Как он туда влез, черт возьми…

Со шкафа взгляд скользнул на табурет на столе.

Ладно. А как он влез на стол? И откуда взял енота?

— Нии-чан, — вяло окликнул Аято. — Не бей папаню.

Райко с визгом растянулся на полу — это Аято потянул его за ногу.

Близнецы. Наруто боялся, что парни будут похожи как две капли воды и он станет их путать, но что-то пошло не так. Аято рос крупным и полным. Он никогда не отказывал себе в возможности подкрепиться, и молодой организм с благодарностью принимал витаминные подношения. Худой и остролицый Райко казался младшим братом Аято, хотя фактически родился минутами ранее.

Наруто вздохнул.

— Сегодня завтрак с клонами. Я опаздываю в Резиденцию.

Спросить про клетки для крысят у Сарады. Не забыть спросить про клетки…

Когда дяденька Шикаку намекнул, что Седьмым Хокаге хотят выбрать его, Наруто мигом согласился. И все же в глубине души он всерьез опасался: справится ли, и если все-таки справится, останется ли у него время на семью? Опасения оказались напрасными. За последние пять лет в аппарате Хокаге с подачи Сарады и Шикамару произошли такие радикальные перестройки, что мелочевка до стола Хокаге просто не доходила — ее разметали на подлете.

На рабочем столе в Резиденции ожидала небольшая стопка документов. Шикамару постарался, все скомпоновал. Наруто бегло пересмотрел бумаги, оставил свои подписи. Трижды изучил сценарий грядущего экзамена на генина, представил в роли генина прежнего себя, затем прежнего Саске, от руки внес несколько правок и отложил в отдельную папку.

В кабинет наведался Шикамару.

— У тебя интервью через полчаса. Ты в курсе?

— Так точно!

— И да… Тут такое дело…

— Какое дело?

— В общем… Сарады нет на месте. Они с Шино откатили на выезд. Там команда Ёро вскрыла точку черного рынка в Конохе.

— Что-о?!

Шикамару нахмурился.

— Дело не горит. Интервью важнее… Ибики уже работает.

Наруто вскочил из-за стола.

— Интервью-интервью… — бормотал он, направляясь в отдел дознания. — Видал я эти интервью. Чепуха.

— Не чепуха. Мендоксе… Как тебе объяснить.

— Можешь не объяснять. Я и так знаю, что чепуха, даттэбайо!

— Ты — лицо Конохи.

— Хочу быть не только лицом.

Шикамару терпеливо вздохнул.

— Ты уж прости, если со мной тяжело, — смущенно пробормотал Наруто. — Ладно, Шикамару?

— Хай-хай…

Наруто толкнул дверь и ворвался в допросную. Человек, прикованный цепями к стене, хихикал и пускал слюни. Его щеки были гладко выбриты. Волосы растрепались. Простая чистая одежда снизу обуглилась. Кто-то постарался с катоном.

— Как он? — спросил Шикамару неподвижного Ибики. Тот явно применял какую-то технику, иначе заключенный не казался бы таким осоловелым.

— Так же. О… Нанадайме-сама…

— Позволь я, дяденька-экзаменатор.

Наруто подошел ближе, сместив Ибики.

— Я уже давно не экзаменатор.

Наруто криво усмехнулся.

— Шкетам повезло.

Допрашиваемый оклемался от техники, сфокусировался на нем, и его глазки заблестели ядовитой едкостью.

— Какая честь. Хокаге-сама…

Наруто потянулся сознанием в измерение печати. Внутри поднялся Лис — инь-половина Курамы. От направленной жажды крови Кьюби едва не исказился воздух. Допрашиваемый мелко задрожал и покрылся испариной.

— У меня не так много времени, — холодно оповестил Наруто. — Так что церемониться я не стану.

****

Они обедали всегда за стойкой, а не в зале ресторана, чтобы видеть, как готовит старик Теучи. Сидели вчетвером: он — отец семейства — и трое детей, таких же с виду, светловолосых и полосатых.

— Рамен-рамен… Опять рамен, — с деланным безразличием буркнул Райко, пытаясь разъединить палочки.

