Итачи сконцентрировался на своих ощущениях. Изанаги позволяло переписывать реальность. Ему нужно было уловить момент, когда реальность изменится, и засечь Данзо до того, как он атакует вновь.

Вот он. На пять часов!

Итачи обернулся и стал повторять за Данзо печати.

Крыса. Змея. Лошадь. Собака.

Они набрали в легкие воздуха и синхронно выдохнули друг в друга лезвиями Стихии Ветра. Едва завершив технику, Итачи сложил печати, швырнул сюрикены и тут же обернул их пламенем. Лезвия техник Вакуумной Волны столкнулись друг с другом и рассеялись, а за ними прорвались огненные сюрикены Итачи.

Данзо отмахнулся Стихией Ветра. Сюрикены вспыхнули еще сильнее, однако сбились с траектории и разлетелись в стороны.

Линия взгляда. Отлично.

Данзо бросился в атаку, но его сознание уже было захвачено гендзюцу. Итачи творил для противника иллюзию битвы, заставлял его нападать вновь и вновь, сам же никаких смертельных ранений наносить не пытался.

Вот почему остальные не вмешиваются. Ты контролируешь Изанаги, и тебе проще планировать атаки в одиночку.

Хитрый старик продлил действие Изанаги, но, похоже, техника потребляла слишком много чакры.

Данзо явно ощущал свое преимущество в иллюзорном бою. Итачи краем глаза заметил, как беспокойно зашевелились очаги чакры в лесу. Они видели, что происходит, но приказ все равно удерживал их на месте. Данзо же был уверен, что Цукуеми против него использовать больше не станут: это было бесполезно. И, судя по всему, он помнил, насколько просто ему удалось разбить обычное гендзюцу Итачи. Верил в силу глаза Шисуи и не подозревал, что может погрязнуть в иллюзии настолько глубоко и прочно.

А Итачи ткал гендзюцу с чувством. Это был как раз тот тип иллюзии, который незаметно продолжает реальность. Данзо метался в гендзюцу уже больше трех минут. Еще немного и четыре…

Итачи внимательно следил за ним.

Я не дам тебе беспрерывно использовать Изанаги.

Битва в гендзюцу явно складывалась для Данзо удачно. Удачно, но слишком скользко и долго. Старик видел, что его воображаемый соперник понемногу выдыхается и ошибается, но подловить его окончательно все никак не мог.

Действие прошлого глаза уже давно прошло. А новый… Я не видел, чтобы ты сложил те самые печати.

Итачи прицелился и запустил кунаи. В последнюю секунду перед тем, как один из кунаев вонзился в сонную артерию, перед Данзо мелькнул черно-белый зверь, неожиданно выпрыгнувший из кустов. Кунай угодил в тело зверя, и тот лопнул, оставив после себя лишь брызги чернил.

Зато остальные кунаи попали в цель. Прикрытие Данзо было все-таки осведомлено об особенностях Изанаги. Они решили вмешаться вопреки приказу и спасти своего лидера от неминуемой гибели, но сделали приоритет на сохранность его жизни, а не резерва ворованных глаз — это и определило бросок зверя.

Итачи подозревал, что так просто убить Данзо ему никто не даст, и сонная артерия была для него лишь вторичной целью. Главной были шаринганы. Пять кунаев четко вошли в пять распахнутых красных глаз, тех, которые были с внешней стороны руки на линии удара.

Боль отрезвила Данзо. Он с удивлением взглянул на свою руку, и на его морщинистом лице отразилась злобная досада. Еще бы, столько драгоценных запасов жизни в пустую.

— Учиха Итачи, — с ненавистью процедил старик. — Так это было гендзюцу.

Его правую руку заливала кровь. Он выдернул из глаз оружие и вдруг поднял левую в странном жесте.

Не печать. Сигнал.

Итачи лихорадочно соображал.

Сигнал для тех, кто в засаде. Они начинают действовать вместе. Что они могут сделать?

Итачи хотел отбежать вправо, но тело осталось неподвижно. Кожу по всему телу пятнами что-то прижигало, но повернуть голову и взглянуть, что это, он не мог. Данзо немного успокоился и медленно приблизился.

Яд, как с Шисуи? Но я же убил Сугару… Тогда как?

