В ее голосе мелькнуло привычное занудство.

«Так я тебе тоже нравлюсь?» — мелькнула невероятная мысль.

Наруто не сразу понял, что произнес это вслух. Сарада лишь крепче прижала его к себе, и Наруто машинально обнял ее в ответ. Оказалось, это так просто сделать: взять и обнять Сараду. И его не отругали, не наградили подзатыльником, не сказали с возмущенным придыханием, поправляя очки: «Это… это что за непотребство, шаннаро!»

Счастье все это время было рядом. Стоило просто протянуть руку и коснуться, но он почему-то боялся, думал, его отвергнут. Представить себе безразличную или возмущенную Сараду было просто. Она такой бывала часто. А вот вообразить Сараду, которая отвечает взаимностью на его чувства, как-то не получалось. Не верилось, что ли, что она так может?

Наруто млел от внезапной нежности дорогого человека и не знал, что ему делать с этим счастьем. Что обычно делали со своим счастьем люди, которым повезло в любви?

Уходить с отшельником-извращенцем внезапно перехотелось. Доверие Йондайме, проклятие Кьюби, запрет на масштабные тренировки от баа-чан — все это во мгновение ока откатилось так далеко, словно было и не с ним вовсе. Наруто показалось, что он оставит здесь, в деревне, целый мир, открывшийся специально для него. Только для него. Он не мог это оставить, не сейчас.

Но Сарада крепче прижалась к нему и вмиг разбила его глупые сомнения теплым шепотом на ухо:

— Постарайся там, ладно? И береги себя… Нанадайме.

91

Тело рыбы свело судорогой: она изогнулась и вдруг живо затрепыхалась. Сарада выдохнула, подхватила скользкое тельце и зашвырнула его в бассейн с водой.

— Наконец-то, — буркнула Цунаде.

Она не сомневалась, что с таким упорством у Сарады рано или поздно что-то получится, но особой радости по этому поводу не испытывала.

— Засчитано.

В месяц Сарада не уложилась. В теории медицины она могла дать матери фору, но вот на практике… У нее ушло больше шести с половиной недель на то, чтобы выполнить это задание. Впрочем, временные рамки были условными. Справиться за четыре недели позарез надо было Сакуре, иначе Цунаде-сама не приняла бы ее в ученицы. Сарада в ученицы лично к Годайме не напрашивалась. Изначально ей куда больше внимания уделяла Шизуне. В последнее же время Шизуне была занята, а вот Цунаде, наоборот, все чаще появлялась в зале, где занимались Сарада и Сакура, потому и бразды наставничества перешли к ней.

Сарада была талантлива, все у нее получалось с ходу, потому проблемы с медицинскими техниками стали неприятной неожиданностью. Почему-то Сарада наивно полагала, что раз ее мать хороша в ирьениндзюцу, то способности к этому могли передаться и ей. Но нет. Выходит, она больше пошла в отца.

И тем не менее Сарада упрямо продолжала терзать непокорное направление медицины. Все из-за Шисуи, из-за своего ощущения беспомощности тогда, у обрыва. Ей казалось, стоит разобраться в ядах, научиться распознавать их и создавать антидоты, и возникни такая ситуация снова, она справится, спасет дорогого человека. Но все оказалось куда сложнее, чем она себе представляла.

Некоторые яды действовали практически мгновенно. Для того, чтобы создать антидот, нужно было вычислить его формулу, мишень действия, добыть ингредиенты, смешать, приготовить, испытать на образце яда… Шисуи был прав, когда говорил, что его не спасти. Даже сейчас, неплохо разбираясь в ядах, она бы не сумела его спасти просто потому, что времени было совсем-совсем немного, а в лесу у обрыва не оказалось бы нужных ингредиентов для антидота. Иногда нужны были очень уж редкие. В госпитале их можно было найти, на крайний случай — в закромах клана Нара. Но не в полутемном лесу, когда время и без того на исходе.