Аято потянулся к его миске.

— Ты не будешь?

— Но-но!

Райко шлепнул его палочками по рукам.

— Захочешь, закажу тебе добавку, — примирительно сказал Наруто. — Райко… Давай помогу.

Сын спрятал палочки под стойкой.

— Сам разберусь. Я — мужчина, даттэ… м-м.

Он снова погрузился в возню с палочками.

Мизука стояла на высоком стуле на коленях — так удобнее было заглядывать в миску. Прическу она сделала себе сама. Криво завязала один слабый хвостик под левым ухом, а половину волос не собрала вовсе — они полоскались в рыбном бульоне. Наруто потянулся, распустил ей волосы и, как умел, зачесал в один хвостик на затылке.

Так странно было из допросной с пытками и нервной суеты интервью снова возвращаться во внешний мирок, где без печали шалили его мелкие спиногрызы. В такие моменты яркого контраста подпольной жизни аппарата Хокаге и мирной суеты детей и гражданских Наруто понимал Сараду. С каждым днем она все больше погружалась в дела внутренней безопасности Конохи и эту невыносимую грязь, в которой возились Анбу, поддерживающие на своих плечах покой мирных жителей. Защищала из тени. Он все еще считал немного нечестным, что счастье заботы о детях перепало ему, а не ей.

Припомнился давний разговор, и сердце защемило от грусти.

«Сарада… ты пожалеешь».

Недолгое молчание, ее тяжелые раздумья и ответ:

«Так надо. Ты будешь защищать деревню как Нанадайме Хокаге. А я — единственный носитель риннегана. Я буду заниматься своим делом».

«Дети… Однажды они обидятся на тебя».

«Пусть так. Но зато их будущее будет светлым».

191

Просачиваясь сквозь поры в почве, он поднимался к поверхности.

Прежде, стоило ему подступиться к дому Учиха, сверху поднималась суета. Он чувствовал передающуюся в почву вибрацию копошения и поспешно отступал. Эта ведьма Узумаки улавливала его приближение еще на подходе. Но в последние дни никакой реакции не было.

Черный Зецу настолько осмелел, что пару раз выплывал на поверхность и смотрел на пустующую веранду. Ловушка? Или в доме творилось неладное?

Узумаки Карин… Если она не может меня ощущать — это редкий шанс.

****

Палочки оставляли борозды в рыхлой рисовой каше, измазанной соусом. Карин мутило и в то же время живот сводило от голода. Она знала: нужно поесть, а заставить себя не могла. Воздух давил на нее. Замкнул в каком-то невидимом пузыре, отрезав от остального мира и лишив сенсорных ощущений. Карин впервые понимала, что чувствуют птицы с подрезанными крыльями. Хочешь взлететь и не можешь; небо вроде бы рядом, но в него никак нельзя подняться, ощутить потоки ветра и легкость полета…

Она вздохнула и отлепила край пластыря, обнажая тонкую полосу пореза. Клейкая поверхность пластыря давно забилась пылью и грязью, хуже приставала к коже. Нельзя было так часто его отклеивать. Царапина осталась прежней. С вечера ничего не изменилось. Карин сунула в рот здоровую руку и прокусила. В резкой боли обычно рождалась целительная чакра, но на этот раз ничего не произошло. Карин отняла ото рта обслюнявленную руку со следами зубов и закрыла царапину пластырем.

От отчаяния горло свело горьким спазмом.

Что со мной?

На кухню вышел Саске в одних штанах и распахнутой рубахе на голое тело.

— Привет, Карин, — бросил он сухо.

— Привет.

Она поднялась от стола и затолкнула миску с нетронутым завтраком обратно в холодильник.

— Уже поела? — осведомился Саске.

— Не хочется.

Пряча руку от его взгляда, она поторопилась убраться из кухни.

Почему это происходит? Из-за чего это началось?

Карин анализировала свое состояние, и ее охватывала безотчетная паника. Ей было так хорошо с Итачи… Может, поэтому? Перенасыщение отключило сенсорику? Вернется ли она, или все, конец? Перегорела?