Майору пришлось сдаться.

— Лигита Гулбе ничего связного рассказать не может. Достаточно сомнительный свидетель показывает, что стрелял усатый человек в очках, потревоженный при попытке изнасилования. А у тебя?

— Прежде всего рассмотрим неоспоримые факты, — проговорил эксперт деловито. — Стреляли с небольшого расстояния пулями калибра девять миллиметров. Обе пули несколько сплющены и со следами царапин, следовательно, вариант со служебным пистолетом системы Макарова отпадает. Из неисправного вряд ли добьешься такой снайперской точности. Скорей можно предположить, что стреляли из переделанного оружия. Я тут немного разобрался, — он кивнул в сторону груды книг на столе, — и готов ручаться, что мы имеем дело с пистолетом фирмы Борхард-Люгер, обычно называемым «парабеллум». После войны таких трофейных пистолетов осталось множество, так что его можно было сохранить, унаследовать, найти в погребе или на чердаке, может быть, в брошенном лесном блиндаже, отчистить от ржавчины и приспособить к нашим патронам.

— Ясно. Оружие не характеризует владельца, — сделал вывод Козлов. — А как с отпечатками пальцев и обуви?

— Осмотр машины ничего не дал. К тому же, все свидетельствует, что он пришел и скрылся пешком. Есть два пригодных для идентификации следа, гипсовые отливки изготовлены. Спортивные туфли чехословацкого производства, так называемые «ботас», с весьма характерным рисунком подошвы, сорок первого размера. Я уже выяснил: их можно было приобрести весной в магазине «Динамо». Были и у нас на складе, мне даже выдали такие бесплатно, когда я пообещал регулярно участвовать в кроссах.

— Ну и?

— В первый же день я стер ноги до крови, так что с тех пор… Ну да, тебе же наплевать на мои спортивные неудачи. Зато мне твои проблемы далеко не безразличны. И я попытался влезть в твою шкуру. По-моему, сейчас надо ломать голову не над тем, что мы нашли, но прежде всего над тем, чего найти не удалось.

— Ты об одежде Гулбис? — Козлов сразу понял ход мыслей эксперта. — Думаешь, мы имеем дело с фетишистом?

— Не исключено, но тот взял бы что-нибудь одно, чулки или лифчик, на чем он там свихнулся. А наш унес все, и я допускаю, что он вовсе не хотел насиловать, а всего лишь ограбить жертву. Не найдя денег, взял вещички — с паршивой овцы хоть шерсти клок. Ты не узнавал, что на ней было — может быть, фирменные шмотки?

— Принимаю, как один из вариантов, — неохотно согласился Козлов. — Вот только с эфиром не укладывается. Если бы ты в лесу напал на кого-то, имея в кармане оружие, стал бы ты брать с собой еще и флакон с эфиром?

— Пути господни неисповедимы, — неопределенно проговорил Ребане. — Я подбросил тебе идею, остальное — дело твое. Боюсь только, что на одной логике тут далеко не уедешь. Разве логично, что нормальный человек насилует женщину? При современной свободе нравов…

— Это ты как эксперт или как мужчина? — огрызнулся Козлов, и мне вдруг почему-то показалось, что он завидует независимости, приобретенной Ребане вместе с кандидатской степенью, служебным положением и ироническим отношением ко всему окружающему, включая себя самого. Но майор сразу же вернул разговор к сути дела, спросив: — Скажи лучше, где можно достать эфир?

— В аптеке, поликлинике, химчистке, в моей лаборатории; это не проблема. Во всяком случае, легче, чем достать оружие.

В приоткрытой двери, словно сулящая беду черная кошка, мелькнула черная прическа Веры.

— Звонил Леон. Главный врач больницы с возмущением отвергает такую возможность. Больных, способных на преступление, они не выпускают. На этой неделе в домашнем увольнении были только поэт, страдающий манией бдительности, и железнодорожник, который может общаться только со своими внуками… Моя «Василиса» скоро тоже заболеет меланхолией, потому что не может ответить ни на один из ваших вопросов. Есть потенциальные насильники в очках, с усами, даже один дважды судимый рецидивист без переднего зуба. Но такого, кто объединял бы и то, и другое, и третье, — нет.

