— Те гендзюцу-ловушки.

— Которые в комнате?

— Нет. Которые на сознание.

— Да. И что?

— Поставь их мне.

Сарада не сразу поняла, чего от нее хотят. Точнее поняла сразу, но просьба Саске звучала настолько безумно, что Сарада мигом отбросила эту идею и стала искать в словах отца потайной смысл. Потайного смысла не нашлось.

— Ты чокнулся?

В комнате повисло гнетущее молчание. Саске не отвечал. Сверлил ее тяжелым взглядом.

— Зачем тебе это?

— Это мое дело. Твое дело поставить их.

— Это безумие. Вдруг что-то пойдет не так?

— Все пойдет так. Ты поставила уже двадцать семь ловушек на своего подопытного. Они сработали на мне.

— Но неизвестно, как они сработали на нем. Что, если в технике есть брешь и гендзюцу как-то затрагивает сознание того, на ком ставится ловушка?

— Вот на мне и проверим.

Сарада с отчаянием взглянула на Саске и ответила, чуть помедлив:

— Ты не понимаешь. Техники из этого свитка могут лишить рассудка!

— Меня не лишат.

— Всегда так кажется, что ты особенный и с тобой ничего случится. А когда случается…

— Сарада, — прервал ее отец. — Ставь ловушку.

Сарада сглотнула. Она уже жалела, что попросила у него помощи в тестировании ловушек. Не думала, что он зайдет так далеко.

Как ни странно, в ту ночь, когда она рассказала про ловушки на сознании, отец согласился мигом. Даже уговаривать не пришлось. Тогда первая испытанная им ловушка активировалась с опозданием и рассыпалась на полпути. Сарада испугалась, что Саске надменно проворчит что-то о том, что она впустую тратит его драгоценное время, но отец с задумчиво-серьезным лицом посмотрел на покорного подопытного и предложил Сараде попробовать создать новую ловушку.

С помощью Саске дела пошли быстрее. Он указал Сараде на ее ошибки: смотрел на все под своим углом и как испытатель замечал то, чего не замечала она. Вместе они закончили разбираться с техниками раздела обычных ловушек на сознание, и Саске их даже умудрился освоить. Сложность заключалась не в фантазии, а в фуиндзюцу. Врожденного таланта, силы глаз, неплохой базы фуиндзюцу и менторства Сарады Саске хватило для того, чтобы внести себе в копилку полезную технику всего-то за неделю.

— Зачем тебе это? — упрямо повторила Сарада.

— Эти ловушки созданы для защиты сознания. Их нет смысла хранить для боя. Их нужно ставить на себя. Хочешь, я поставлю и тебе? Я уже понял, как их создавать.

— Черт… Я вообще не об этом…

Сарада зарылась пальцами в волосы. Идея ей категорически не понравилась. Она помнила, что стало с Шино-сенсеем из-за некачественно наложенной иллюзии S-ранга и что стало с тем подопытным… Она не хотела рисковать сознанием отца, но Саске не страдал излишней мнительностью. Он был уверен в своих способностях. И в ее способностях, как ни странно, тоже.

Сарада спросила:

— Ты ведь готовишься ко встрече с Итачи, не так ли?

Саске склонил подбородок к груди и посмотрел на нее волком. Он очень не любил, когда где-либо всплывало имя Итачи.

— Да.

— Если эти гендзюцу сработали на тебе, пусть и не все, это еще не значит, что они сработают на Итачи. Он обладает Мангеке.

— Это ничего не меняет. Если есть вероятность, что сработает хоть одна ловушка, то стоит попытаться. Ставь.

— «Хоть одна…» Стоп, что? Ты хочешь несколько?!

— Десяток. Не меньше. Лучше десятка два.

— Саске!

— Сарада! — крикнул в ответ Саске, активируя шаринган. Его терпение иссякло. — Ставь ловушку!

«Эти ловушки созданы для защиты сознания. Их нужно ставить на себя», — эхом повторил его голос в голове.

Сараду осенила неожиданная догадка.

Папа врет.

«Хочешь, я поставлю и тебе? Я уже понял, как их создавать».

Он готовится не ко встрече с Итачи. К Итачи он бы меня не допустил. Он готовится к переселению Орочимару и хочет подстраховать и меня тоже.