61

Ленивое солнечное утро незаметно перевалило за полдень. Какаши притаился на карнизе здания в тени фасада и наблюдал из-за угла за рестораном данго на одной из центральных улиц. Паккун сидел рядом с ним и понемногу сползал с карниза. Каждые две минуты он сердито цеплялся когтями за гладкую поверхность и взбирался повыше, но шелковистая шерсть зада слишком уж хорошо скользила по наклонной, и спокойно сидеть в засаде у него не получалось.

— Хватит ерзать.

— Пфф, — сердито фыркнул Паккун.

В заведении сидела подозрительная личность в черном плаще с красными облаками. Какаши пристально следил за незнакомцем, но тот всего лишь обедал. Не предпринимал попыток уйти, не торопился. Ждал кого-то?

Не тебя ли, Учиха Итачи?

Какаши хорошо помнил те времена во время службы в Анбу, когда в Команду Ро прислали новичка. Элитный отряд Хокаге принимал только избранных, и остальным членам Анбу видеть в нем ребенка было непривычно и странно, а тем более ребенка из клана Учиха. Однако Какаши отнесся к Итачи с пониманием. Сандайме не случайно поручил именно ему присматривать за новичком Учиха. У них было много общего: во-первых, шаринган, а во-вторых, Итачи слыл гением среди своего клана, и Какаши не понаслышке представлял, какая жизнь уготована таким, как они с Итачи.

Тьма и одиночество.

Вот только мальчик все-таки отличался от него, и различия были в самой их сути.

Какаши с самого раннего детства нес в себе боль и мрак. Он пытался быть идеальным шиноби, следовать правилам, чтобы не повторить позорную судьбу отца, но жизнь ломала его и ставила перед трудным выбором снова и снова. Миссия или Рин. Тензо или жизнь. Хокаге или Данзо. Слишком много сомнений и тяжелых решений и слишком большой груз неприятных воспоминаний за плечами. Каждое утро он просыпался, смотрел на свою руку и пытался смыть с нее жгучее ощущение электричества, крови Рин и тепла ее груди вокруг запястья. Это продолжалось до сих пор.

А вот что творилось в душе у Итачи, Какаши не имел ни малейшего понятия. Парень всегда был внешне спокоен, хорошо подавлял эмоции и действовал решительно, без колебаний. Не падал, не сомневался, не терялся впотьмах. По крайней мере, так казалось со стороны. Тогда как Какаши жил прошлым, машинально выполнял свою работу и ничего от жизни не ждал, Учиху Итачи прошлое не тянуло камнем ко дну. Он явно к чему-то стремился. Стремился уверенно. И, наблюдая, с какой легкостью этот ребенок справляется с работой Анбу, Какаши боялся предположить, что вообще происходит у него в голове, какие он преследует цели и чем живет.

Кроме того, потенциал мальчишки оказался настолько велик, что рядом с ним Какаши чувствовал себя ущербным. Когда-то давно он сам, признанный гений, презирал Обито за бестолковость и бесполезность, не до конца понимая, какая сила зашифрована в его генах. А ведь Обито был Учиха. И всю жизнь после его гибели клан Учиха преследовал Какаши, словно плата за насмешки над покойным товарищем.

Какаши завис на границе: он не был Учиха, не мог раскрыть полную силу глаза, но в то же время шаринган Обито будто бы отделял его от прочих джонинов, и те невольно относили его ближе к Учиха, чем к себе.

Их связывали вновь и вновь. Шаринган, прощальный подарок Обито, определил судьбу Какаши, как наставника молодых Учиха. Сандайме приставил его к Итачи. Потом сформировал ему команду с Саске. Затем Шисуи умолял его взять под свое шефство Сараду. И рядом с юными наследниками великого клана Какаши ощущал себя примерно так же, как, наверное, чувствовал себя рядом с ним Обито во времена их совместной работы в команде.

Мощь Учиха впервые явилась ему в обличье старшего сына Фугаку, главы клана. Сандайме просил Какаши позаботиться о мальчике, но учить Итачи было нечему. Он полностью освоил додзюцу самостоятельно. Юный гений имел тело Учиха, его способности были естественными, тогда как шаринган Какаши расходовал слишком много чакры и очень быстро истощал не ахти какой резерв. Этот мальчишка был для него словно пощечиной. Возмездием за былую гордыню, за те времена, когда он, будучи сопливым ребенком, наивно полагал, что природа щедро наградила его всем, что необходимо шиноби.