— Отвечает всегда старший, — наставительно произнес Клапатниек и, приняв решение, сел за руль. — Одним выговором больше, одним меньше, разница невелика. А тебе это может испортить начало карьеры. Поехали в сервис, у меня там есть знакомый.
— Думаешь, он сделает так, что незаметно будет? — в Аспе проснулась надежда.
— Сильно сомневаюсь. Но хотя бы выбьем из рук начальства главное оружие: что машина выбыла из строя.
Вначале все шло гладко. Отстояв в двух очередях, они получили наряд на осмотр машины и через мойку въехали в обширный цех. Но здесь началось непонятное. Никто не подходил к ним, не проявлял ни малейшего интереса. Все выглядели бесконечно занятыми, сновали туда-сюда. Между машинами и стендами, гоняясь друг за другом, суетились владельцы машин и мастера в синих халатах с эмблемой ВАЗ. «Шеф, на пару слов…» — «Ждите, сейчас вернусь» — тем и ограничивалось большинство разговоров. Автомобилисты поопытней ковали свое счастье сами и, стараясь не выпачкаться, подтаскивали или подталкивали свои машины поближе к стенду диагностики. Другие, засучив рукава, готовили фронт работ для занятых мастеров — откручивали гайки, вывинчивали свечи, обнажали головку блока, поминутно, словно в ожидании похвалы, поглядывая на проносившихся мимо них слесарей, которые, как ртуть, всегда ухитрялись просочиться сквозь пальцы.
Милицейская форма здесь ни на кого не действовала, тут они были третьеразрядными клиентами, от которых не ждали ни чаевых, ни протекции, а еще меньше — ответных услуг, какие предлагают продавцы, администраторы, даже врачи. В первую очередь здесь обслуживали тех, кто — за наличный расчет, конечно, — привозил импортную обувь и колготки, билеты в Театр драмы или на авторский концерт Раймонда Паулса, бутылку финского клюквенного ликера или ящик чешского пива. Всеобщее веселье вызвал плакат, изготовленный впавшим в отчаяние хирургом: «Никто не застрахован от аппендицита. Но тогда поздно будет вспоминать, что я не могу ездить без тормозных колодок».
Готовность помочь проявляли только товарищи по несчастью, делившиеся и богатым опытом, и запчастями, — правда, только в порядке обмена: я тебе — ты мне. Я тебе крестовину, ты мне — глушитель, авось пригодится. Но солидарность угнетенного класса давала трещины, едва лишь на горизонте возникал свободный мастер, еще издали оценивавший, какой ремонт окажется для него самым выгодным. Мгновенно в силу вступали законы капитализма, и сосед из брата превращался в волка, готового перегрызть горло и шагать по трупам.
Доморощенный специалист обратил внимание и на милицейскую машину. Дважды обойдя вокруг нее, он установил не подлежащий уточнению диагноз:
— Не стоит время терять. Сварные швы всегда ржавеют первыми, а вмятины эти вы сами выправите даже без покраски. Заплатите за смену бампера, заберите его с собой, а дома привинтите.
— Кто умеет, тот ничего не делает, кто не умеет — дает советы, — пренебрежительно проворчал Клапатниек. Однако чувствовалось, что идея пришлась ему по вкусу. — Аспа, побудь у телефона.
Время тянулось так медленно, словно старшина уехал за бампером в Юрмалский автомагазин. Наконец он вернулся со своим знакомым — толстячком приятной наружности, который уже на расстоянии производил впечатление всеведущего товароведа.
— Бамперами от третьей модели я бы тебя засыпал. А для твоей нет, — развел он руками. — Хоть отбери права до скончания века, если найдется один-единственный.
— Ты же обещал все достать! — нажимал Клапатниек.
— Все, что у меня есть. Пришел бы ты две недели назад…
— Мне и нынче утром еще не требовалось.
— Умные планируют заранее. Покупают все, что есть в продаже: вдруг понадобится, — назидательно произнес властелин склада.
— Кому понадобится? — наивно спросила Аспа.
— Ну, хотя бы частнику, к которому вам придется обратиться, если не захотите, чтобы вас останавливала автоинспекция… Ах да, простите, к вам это, наверное, не относится…
Было потеряно два часа. Еще через пять надо было передавать машину вечерней смене.
— Слушай, Эдгар, — сказала Аспа, когда они не солоно хлебавши снова катили в центр. — А что, если мы заедем к моему дяде? Его машину всегда ремонтирует сосед. Быстро и не очень дорого.