— Ладно, — ответила она обреченно и сложила руки в печати «птицы». Если Саске что-то решил, переубедить его было невозможно. — Погаси шаринган, иначе может не получиться.

Отец послушно деактивировал додзюцу. Печати мелькали одна за другой. Сарада складывала их уже автоматически.

Хорошая идея. Вот только эти гендзюцу-ловушки не столь сильны. Они подействуют на обычных шиноби, но шаринган их разбивает. А техника Орочимару… Я слышала от Кабуто, обряду переселения невозможно сопротивляться. Если папа хочет подстраховаться, нужно использовать более серьезные техники… Если бы они еще получались… Запечатать бы в гендзюцу-ловушку не просто гендзюцу, а «хаос», но, черт, это слишком сложно и слишком опасно!

Та гендзюцу-ловушка, которую Сарада как раз заканчивала устанавливать в сознании отца, показалась ей детским лепетом.

По сравнению с обычными ловушками, запечатанный «хаос» действительно опасен. Если он сработает не на Орочимару, а на папе, то папа уже никогда не станет прежним.

****

Наруто пришел в себя в какой-то незнакомой комнате. Штукатурка на потолке потрескалась и местами отпала, обнажая серый бетон. Наруто тупо разглядывал ее, пытаясь вспомнить, кто он такой и чего это с ним произошло. Вспомнив, мигом вскочил, но кто-то грубо толкнул его в грудь и повалил обратно на ту мягкую поверхность, где он лежал до этого.

Откуда-то слева вынырнуло лицо Ируки-сенсея.

— Бессовестный! Лежи себе.

— Ирука-сенсей? — растерянно пролепетал Наруто и еще раз осмотрелся.

Шкафы, шкафы… Стопки папок. Слева невысокий журнальный столик и несколько кресел. Какая-то административная комнатка. Странно. Наруто казалось, его отправят в допросную. Или в тюрьму.

— Где мы?

Ирука-сенсей нависал над ним сердито уперев руки в бока.

— В Резиденции Хокаге.

Наруто выдохнул.

Тогда эта комнатка наверняка под кабинетом баа-чан. Чего бы еще с потолком такое приключилось…

— Ты чего творишь?! — заорал Ирука-сенсей. — Ты что, совсем не соображаешь?

Наруто тяжело вздохнул, поднялся и сел на диване, спустив ноги на пол. Голова раскалывалась.

Чертовы Анбу.

110

Черные плащи… Красные облака… Эти люди… За мной?

Они стояли внизу, а Наруто растолкал толпу, вылез вперед и увидел их со ступеней. Огромные ворота за их спинами, так темно и нечетко. Света бы побольше. По широкой лестнице спустился лысый монах в белых одеждах и заслонил собой остальных. Он что-то говорил, потом встал в странную позу…

…смешалось. Все взорвалось. Трещало дерево. Под ударами обломанных балок и тел гудели металлические ворота. На них оставались вмятины. Тело разрывало, жгло изнутри. Чакра Кьюби растекалась по организму обжигающим ядом. На руках отрастали когти. Кожа слезала пластами, но он уже не чувствовал.

Страшнее было то, что творилось в голове. Дикий ужас. Дьявол, просочившийся из каких-то своих измерений в его тело. Кровь и огонь. Боль и ненависть. Ярость. Наруто тонул. Этому напору невозможно было сопротивляться. Его сносило потоком, и он захлебывался, будто в рот ему вливали растопленный металл. Внутри все горело.

Наруто вскочил, протер лоб и с удивлением нащупал капли холодной влаги.

Пот?

Он в панике осмотрелся. Кругом была его спальня. Настоящая. Четкая. Яркая.

Грязная до невозможности.

Наруто немного расслабился, выдохнул. Вылез из кровати и, взяв с тумбочки стеклянную банку с молоком, прошлепал босиком к балкону. Дряхлая скрипучая дверца отъехала в сторону. Свежий ветер окутал и остудил мокрое от пота тело. Наруто глотнул молока и навалился на перила балкона. Он смотрел на Коноху, и от вида красок, зелени и мирного течения жизни в деревне душа отдыхала.