелять, напротив, отравляет, сводит на нет эффект от твоего лечения и даже делает хуже.

Сарада тупо пялилась на шрам от пореза: плод своих бестолковых трудов.

— Стоит ли продолжать, решай сама.

****

Проходя мимо душевой, Сарада услышала какие-то странные звуки и командный голос Карин.

— Активнее! Активнее!

Она осторожно заглянула внутрь. Карин стояла, уперев руки в бока, а несколько мужчин в одинаковой серой одежде терли щетками стены в предбаннике и в самой душевой. От воды штукатурку размывало, она смешивалась с черной плесенью и стекала бурыми потеками на пол.

Еще пару дней назад Сарада пожаловалась Орочимару на антисанитарию в душе, и тот приказал Кабуто разобраться с этим. Кабуто, судя по всему, спихнул это на Карин. Но и Карин не желала пачкать руки.

— Три активнее, я сказала! — рявкнула она и пнула ногой в спину ближайшего заключенного.

— Зачем так грубо, — упрекнула ее Сарада.

Она опасалась, что Карин станет ругаться, ведь то, что ее припахали убирать душевую, было виной Сарады. Но Карин или не знала об этом, или не сердилась, а может, и получала удовольствие, потому просто фыркнула.

— Тогда я с ними тут еще несколько суток проторчу. Им тут больше нравится, чем в камере, поэтому они специально работают медленно, — сердито ответила тиранша.

— Не знала, что узников можно выпускать, — призналась Сарада.

— Если договориться с Кабуто или Орочимару-сама, то можно. Не самой же мне это драить.

Если договориться…

— Карин… можно тебя на минуту?

Они вышли в коридор.

— Ты же понимаешь, что пока мы тут, они не работают, да? — недовольно сказала Карин.

— Да. Просто хочу спросить. Тебе не кажется, что это неправильно?

Карин неуютно повела плечами.

— Что неправильно?

— Заставлять их… Это же рабство. И эти эксперименты…

Карин вдруг задрала рубашку с сетчатой майкой, обнажая нежную белую кожу, изуродованную шрамами на боках.

— А это правильно?

Сарада растерялась.

— Но…

Карин опустила майку и одернула одежду.

— В моей деревне такие же, как они, не спрашивали меня, хочу ли я делиться с ними силой и спасать их. Теперь моя очередь.

— Но это же совсем другие люди. Они тебе ничего не сделали.

Карин пожала плечами.

— Просто похожи. Тоже мужики, тоже жалкие. Какая разница. Ты или добыча, или хищник. Раньше я была добычей. Теперь добыча — они.

Похоже, у Карин была травма на этой почве. Не удивительно. Представляя себе ее детство, Сарада приходила к выводу, что другой эта девушка стать просто не могла. Могла сломаться, но Карин была сильной, она не сломалась. И как только на нее перестали давить и дали ей волю, она стала воевать за себя и изливать всю боль, что причинили ей люди, наружу.

— Ты им совсем не сочувствуешь?

— Нет, — отрезала Карин. — И ты… Если не затолкаешь свое сочувствие себе в задницу, не выживешь тут, поняла? Тоже станешь добычей. Все, кто не за решеткой здесь, — хищники. Сразу не внушишь им, что ты выше, и скатишься на дно.

Карин вернулась в предбанник. Послышался визгливый вопль:

— Работаем, я сказала!

Сарада осталась в коридоре одна. Стояла и думала.

Карин точно была сумасшедшей. Чувство эмпатии у нее было атрофировано напрочь, да и смотрела она на нее все еще так же странно. Как на десерт.

И я думала, что она моя мама?

Нос щекотал свежий запах порошка, и мысли Сарады постепенно принимали новое русло.

Неужели в душе все-таки будет чисто?

Сарада снова заглянула в душевую.

— Эй, Карин.

— Чего еще? Больше не выйду. Они без меня не работают.

Сарада покачала головой.

— Просто… Табурет пускай тоже вымоют. И спиртом протрут. И его, и ту вешалку с крючками.

— Мы спирт не брали, — буркнула Карин. — Он у Кабуто.

— Ничего. Я принесу.

98