— Тогда пропишите ей на сладкое еще одно последнее заданье. Мне нужны все, кто был замешан в хранении или изготовлении оружия. Тоже, конечно, вне очереди!

В кабинете нас ожидал Силинь. Увидев кислое выражение на лице майора, я понял, что лейтенант попал туда при помощи своего ключа или отмычки. Тот, кажется, тоже сообразил, что мальчишеская выходка его на сей раз оказалась неуместной, и сразу же стал оправдываться:

— Воспользовался вашим отсутствием, чтобы разобраться в своих соображениях — у меня там все время люди, даже рапорт об отставке нельзя толком написать.

— Если вы созрели — прошу! — Широким жестом Козлов пригласил его к столу и пододвинул стопку чистой бумаги.

— И напишу! — обиженно заявил Силинь. — Если и вы тоже согласны с Ратынь, что на Гулбис напал один из этих жалких воришек.

— А ваше мнение?

— Стараюсь обосновать его в донесении.

— Благодарю. Прочитаю на досуге.

В их отношениях не осталось и следа той дружественности, какая была на ночном дежурстве, и трудно было представить, что вчера они называли друг друга на «ты». Ничего лучшего не обещало и продолжение:

— А сейчас с удовольствием выслушаю, какому открытию я обязан этим внезапным посещением.

Оказалось, что Силинь способен смущаться, даже краснеть. Самолюбивые люди в таких ситуациях становятся резкими и пытаются перейти в контратаку. На он смирил свою гордость.

— Товарищ майор, я хотел просить вас включить меня в состав вашей оперативной группы. Дело об угоне машины Попика я закончил и передал в следственный отдел. Оба задержанных сознались, кроме того, виновность Кирсиса подтверждается отпечатками его пальцев на руле и дверце, а розыск Вайвара идет по линии Гулбис.

— Доложу о вашей просьбе полковнику Дрейманису. Но не могу представить, чем ее обосновать.

Что бы ни собирался возразить Силинь, я был уверен, что это лишь предлог для того, чтобы вырваться из отдела, который он считал чем-то вроде штрафного батальона, недостойного его чести и интеллекта. В этом смысле ночное дежурство и связь между обоими уголовными делами являлись вескими аргументами. Но лейтенант хотел подчеркнуть свои личные заслуги.

— Я считаю, что ни один разумный преступник не станет болтаться ночью в глухом лесу и ждать, не попадет ли случайно кто-нибудь в расставленную им ловушку.

— Может быть, он следовал за Гулбис от самой станции? — Наконец, Козлов забыл обиду и отказался от официального тона.

— Так я и думаю. Даже больше. — Теперь и Силинь заговорил с обычной своей увлеченностью. — Мне кажется, что преступник ожидал именно Лигиту Гулбис. Знал, что она должна приехать этим поездом, что муж не сможет ее встретить, и решил воспользоваться случаем.

— Значит — кто-то из знакомых?

— Отвергнутый поклонник, недруг мужа, чем-то разозленный сосед, — развивал Силинь свою теорию, приобретавшую правдоподобие. — Прикиньте сами, товарищ майор, вам же ясно, насколько обычно лишены логики все случаи изнасилования. А тут — тонко рассчитанное действие: Лигита Гулбис усыплена, чтобы не узнала нападавшего, затем раздета догола и оставлена в лесу с эфирным тампоном на лице, чтобы не могла проснуться до утра, до первых прохожих. Позор на всю округу! Может ли быть более утонченная месть?

— Вы полагаете, он даже не собирался изнасиловать свою жертву? — Меня поразило, что уже второй человек высказывал такую мысль.

— Тогда незачем было тратить столько времени, чтобы раздеть ее, а потом — унести с собой все до нитки.

— А пистолет, пистолет? — не отставал Козлов. — Он выпирает из любой конструкции, как абсолютно чужеродное тело.

— Если бы мы могли влезть в шкуру такого человека… Может быть, подросток подражал какому-то киногерою, может быть, человек подбадривал сам себя, как знать, — не смутился Силинь. — На практике пистолет ведь пригодился.

— Значит, у нас уже три рабочих варианта, — заключил Козлов, — которые условно обозначим как насильника, грабителя и мстителя. Проще всего напасть на след, идя по вашей линии, так как искать придется среди знакомых Гулбис. Вы потому так рветесь в бой, что надеетесь на легкий успех?