«Это естественно. Это нормально, — попытался успокоить он себя. — Ученики превосходят учителей».

Но легче не стало. Ученики превосходили наставников, но вот ему до Минато-сенсея было все так же далеко. Ничего не изменилось. Не так давно он глядел на желтую макушку, заслонившую его от огненного шторма. Один ученик. Теперь Орочимару тыкал его носом в герб Учиха. Второй ученик. Какаши же почему-то не к месту вспоминался Обито — тот самый «истинный наследник», чей «краденый» глаз он принял в дар.

…ловкий разворот, удар в пустоту, и из воздуха проступает тело шиноби, лишившего его глаза. Обито выдергивает кунай из живота противника и выпрямляется, а Какаши глядит на бело-красный веер на спине товарища и все не может понять, когда его бестолковый сокомандник успел настолько вырасти…

Если бы ты выжил тогда, Обито, ты бы тоже превзошел меня. Стал бы Хокаге, как и мечтал.

— Не краденый.

Орочимару разомкнул губы, обнажая в улыбке белоснежные зубы.

— Задел тебя за живое?

Какаши дернулся, надеясь, что змеи чуть ослабили хватку, но не тут-то было.

— Значит, информация о том, что ты потерял свою силу, была ложной.

«Толку уже. Все равно убьет», — пронеслось в голове.

— Лишь наполовину, — таинственно ответил Орочимару.

Что бы это значило?

— Убьешь меня? — затаив дыхание, спросил Какаши.

Саннин качнул головой.

— Нет.

— Почему?

— Ты еще можешь принести пользу.

— Какая тебе от меня польза? — хмуро спросил Какаши.

— У нас есть общий враг. Твоя команда уничтожила двоих «Акацуки». Если я оставлю тебя в живых, как знать, может ты убьешь для меня еще нескольких?

— Не для тебя.

— Можешь придумывать себе любые причины. Мне все равно будет приятно.

Орочимару еще раз взглянул на него сквозь волосы, спадающие на лицо, и сказал:

— Счастливо оставаться.

Какаши, беспомощно скрипя зубами, наблюдал, как перетянутая на поясе толстым канатом фигура в светлых одеждах, отведя назад руки, быстро удаляется от него через луг.

Проклятье.

****

Гигантские розовые кристаллы рассыпались в пыль. Озеро вышло из берегов и окатило лес волной, совершенно нехарактерной для континентального водоема высоты. Саске, прикрыв глаза локтем, выдержал напор воздуха, бьющий в лицо. Волна прошла почти у него под ногами, а ведь он стоял на ветви сосны на приличной высоте.

Ай да Треххвостый! А ведь казался неповоротливой черепахой. Что же, биджу недооценивать — себе дороже.

Вода схлынула из леса обратно в озеро. Все успокоилось.

Саске отнял руку от лица и, щурясь, глядел сквозь рассеявшийся туман. Биджу всплыл кверху брюхом. Из воды вынырнул серокожий мечник со своим обожравшимся зубатым оружием.

С противоположного берега по озерной глади к нему брела фигура в черном плаще с красными облаками.

Шаринган активировался сам собой.

Саске уже давно чувствовал, что если сюда наведался Кисаме, то Итачи тоже наверняка где-то рядом. И не ошибся. Он стиснул пальцы левой руки в кулак, а правая невольно потянулась за спину, к рукояти Кусанаги.

Саске нервно дернул головой, отворачиваясь.

Рано. Я еще не готов.

Рука безвольно опустилась, так и не коснувшись меча.

Идея с Санби провалилась. Один черт знает, зачем биджу понадобился Орочимару, но захватить хвостатого и ждать прихода Итачи Саске теперь не смог бы. Брат его опередил.

Дьявол… Точно мысли мои прочитал.

Саске попятился, все так же неотрывно наблюдая за тем, как Кисаме облачается в свой плащ и они с Итачи о чем-то переговариваются.

Нечего рисковать почем зря.

Он был уже не так глуп, как три года назад, когда бросился на Итачи в коридоре гостиницы. Ко встрече с братом нужно было подготовиться основательно, и потому сейчас Саске решил просто незаметно уйти.

117

Сарада с самого утра колдовала над прикованными к стене подопытными в старой доброй операционной. Орочимару совсем их забросил, бедных, поэтому Сарада спокойно лишала их памяти, не опасаясь внезапных вторжений. Первые дни она еще прислушивалась к звукам в коридоре, нервно дергалась и сбивалась, но Орочимару, судя по всему, увлекся чем-то другим, и можно было не волноваться о том, что он ворвется и поймает ее с поличным за каким-то странным занятием среди отупевших людей.

Сарада изменила триггер. Вместо хлопков стала пробовать другие звуки: свист, слова… Слова пошли лучше всего. Хлопки и свист всякий раз получались разными, подобных звуков вокруг было множество и «возврат» их не распознавал. Слова — сложное сочетание звуков и более конкретное. Со словами программа заработала, и когда память вернулась к первому подопытному, Сарада едва не взвизгнула от восторга.

Тем не менее «возврат» срабатывал не всегда, да и «хаос» никак не мог локализироваться и разбить конкретный участок, а не всю память. И черт с ним, с «хаосом», но пока стабильно не работал «возврат», не могло быть и речи о том, чтобы совмещать ловушки-на-сознание с «хаосом». План летел к чертям. Сколько еще времени оставалось до переселения Орочимару в новое тело? Месяц? Полгода? Неделя?

Ч-черт…

Дверь резко распахнулась, и Сарада подпрыгнула на месте от неожиданности. В операционную заглянул Саске.

— Чего тебе? — сердито спросила Сарада.

Пусть она была сосредоточена на технике, но чужое присутствие в коридоре должна была почувствовать. Отец идеально скрыл свою чакру. Вопрос только: зачем?

— Ты одна?

— Да.

— Орочимару где?

— Не знаю.

Дверь захлопнулась.

Сарада поглядела на настороженного подопытного со впалыми щеками и темными кругами под глазами и вдруг спохватилась.

— Эй, Саске!

Папа вел себя как-то странно, и Сарада стала подозревать недоброе. Она вылетела за ним в коридор, но Саске уже и след простыл. Сарада завертела головой, выбирая направление. Слева был Южный зал и тренировочная площадка. Если отец искал Орочимару, то наверняка пошел направо.

****

Маска под одеждой грела Орочимару сердце. Раньше между ним и его душой была глухая стена, но теперь в этой стене появилась дверь. Чтобы открыть эту дверь, нужно было мужество.

Орочимару сам себе улыбнулся.

Мужество у него, конечно же, было. Однако при мысли о ритуале в истаявшем осколке души все равно пробегал холодок.

Тело уже с месяц как начало отторгать его. Время переселения близилось, но Орочимару терпел боль и не подавал виду. Наследникам Учиха нельзя было показывать свое недомогание и слабость.

В его жизни вообще было слишком много боли. И не только чужой, но и своей собственной. Эксперименты над собой были болезненными. Переселение из тела в тело… Но Орочимару не боялся боли. Он жил в аду и правил адом, потому боль на пути к бессмертию и телу Саске-куна была даже приятной.

Саске-кун уже наверняка знал о его визите в Лист, и Орочимару напряженно ожидал реакции.

Сомнения и подозрения достигли кульминации. Теперь все должно было решиться раз и навсегда. Впрочем, вне зависимости от верности или предательства Саске-куна, Орочимару был уверен в том, что все пройдет отлично.

Я одержу победу в любом случае. Щенок слишком самоуверен. Обряду сопротивляться невозможно, что бы он ни замышлял. Главное успеть провернуть все с маской.