Жуки все так же лежали в морозилке. Сарада не пыталась выделять из них яд, просто потому, что понимала — это бессмысленно. Единственное, что могло спасти Шисуи — высококлассное ирьениндзюцу. Цунаде рассказывала о таком. Яд можно было вывести из организма механически, используя суйтон. Выдавить из каждой клетки организма, сколько получится, а потом, когда яда осталось бы немного, можно было заняться разработкой антидота, чтобы нейтрализовать остатки. Но каким мастерством нужно было обладать, чтобы провести такую операцию! Никто в деревне не был способен на такое. Только Цунаде-сама и, возможно, Шизуне-сан. И Шисуи об этом каким-то образом знал, возможно, за счет тесного общения с Кирэй. Потому и не пытался спастись.

— Тренируйся дальше. Ты должна выполнять это быстрее.

— Хай.

Сарада с отвращением понюхала ладонь, воняющую рыбой, — та вся была в слизи — и с хрустом сжала пальцы в кулаки: после длительного выполнения медицинской техники они задубели.

Как же меня все достало. Этот запах. Рыба. Голос Годайме.

Хотелось разнести чертов стол на кусочки, и Сарада с силой прикусила губу, словно боль могла поубавить раздражение. На самом деле, рыба и Годайме были ни при чем. В первую очередь Сараду раздражало то, что у нее ничего не получается, а если получается, то запоздало и криво.

После ухода Наруто стало как-то пусто. Она даже не думала, что его отсутствие будет так остро ощутимо, в конце концов, они в последнее время не очень уж часто и виделись. Сейчас же будто солнце зашло за облако, а вынырнуть обратно обещало только через два с половиной года.

Два с половиной года…

— Сарада! — позвала Годайме. — Работай. Чего застыла?

****

Сарада проснулась в холодном поту, вскочила на кровати и огляделась. Из-за штор пробивался серый свет. Комната отца без очков казалась расплывчатой. Стену и плинтус разделяла нечеткая граница, кресло темнело в углу бесформенным пятном.

Футболка соскользнула, обнажая плечо. Все еще слишком большая для нее. Сарада поджала колени к груди и причесала растопыренными пальцами спутанные со сна волосы.

Снова ее мучили эти сны, реалистичные до невозможности. В первый раз — столкновение с ниндзя Звука в лесу, второй раз — живой Шисуи-сан. Но в последнее время Сараду навязчиво одолевали сны совсем другого содержания, куда менее приятные, даже страшные.

Стук сердца громко отдавался в ушах. Стало жарко. Глаза спросонья все равно слипались: Сарада чересчур уставала днем. Организм требовал покоя, несмотря на кошмары, а из серости предрассветного сумрака вновь выползали воспоминания о страшном сне.

Охватить полную картину происходящего никогда не удавалось. В память лучше всего врезались отдельные детали.

Дрожащий желтый свет на выщербленном камне. Запах горящих свечей и жар у самой щеки. Палец скользит по шершавой впадине в стене. Это узор. Полукруглые переплетения. Дуга, под ней еще одна. И еще одна. Из мрака смотрит желтыми глазами гигантская змеиная морда, неживая, просто статуя, но от этого каменного исполина внутри все холодеет. Запах спирта и крови, и еще какой-то отвратный то ли плесень, то ли гниение. Если последнее, то не хотелось даже думать, гниение чего…

На коже выступил противный липкий пот. Сарада шепотом выругалась и встряхнула головой.

Это словно наваждение какое-то. Как будто я была там когда-то в детстве, просто забыла.

Она вылезла из кровати, рванула в сторону штору и вышла босиком на холодный балкон.

Коноха дремала в ожидании восхода солнца. На улицах было пусто. Птицы молчали.

Сарада облокотилась на перила и взглянула на лица Хокаге на скале. Время от времени накатывало чувство, что они живые. Не спят, как и она, и все смотрят, смотрят на деревню — свое драгоценное детище. Это чувство тут же смывало реальным взглядом на вещи: все они мертвы. Просто камень.

****