Сарада покорно шла за Кабуто. Он сказал, что Орочимару ожидает ее в южном зале, вот только дороги к нему Сарада не знала, потому Кабуто вызвался ее проводить.

Вдоль прохода тянулись решетки с заключенными. Люди в одинаковой одежде смирно сидели на полу, многие обнимали колени руками. В этом коридоре стояла страшная вонь, похожая на ту, что вырвалась из разбитой двери, за которой Сарада обнаружила трупы в старом убежище. Немытые тела, запахи нечистот и что-то еще, будто где-то среди фигур в одинаковой одежде валялся труп, который никто не замечал и не спешил убирать.

По коже пробежал мороз. Сарада была недовольна убранством своей скромной комнатки без электричества и с тогда еще грязным душем? Что же, у нее было хотя бы это. У людей, которых она видела за решеткой, не было ничего. Они сидели все скопом. Мужчины, женщины… Хотя преимущественно все же мужчины. Уборная была общая, у всех на виду, и судя по запаху, слив не работал или вовсе был не предусмотрен. О душе эти люди могли только мечтать.

«Им тут больше нравится, чем в камере, поэтому они специально работают медленно», — повторил в голове ворчливый голосок Карин.

Сарада хотела сказать Кабуто, что это бесчеловечно, но слова застряли в горле.

Разумеется, Кабуто понимал. И Орочимару понимал. Просто их все устраивало. Эти люди были не выше статусом, чем подопытные животные, а за виварием, как правило, не особо следят.

Послышался рев. Сарада испуганно обернулась на звук. В одной из камер человек в толпе вдруг стал увеличиваться в размерах, менять цвет. Из длинных грязных волос вылезли рога. По линии хребта, разрывая одежду, высунулись роговые пластины. Рубашка трещала по швам. Существо ревело и чесалось.

— Назад, — скомандовал Кабуто и отшатнулся, закрывая Сараду собой.

Послышался хлопок и влажные шлепки. Что-то теплое брызнуло на руку, и Сарада с ужасом поняла, что это кровь. Она хотела посмотреть, что стало с тем существом, но видела перед собой лишь спину Кабуто и его пышный серебристый хвост.

— Давно уже никто не взрывался.

Голос Кабуто прозвучал поразительно спокойно. Он отошел, и Сарада снова увидела камеру. Люди испуганно жались друг к другу, а на голых участках каменного пола валялись ошметки разорванного тела. Когтистая рука, к которой за отступающими лепестками Проклятой Печати возвращался естественный цвет, внутренности, лужи крови… Люди в камере тоже были в крови, только не в своей, и ничего не могли с этим поделать. Им оставалось только продолжать сидеть в грязи и вони и ожидать своей участи, которая обещала быть не менее жуткой.

«Давно никто не взрывался».

Сарада почувствовала, что ее сейчас стошнит. Она попыталась подумать о чем-то светлом, но ничего не вышло. Мысли о Наруто только больше расстроили.

«Зачем ты ушел к этой сволочи?!»

Сволочи…

Кошмары, одолевающие ее в Конохе, и близко не могли передать ужаса, который Сарада наблюдала на базе Орочимару. Ужасы в убежище были реальными, и оттого куда более жуткими, чем неуловимые образы из снов. Не плод больной фантазии, не воплощение подсознательных страхов, а настоящие живые люди… После кошмара можно проснуться и понять, что все это был лишь сон. После реальности проснуться нельзя.

Подступила тошнота. Во рту поселился неприятный привкус желчи, но Сарада сдержалась, хоть и с трудом. По лицу наверняка видно было, насколько трудно ей это далось.

Кабуто едко ухмыльнулся.

— Ты же медик.

Сарада сглотнула и уставилась на него волком. Она всерьез разозлилась. Мрачный коридор окрасился в оттенки багрового, в теле Кабуто вспыхнул очаг чакры.

Он не успел отвести взгляд. Не ожидал, что она нападет, а шаринган, к счастью, активировался быстро.

Иллюзия была реалистичной и красочной. Сарада выплеснула в нее все свои бурные чувства. С потолка на каменный пол рухнули прутья решетки, отсекая Кабуто в отдельную камеру. Она готова была заставить его почувствовать все, что испытывали узники. Фантазия позволяла Сараде доподлинно ощутить себя на их месте, потому она стала идеальным проводником между ними и Кабуто.

