— Сакура-чан… — прошептал Наруто и запрокинул голову, чтобы получше видеть ее. — Как ты живешь все это время, зная, что они там?
— Ты же слышал. Саске-кун сам так решил…
— Но они в опасности!
— Но Сарада отправилась туда, чтобы помочь ему. Я верю, что вместе они справятся.
— Черт… — Наруто вскочил и сел, в отчаянии стукнул себя кулаком по ладони. — Но нельзя же все так оставлять, даттэбайо! Нужно пытаться! Или Цунаде баа-чан опустила руки?
— Цунаде-сама пыталась их отыскать. Посылала Анбу. Без толку. Никаких следов, — вздохнула Сакура. — Да и, Наруто, ты же знаешь, что стало с деревней Скрытого Песка? Сейчас всем не до того. Цунаде-сама отправляется на собрание Каге. Несколько недель ее точно не будет. Не думаю, что кто-то станет заниматься поисками Саске-куна и Сарады.
— А мы? Мы же можем…
— Наруто!
— Да что, даттэбайо?!
— То, что случилось с деревней Темари… — тихо сказала Сакура. — Это же может случиться и с нашей. Если мы будем сейчас доставлять всем проблемы… Наруто…
Она запуталась, подбирая слова.
— Они приходили за биджу, — ответил Наруто, прожигая взглядом сюрикены. — В Скрытом Песке был Хвостатый Зверь.
— Хвостатый Зверь?
— Гаара был джинчурики. Не знаю, что там происходило, пока меня не было, но после его смерти биджу наверняка остался у деревни. «Акацуки» ищут Хвостатых. Пришли за биджу Гаары, придут и за моим.
— За твоим?..
— Моя сила. Ты видела ее, Сакура-чан. Я джинчурики. Джинчурики Кьюби.
— Н-наруто…
— «Акацуки» ищут таких, как я. Пока я здесь, наша деревня в опасности. Если пойду искать Сараду и Саске — всем будет только лучше, знаешь. Только баа-чан… — он крепче сжал кулак. — Баа-чан этого не понимает, даттэбайо!
Глава 109. Слишком мягкий
109
«Ты должен стать хищником, мой мальчик. А хищник никогда не останавливается. Никакого милосердия! Не смей. Милосердие — это химера. Оно отступает перед бурчанием в голодном брюхе, перед жаждой в пересохшей глотке. Ты всегда должен голодать и жаждать, — барон погладил своё жирное тело над поплавками. — Как я».© Фрэнк Герберт
От оранжевого неба весь мир изменил краски и казался теплым. Сарада с Орочимару стояли на скале и смотрели вниз. По равнине, словно муравьи, метались люди. Ровно тысяча. С отважными боевыми воплями они бросались на невидимого противника и тут же падали как подкошенные. Саске действовал молниеносно. Невооруженным глазом засечь его передвижения можно было лишь по искрам солнца на гладкой поверхности клинка.
— Вот она, сила Учиха, — сладким голосом произнес Орочимару.
Сарада покосилась на него и спросила ревниво:
— Почему вы не устроите мне такого испытания?
— Зачем тебе? Ты же не планируешь убивать Итачи. И не претендуешь стать моим сосудом.
Зато вы, скорее всего, претендуете сделать меня своим сосудом.
— Да и я в любом случае отдал бы предпочтение Саске-куну.
— Это почему?
— Твоя мать не Учиха, Сарада.
— И что это меняет? Шаринган мне от отца передался.
— И посмотри на свои очки.
Сердце защемило.
Это не из-за мамы. Это все Мангеке…
— Твоим глазам чего-то не хватает, — рассуждал Орочимару. — Потому зрение и продолжает падать…
Чего-то не хватает…
Чувствовать себя вторым сортом после Саске давно стало нормой. Несмотря на регулярные спарринги друг с другом, Саске и Сарада отдавали предпочтение своим областям. Отец тренировал боевые техники, а Сарада все остальные. Ее больше интересовали высокотехничные гендзюцу, разного рода фуинзюцу, медицина и яды.
Последние пятеро солдат кинулись на Саске с отчаянным воплями и секунду спустя рухнули на землю.
— Ладно, идем к нему, — сказал Орочимару.
