— Хаку! — звала женщина, захлебываясь рыданиями.

Прижимая к корпусу безвольно провисшую перебитую руку, она ползала по развалинам дома и пыталась сдвигать неподъемные обломки, чтобы добраться до родного человека, оставшегося под завалом. Тоже, вероятнее всего, мертвого.

— Ты меня слышишь? Хаку! — ее голос сорвался на визг.

Сарада машинально следовала за дядей, но колени тряслись и все норовили подкоситься. Чакра сама собой хлынула к глазам.

Шаринган.

«Уйди. Ты сейчас не нужен. Уйди», — твердила Сарада.

Глаза не подчинились. Они словно говорили ей: «Нам виднее, Учиха. Ты страдаешь. Тебе грозит опасность. Возьми нашу силу, воспользуйся ею и спаси себя».

Дядя остановился и заглянул в переулок, из которого доносился тонкий плач. У стены бродила маленькая девочка, тоже лет пяти на вид.

— Идем со мной, — он уверенно протянул ей руку.

— Итачи-кун…

Девочка вытерла кулаком слезы.

Взревел Кьюби. Прогремел очередной удар. Активированный шаринган различил приближение чего-то огромного. С чудовищной силой сбитое лапой биджу дерево снесло второй этаж хлипкого домика. Маленький дядя рванул на себя девочку, и их накрыло щепками и пылью.

Мир закружился, Сарада без сил опустилась на колени, чтобы не упасть. Ее бил озноб. Она попыталась встать, но тщетно, ослабленное тело снова клонилось на дорогу.

— Ты идешь? — встревоженно спросил дядя.

Его глаза расширились от удивления: он заметил шаринган.

— Нет. Бегите без меня, — выдохнула Сарада, снова пытаясь подняться.

Ничего не выйдет. Тело не слушается.

— Беги! Я справлюсь.

Маленький дядя колебался недолго.

— Пошли, — сказал он девочке.

Та вцепилась ему в кофту и бежала следом, не отставая ни на шаг.

— …Полиция Листа… — прорывался громкоговоритель сквозь грохот катастрофы, — … немедленно… го-восточное убежище…

Сарада, теряя ориентацию, уперлась руками в мостовую. В красном мире танцевали чужие очаги чакры. Некоторые быстро перемещались, другие оставались на месте и на глазах таяли.

Уйди. Уйди! Как же тебя отключить, шаннаро-о!

Чакра и так была на исходе. На заданиях с Конохамару-сенсеем, и в Стране Воды, и в любых спаррингах — Сарада контролировала додзюцу без проблем. Оно оживало, когда было нужно, и гасло, когда нужда в нем пропадала. Но с момента последней встречи с отцом шаринган стал жить собственной жизнью. Сарада испытывала настолько сильные эмоции, что ее душевная боль перебивала любые другие сигналы, и додзюцу активировалось само по себе.

Дядя убежал, и Сарада была уверена, что он гораздо лучше защитит Саске и ту потерянную девочку, чем она сама. Учиха Итачи. Это имя жило еще долго после смерти его обладателя. Не удивительно, уже сейчас мальчик действовал как настоящий шиноби. В критический момент, когда Сарада теряла рассудок от страха, вида трупов и окровавленных полумертвых тел, он хладнокровно просчитывал маршрут, подмечал малейшие детали и действовал, чтобы защитить себя и маленького Саске.

Сарада злилась на отца за его жесткость. Она соглашалась на сделку с божеством в надежде, что папа будет с ней помягче, если удастся изменить его прошлое. Но теперь она понимала, что в таком состоянии она ничего не изменит. Она — никто. Уже для того, чтобы выжить в этом мире, в жестоком прошлом, ей придется научиться тому, чего от нее требовал папа тогда на кладбище. Сараде чудилось, что вся ее прошлая жизнь была сном. Легким, невесомым, спокойным и счастливым. А сейчас она проснулась, и реальность оказалась гораздо более насыщенной и грубой, чем она себе представляла.

Шаринган продолжал пожирать ее чакру. Сарада почувствовала, что если так пойдет дальше, то в сознании она останется недолго.