Запахи, ощущение грязи. Холодный каменный пол. Теснота. Нечто, распирающее тело изнутри, разрывающее мышцы и сосуды и отзывающееся невыносимым зудом под кожей.

Должно быть, это было очень больно. Кабуто осел на пол и лихорадочно чесался, выискивая невидимых блох. Сарада с мстительным удовольствием довела иллюзию до конца. Он взорвался, как и тот человек в камере, и все ощутил физически. Заключенные испуганно подползали к решетке, чтобы посмотреть на вопящего медика, который извивался на полу от боли, неведомо отчего.

Иллюзия прекратилась.

Кабуто тяжело дышал и озирался, с удивлением сознавая, что все еще жив. На его лице крупными каплями выступила испарина. Оглядев камеры, он вновь встретился взглядом с Сарадой.

— Тебе все еще весело? — спросила она с угрозой.

Портить отношения со своим потенциальным учителем в ирьениндзюцу было идиотизмом, но Сарада уже успела понять, что устои базы Орочимару отличались от тех, что были в Конохе. Позволить Кабуто насмехаться над ней, и ее смешают с дерьмом. Карин мягко намекнула ей, что завоевывать авторитет надо грубой силой.

Девушка из клана Узумаки была разной со всеми. В присутствии Тройки Звука она показалась Сараде агрессивной хамкой. Позже, когда наведалась в гости в ее комнату, выглядела навязчивой бесцеремонной болтушкой, которая несла какой-то бред и задавала бестактные вопросы. Рядом с Кабуто Карин становилось тихой, мирной, покорной. А рядом с Саске боялась дышать. Карин четко влилась в иерархию убежища. Кабуто, Орочимару и Саске были выше нее. С Тройкой Звука дележка иерархического места в стае еще не была закончена, потому Карин бросалась на них как бешеная собака и выгрызала себе право быть «выше».

Сарада только ступила на базу. Она была Учиха, и, памятуя о нерушимом авторитете Саске, к ней относились с осторожностью, думали, она такая же. Но стоило проявить слабость, и на нее тут же жадно бросались, чтобы подавить и подмять под себя. Сарада поняла, что сдавать позиции, так удачно подготовленные отцом, глупо. Да и просто хотелось отомстить Кабуто за жестокое обращение с людьми.

— Ловко поймала.

Кабуто поправил очки. Пытался вести себя как обычно, но самообладание возвращалось к нему крайне медленно, а бледность и пот выдавали, насколько крепко сработало гендзюцу.

Сарада выпрямилась и погасила шаринган. Кабуто бы наверняка тоже стал мстить. Стоило быть начеку. Или не стал бы? Все-таки официально она считалась сестрой Саске.

Если Кабуто что-то мне сделает, папа посчитает это личной обидой и отплатит с лихвой.

В чем-то интуиция не подвела Сараду. Она сбежала к Орочимару потому, что ей казалось, что в убежище она будет под защитой. И шестое чувство не подвело. Саске действительно взял ее под свое крыло.

Они с Кабуто молча двинулись дальше. Камеры с заключенными кончились, и отвратительный запах чудовищного «вивария» остался позади.

Каменная кладка сменилась знакомыми рисунками: теми же, что во всех коридорах и комнатах. Кабуто остановился у небольшой двери и кивнул головой.

— Тебе туда.

Сарада с некоторой опаской обошла его и толкнула незапертую дверь. Ей открылся узкий коридор, подсвеченный редкими свечами. На стенах, полу и потолке был все тот же раздражающий узор с дугообразными переплетениями. Справа вдруг вынырнула из стены прямоугольная арка, ведущая в темный зал. Сарада свернула туда.

Здесь свечей почти не было. Те, что горели на стене, отделяющей коридор, освещали лишь небольшое пространство под собой, все остальное же оставалось в тени.

В огромном зале эхом раздавались негромкие голоса.

— …немыслимый для тебя уровень, Саске-кун. Не думаю, что…

— Мне это нужно, — требовательно и властно перебил Саске.

От звука его голоса по коже пробежали мурашки. Хоть что-то родное и близкое было в этих отвратительных подземельях.