Они спрыгнули со скалы вниз и пошли между тел… живых тел. Сарада ожидала увидеть горы трупов, но каждый человек, к которому она присматривалась, оказывался жив. Раненые шевелились, стонали и дергались, однако все они были живы. Орочимару покачал головой, будто собирался отчитывать Саске, как провинившегося ребенка.
Саске воткнул в землю свой Кусанаги и, широко расставив ноги, сидел на спине одного из поверженных врагов — мускулистого двухметрового бугая.
— Это все? — в голосе Саске мелькнуло разочарование.
— Ни царапины... Впечатляет, — хмыкнул Орочимару. — Однако ты не убил ни одного из них. Ты все еще зелен. И слишком мягок.
«Было бы за что ругать», — мысленно фыркнула Сарада.
— Я хочу убить кое-кого другого.
Орочимару бесцеремонно пнул раненого мужчину, валявшегося поблизости, и тот со стоном откатился к ногам Саске.
— Если не станешь бессердечным, никогда не победишь Итачи.
Саске поднялся, опираясь на меч.
— С ним я буду бессердечен.
Он отправил в ножны меч, сверкнувший на солнце, развернулся и пошел куда-то в сторону заката. Орочимару покачал головой и направился в другую сторону — ко входу в убежище. Сарада осталась одна на оранжевой равнине, полной раненых. И думать не стоило о том, чтобы вылечить их всех. Да и люди были неблагодарны, она уже поняла это по своим подопытным.
Сарада дождалась, пока Орочимару скроется за скалой, и бросилась догонять Саске.
За несколько лет жизни бок о бок с отцом Сарада успела свыкнуться с мыслью, что Итачи необходимо убить. Воспоминания о дяде были зыбкими и неоднозначными, в то время как рядом все это время находился Саске, у которого не возникало ни малейших сомнений, что Итачи — зло.
Саске умел быть убедительным. Вот только Сарада знала о дяде больше. Ей было интересно: что сказал бы папа, если бы знал то же, что и она? Жаль, что ему нельзя было рассказывать ни о клане, ни о Мангеке, ни о своем настоящем происхождении. В такой бред никто бы не поверил.
— Чего идешь за мной?
— Итачи… Ты уверен, что все о нем знаешь?
Отец резко остановился.
— С чего такие вопросы?
Сарада взглянула на него уже смелее.
— Он не убил тебя в ту ночь. И в гостинице не убил, хотя мог. И меня тоже… Почему?
Лицо Саске скривилось в ненавидящую гримасу.
— У него свои мотивы.
— Какие?
Он двинулся дальше.
— Куда ты идешь?
— Не твое дело.
— Черт, да сколько можно? Эй, Саске! — она снова догнала его. — «Свои мотивы»… Что за мотивы? Расскажи.
— Тебя это…
— …касается! — перебила Сарада, предвосхищая его ответ. — Вечно одно и то же. «Не твое дело», «тебя это не касается». Касается! Я такая же Учиха, как и ты! А Итачи такой же мой родственник, как и твой!
Саске фыркнул.
— Поняла, что сказала вообще? Он мой брат. А для тебя он кто?
— Он мой… — начала Сарада и сникла.
…дядя.
— То, что он тебя тренировал, ничего не значит.
— Саске!
— Что? — он тоже понемногу выходил из себя. — Что? Хочешь знать, почему он оставил меня в живых?
— Да!
— Потому что я был слаб. Вот почему!
— Какой в этом смысл? — нахмурилась Сарада.
— Посмотри вокруг.
Сарада косо взглянула направо, налево. Кругом лежали раненые.
— Какой в этом смысл? — спросил Саске ее же словами.
— Ты проверял свою силу.
— Он делал то же самое. Уничтожая наш клан, он проверял свою силу. Вот только я, в отличие от него, оставил всех в живых, потому что не собираюсь быть таким, как он. Покуда… покуда это возможно.
Он отвернулся.
— Я был слаб. Убить меня ничего не стоило, — добавил он уже спокойнее. — Итачи это было неинтересно. Куда интереснее было дождаться, чтобы я вырос в достойного соперника. И я клянусь, это дорого ему обойдется.
Сарада часто заморгала и стянула очки. Глаза пекли от слез, а яркий рыжий свет только еще больше резал глаза.
Может ли такое быть, что папа прав и дядя растит нас на убой для проверки своих сил?
