Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Держите палец на леске, — посоветовал мальчишка. — Иначе не почувствуете, когда щука возьмет. Поглядите, как кружат около наживки!

Но Силинь смотрел на дом. Помедлив у ограды, может быть, даже оглянувшись на них, Аспа скрылась внутри. Издали нельзя было определить, плакала она или все еще сдерживалась. Когда Аспа снова появилась, в руке она держала плетеную сумку-авоську, в которой лежал продолговатый сверток. Пересекла двор и, оставив калитку притворенной, нырнула в тень деревьев. Через мгновение раздался сигнал машины, стука дверцы не было слышно — наверное, девушка не захлопнула ее. Из дома никто не вышел. Все еще темнея окнами, дом понемногу одевался траурной пеленой.

— Разреши мне сесть за руль, — сказала Аспа и, не дожидаясь ответа, включила мотор.

Только сейчас Силинь вспомнил, что, вылезая, не вынул ключ зажигания. И тут же подметил еще один признак забывчивости: когда машина двинулась, замерцал красный глазок бензиномера.

— Можно взять из отцовских запасов, — сказала Аспа. — Но лучше сделаем крюк до райцентра и заправимся там.

— Ты уверена, что можно оставить их одних? — спросил Силинь, когда машина выкатила на асфальт. — Может, стоило предупредить соседей?

— Сейчас даже я была бы здесь лишней. У них вскоре — серебряная свадьба, но и сейчас лучше всего они чувствуют себя вдвоем. Сперва хотели ехать с нами в Ригу, но я обещала привезти его сюда. Мать хочет похоронить его на здешнем кладбище. Как думаешь, позволят?

— Кто откажет? После вскрытия отдадут. Грузовик возьму в нашем гараже. Тебе ни о чем не придется заботиться.

— Я сказала им то же самое. Если бы можно было забыться…

Фары встречной машины осветили лицо Аспы, и Силинь увидел, что по щекам текут слезы, которые она даже не старалась смахнуть.

— Никогда не прощу себе его смерти, — сказала она, и слова прозвучали, словно приговор суда, вынесенный после долгого и трудного обсуждения.

— Ты думаешь, той ночью можно было задержать его? — задал Силинь вопрос, который должен был неизбежно возникнуть при разговоре Аспы с полковником.

— Нет, я старалась, поверь. В его же интересах… Но в том лабиринте и ты не сумел бы. Нет, Ярайса нельзя было оставлять одного потом.

— Ты после этого видела его еще раз?

— На автобусной станции. Там он мне все рассказал. Надо было взять его за руку и отвести в городскую дежурную часть. А я думала только о себе. Что опоздаю на автобус и придется снова стоять в очереди за билетом. Что придется отвечать на неприятные вопросы… Всю ношу я взвалила на него одного. Понадеялась, что Ярайс окажется более мужественным, чем я, и положилась на его обещание. Убедила себя, что он уже взрослый. И вот — большой ребенок никогда уже не станет взрослым…

Многое в этом разговоре осталось для Силиня неясным, но он не стал донимать Аспу расспросами. Спросил лишь:

— Поможешь задержать виновного?

— Я… я… — всхлипы не позволили Аспе продолжать, и она молча кивнула.

* * *

Казалось, за эти дни можно было уже привыкнуть к ночным звонкам. И все же я боялся открыть дверь — словно бы так можно отгородиться от дурных новостей.

На лестничной площадке еще горела тусклая лампочка, в запыленное окно проникал серый предутренний свет, но через глазок никак не удавалось рассмотреть раннего посетителя; перегнувшись через перила, он показывал мне лишь бесконечно усталую спину. «Во всяком случае, не почтальон», успокоил я себя, потому что от телеграмм не ждал ничего доброго.

Я заложил цепочку и приоткрыл дверь.

— Что нужно?

— Передайте жене, пока еще свежие, — сказал Силинь и сунул мне сверток. Бумага расползлась, открывая острые головы форелей.

Он успел уже спуститься на полэтажа, когда я сообразил, что ради этого Силинь не стал бы приезжать в такую рань. Почему же? Могли быть только две причины: похвалиться — или облегчить душу. И в том, и в другом случае сторонний человек был более удобным собеседником, чем сослуживцы. Я вовремя догадался задержать его:

— Может, посодействуете? Вся семья на природе, — и, широко распахнув дверь, направился на кухню.