— Может, это и выход, — проговорил Клапатниек после долгой паузы. — Но нам обоим вряд ли удобно там показываться. Если начальство пронюхает, попадет еще больше, чем за вмятины… Где он живет?
— В Берги. Но если ты считаешь, что нельзя…
— Хотя — кто может нам запретить навестить твоего родича? Поставить машину у него во дворе и проверить, как соблюдают правила движения в том районе? — оживился старшина. — Мы даже сообщим об этом в дежурную часть. Помнишь, на прошлом собрании говорили, что надо увеличить радиус действий…
Старший брат отца Аспы Висвалд Вайвар ушел на пенсию в день, когда ему исполнилось шестьдесят, и уже месяц спустя понял, что совершил промах. Приятно, конечно, когда почтальон ежемесячно приносит тебе перевод, и все же это ни в какой мере не компенсирует потерянных часов отдыха. Раньше он в автобусе спокойно просматривал газеты — утром «Циню», вечером «Ригас Балсс», теперь же еще до завтрака жена выгоняла его поливать сад, пока еще не палит солнце. На работе тоже всегда находилась свободная минутка, чтобы выпить кофе, а с тех пор, как в кабинетах запретили курить, перекуры на лестничной площадке превратились в неторопливые мужские беседы о хоккее и других важных событиях общественной жизни. Теперь, напротив, приходилось вкалывать с утра до вечера, совсем как в юности у кулака. Когда он строил теплицу, ему и в голову не приходило, что в ней придется работать не только жене, но и ему самому. Поэтому Вайвар радовался каждой возможности разогнуть спину.
— Будет сделано! — браво заявил он, выслушав просьбу гостей, словно бы собирался приняться за ремонт сам. — Нил Берзаускис так сделает, что при всем желании не найдешь, к чему придраться.
— Вовсе не обязательно все менять, — почти слово в слово повторила Аспа недавно услышанный совет. — Если осторожно выправить, можно будет даже не красить…
— Единственное, чего Нил терпеть не может, — сказал дядя, — это когда его начинают учить. И не беспокойтесь насчет цены. Он все оценивает по государственному прейскуранту, не зря два года работал в сервисе.
— А новый бампер у него есть? — заикнулся было Клапатниек.
— Если и нет, то через час будет. Нил Берзаускис — это фирма! — превозносил соседа Вайвар. — Раньше плавал боцманом, и там только и знал, что от зари до зари красить. Никто не умеет так подобрать цвет, как он, какой угодно колер… Давайте, милые, ключи от машины и забудьте о своих печалях. Аспа, дочка, свари-ка кофе, ты же у нас, как дома…
— Пойду с вами, отключу телефон в машине, — решил старшина.
После сытного второго завтрака Аспа помогла тетке перемыть посуду, запечатать банки с томатным желе и вареньем и терпеливо, в который уже раз, выслушала слезливые упреки в том, что своих ближайших родственников бросила, будто в доме места мало или хлеба нет.
Клапатниек тоже не выбрался в планировавшийся рейд.
— Да что вы там увидите такого, чего я вам не расскажу? — уговаривал его Вайвар. — Поговорите лучше со старым автомобилистом, и сразу поймете, где надо убрать знаки, а где повесить «кирпич». А заодно подержите мне стремянку, давно пора снять последнюю антоновку.
— Нет уж, дядя Вайвар, на яблоню я сам полезу, это моя голубая мечта детства!
Через три часа машина была в порядке и, не зная, действительно нельзя было сказать, что она побывала в ремонте. Никаких претензий не возникло и у начальника гаража милиции, когда он год спустя принял ее у Аспы, чтобы взамен вручить ей только что полученную с завода машину морковного цвета, на которой, с номером индивидуального владельца, девушке предстояло разъезжать по рижским улицам.
От этого эксперимента начальство ожидало всяческих благ, прежде всего — объективных наблюдений за дисциплиной движения по нерегулируемым улицам и перекресткам. Поэтому осуществить его доверили лучшим или, как болтали недоброжелатели Аспы, нетипичным инспекторам. И действительно, кто мог подумать, что прелестная девушка с каштановыми волосами, скрывавшая свою форму под зеленоватым плащом, на деле сержант милиции, а не избалованная красотка, несущаяся с недозволенной скоростью со свидания домой, чтобы поспеть туда прежде своего ревнивого мужа.