Выдохни. Успокойся. Выкинь из головы все это…

Но вместо того, чтобы выкинуть из головы «все это», Сарада «все это» вспомнила еще раз в подробностях: искалеченных людей, трупы, кричащего ребенка…

Хватит! Не думай об этом. Думай о чем-то хорошем. Светлом. Теплом. Безопасном.

Нанадайме…

Перед глазами возникла белобрысая физиономия Седьмого. Он решительно смотрел куда-то вдаль, а потом вдруг улыбнулся, щурясь, совсем по-мальчишески.

По щекам пробивали себе путь холодные слезы. С мыслью об отце Боруто затесался и образ Кьюби. Огненная чакра, окутавшая ее защитным покровом когда-то, и в противовес этому — осатаневший биджу, разрушающий Лист.

Шаннаро! Нанадайме живет с ним внутри. Он сдерживал эту ярость и мощь несколько десятков лет, он подчинил ее. Будь сильной. Бери пример с него, если хочешь стать Хокаге!

Да, мало было тренировок. И мало было быть лучшей в классе. Нужно было еще уметь держать себя в руках и оставаться спокойной, даже если вокруг текли реки крови. Делать то, что должна. Думать и переживать — потом.

Сарада хваталась за образ Хокаге, как за спасательный круг. Пыталась вспомнить его тепло и убедить наконец свое додзюцу, что она в безопасности. Заставить шаринган деактивироваться.

— Нанадайме, — горько вымолвила Сарада.

Она сидела, закрыв глаза, и пыталась игнорировать все посторонние звуки: стоны, визги, вой сирены и рев Девятихвостого, громыхание рушащихся зданий и вибрацию земли, треск пожара. Смерть могла настичь Сараду в любой момент, никто не собирался спасать ее. Даже маленький Итачи убежал, оставив одну на дороге. И правильно сделал. Дядя должен был защитить маленького папу, она могла спасти себя только сама, и для этого стоило остаться в сознании.

Поэтому первым делом — шаринган.

Сарада представила у себя на плече руку Седьмого. Вспоминала во всех подробностях их разговор на похоронах, яростно пресекая мысли о смерти мамы, чтобы не подкармливать прожорливое додзюцу новой порцией боли. Плечо крепко сжали воображаемые пальцы Хокаге, и тихий голос назвал ее имя.

Сарада.

Слезы проторенными дорожками скатывали по щекам, по шее, за ворот платья на грудь. Этот непобедимый светлый образ остался далеко в будущем. Здесь его не было. Здесь она осталась одна.

Нет. Уже не одна.

Сегодня ведь было десятое октября. День рождения Седьмого Хокаге. Он не остался далеко в будущем, Узумаки Наруто был здесь, он только что родился.

Сарада разлепила мокрые глаза. Мир больше не был красным. На душе воцарились покой и пустота. То ли вся боль вытекла со слезами, то ли наконец замолчал Кьюби и стих грохот разрушения, свидетельствуя о том, что катастрофа миновала.

Голова кружилась. Сарада вздохнула и легла на мостовую.

Каким-то чудом ей удалось выжить.

04

— Эй, ты слышишь меня?

Кто-то тормошил ее за плечо. Сарада открыла глаза. Сквозь грязные стекла очков в темноте проглядывался зеленый жилет шиноби Листа.

— Ты ранена?

Все тело болело. Она привстала.

— Нет, я в порядке.

— Дойдешь сама до госпиталя?

— Да.

Шиноби кивнул и исчез.

Сарада облизнула сухие губы. Очень хотелось пить. Она немного посидела, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Было непривычно тихо. Сирена молчала, громкоговоритель Военной Полиции — тоже. Она поднялась на ноги и медленно побрела по разрушенной улице.

Небо над Конохой незаметно светлело. Шиноби разгребали завалы и искали выживших, пробегали мимо с носилками. Кое-где догорали огоньки пожара.

Сарада не собиралась идти к медикам, она ведь не была ранена. Растирая озябшие плечи, она просто брела вперед. Куда ей было идти? В этом мире ее никто не ждал, она была здесь чужой. И неожиданно для себя Сарада поняла, что рада этому. Потому что, наверное, не было в Листе такой семьи, которая не пострадала во время нападения Кьюби. А Сараде некого было терять, у нее не было здесь друзей или близких. Только маленький отец. И она от всего сердца молилась, чтобы дяде удалось защитить своего младшего брата и папа остался жив.