Он устроился в моем любимом уголке между окном и холодильником.

— Водки, к сожалению, нет, — сказал я, изучая его осунувшееся лицо. — Если хотите побриться — ванная в конце коридора.

— Сперва выпьем кофе, потом примемся за рыбу. Настоящий холостяцкий завтрак.

Я недоверчиво покосился на его холеные руки с пальцами музыканта.

— Не лучше ли будет — отвезти вашим родителям?

— Эта форель — из хозяйства отца Аспы и Ярайса. Считайте, что принимаете участие в поминках.

Он умело очистил рыбу покрупнее, разрезал вдоль, посолил, посыпал перцем и слегка — сахаром.

— Под такую закуску действительно было бы не грех. Какие у вас отношения с соседями?

— Дружеские. Но только с десяти утра до полуночи.

— Ну, значит, не суждено, — смирился Силинь. — Кофе смолоть?

— У меня растворимый.

Оба мы понимали, что болтаем чепуху и походим сейчас на двух гонщиков на треке, выжидающих, едва двигаясь, кто из них возьмет инициативу на себя. Но ведь мы не были противниками, а скорее союзниками в этой борьбе.

— Узнали что-нибудь новое от Аспы? — не выдержав, прямо спросил я.

— Не так уж много. Но достаточно, чтобы опрокинуть всю нашу скороспелую теорию. Теперь я уже не думаю, что мы имеем дело со знакомым, решившим грубо подшутить над Лигитой. Такой не стал бы убивать случайного свидетеля.

— А кто способен на это?

— Только человек, не отвечающий за свои действия, — уверенно заявил Силинь. — Заметил ночью одинокую женщину и хватает ее за горло, встретил мужчину — стреляет в него. А днем он может быть таким лее, как вы или я, поэтому так трудно напасть на след.

— Однако эфиром он запасается днем, — возразил я. — И пистолет тоже заряжает не в минуты помрачения.

— Трудно сказать. Может быть, именно в этом проявляются его маниакальные устремления. А последующее — результат цепной реакции. Одна мысль порождает следующую, а, в конечном итоге, человек совершает черт знает что. — Силинь отхлебнул кофе, скривился, как после рюмки, и закусил бутербродом. — Да и сам я не лучше. Поехал к Аспе, чтобы в трудный миг быть рядом, а наговорил таких глупостей, что она не на шутку разобиделась.

— Может быть, именно это помогло ей справиться с горем. Праведный гнев осушает слезы.

— Теперь и вы говорите ерунду. Представьте только: я стал разглагольствовать о принципах свободной любви, разрисовал себя этаким искателем приключений, испытывающим свои чувства. Слово за слово, и закончилось тем, что я предложил ей провести ночь у меня — так сказать, вступить в испытательный брак.

— А она?

— Попросила отвезти ее в общежитие и даже не попрощалась толком. Я больше не уверен, захочет ли она теперь работать со мной.

— Постойте, постойте! Так что же вас беспокоит: ваши отвергнутые чувства или оказавшееся под угрозой мероприятие?

— Я подумал, что может быть удастся приманить убийцу. — Силинь заслонился от прямого ответа. — Аспа прогуливалась бы по лесу, а мы ее охраняли бы. Иного пути я пока не вижу. Собирались сегодня вместе просить санкции полковника, только теперь захочет ли она?

— Снова вы путаете разные проблемы. Аспа ведь пойдет на охоту за убийцей брата, а не на романтическую прогулку с вами.

— Так-то так, — неохотно признал Силинь. — И все же лучше бы мне не распускать язык.

Я подумал, что несколько форелей — слишком ничтожная плата за отведенную мне роль: если Силинь хочет, чтобы я на рассвете выслушивал повесть о его любовных терзаниях, мог прихватить хотя бы бутылку коньяка. Взглянул на часы; нет, будить соседей было еще рановато.

— Есть такая французская песенка: «Если бы я знал, чем это кончится, непременно действовал бы по-другому».

— Вы правы, конечно. Те же французы говорят: «Если бы юность знала, если бы старость могла». Потому уважаемый полковник Дрейманис и созывает так часто свои нескончаемые совещания.

966
{"b":"718428","o":1}