– Не знаю. – Крелин отрешенно уставился в потолок. – В общем, скорее да, чем нет.

– Почему?

– Тут чистая психология, и потому возможна ошибка… Все же мне кажется, что к смерти Ковского они не причастны. Объяснение, которое они дали своим поступкам, слишком неправдоподобно, чтобы оказаться ложью. Именно поэтому я склонен ему поверить.

– Парадокс.

– Неважно. Согласись, что люди все же стремятся придать лжи правдоподобный вид. Эти же намертво стоят на своем, невзирая на очевидную, чудовищно смехотворную нелогичность. Похоже, они действительно перепугались… На твоем месте я бы больше не думал о них. Сосредоточь лучше основное внимание на Сударевском. Чует мое сердце, у него найдется что рассказать.

– Ты забыл о «Мамонте».

– И «Мамонта» надо немедленно брать! Костров абсолютно прав. Я не понимаю, чего ты ждешь. На мой взгляд, ситуация дозрела и самое время предпринять решительные меры. Уверен, что эти двое помогут тебе разрешить все вопросы.

– Если только они знают друг друга, в чем я очень сомневаюсь.

– Почему?

– «Мамонт» ни разу не звонил Сударевскому.

– Но в лабораторию он звонил?

– И всегда спрашивал Аркадия Викторовича.

– Все равно вопрос остается открытым.

– К сожалению. Мы не должны поэтому игнорировать и возможную причастность Ковского к операциям в гранильной мастерской. В этом случае вся история предстает перед нами в совершенно ином свете. Я не считаю, что ситуация дозрела. И если «Мамонта» еще можно прощупать ввиду его несомненной причастности к фокусам с камешками, то Сударевского пока лучше оставить в покое. Волоски, конечно, сильный козырь, но для хорошего покера этого маловато.

– Ты допускаешь все-таки, что Ковский принимал участие в алмазном бизнесе?

– А куда от фактов денешься, товарищ дорогой? Превращать обычные алмазы в оптические мог только он один. И «Мамонта» опять же со счетов не скинешь. Фигура достаточно одиозная… Другое дело, насколько тут замешана корыстная заинтересованность. На этот вопрос нам еще предстоит ответить… Вот какие наши дела, Яша.

– Что я могу тебе сказать? В целом позиции у тебя железные. Есть уязвимые места, не без того, конечно, но архитектоника расследования, его логический каркас выглядят безупречно. Можешь стоять на своем. К советам прислушивайся, но давить на себя не позволяй.

– Я рад, Яша, что ты так считаешь. По-настоящему рад, без дураков.

– Что ты собираешься предпринять дальше?

– Если бы я знал! – Люсин аккуратно сложил и спрятал в папку листок со спектрами. – Тут ты действительно попал в самое больное место. Надо, надо что-то такое делать, чувствую… Только что именно? Не скрою, я очень ждал твои анализы. Очень! Но теперь вижу: они ничего не прояснили. Скорее, усложнили мое положение. Это действительно большой козырь, но тем страшнее, Яша, преждевременно выбросить его на стол. С другой стороны, и опоздать не хочется. Боюсь, что сотворю непоправимую глупость, продешевить опасаюсь.

– Не знаю, что тебе и посоветовать.

– Э, нет, милый человек, ты уж меня не покидай. Мысли, Яков, шевели мозгами! Того и гляди, объявится Костров, и хочешь не хочешь, придется действовать.

– Чего же лучше? Если ты не решаешься ускорить течение событий, пусть это сделает он. А там поглядим.

– Легко сказать! Когда события начнут управлять нами, только и глядеть останется. Сделать все равно ничего не сможем. Поздно… Не готов я отдать ему Мирзоева, хоть режь! А отдавать придется. Уговор дороже казанков.

– Попробуй его убедить.

– Как? Кроме твоих гамма-спектров, ничего у меня за эти дни не прибавилось.

– Так уж и ничего? Твои позиции показались мне довольно крепкими.

– У него своя задача! Если только я не сумею обосновать, что арест Мирзоева способен существенно осложнить обстановку, он пошлет меня куда подалее и будет прав.

– Конечно. Несравненно легче доказать, что «Мамонта» как раз, напротив, надо брать. И притом незамедлительно.

– Хорошо тебе рассуждать…

– Хотел бы я встретить человека, который мне позавидует. Мне всегда хорошо, – не стал спорить Крелин. – Оттого я никому не завидую. Неужели ты так ничего и не сделал за все три дня? Никогда не поверю.

– Представь себе.

– Скажи откровенно, Володя, чего ты ждешь? На что надеешься?

– Только тебе, Яша, потому что другие меня обсмеют. Все эти дни я ложусь спать и встаю утром с ощущением, что должно случиться нечто такое… Не знаю, как тебе объяснить. Это не предчувствие и не предвидение, а именно ощущение. Понимаешь? Хотя проистекает оно не столько от подсознания, сколько из трезвой оценки положения. Обязательно должно что-то случиться!

– «Картинка» возникла? – Крелин понимающе ухмыльнулся. – Так и говори. Давай займемся психоанализом.

– Нет, не «картинка». Здесь другое… Во-первых, я совершенно трезво отдаю себе отчет в том, что не идти вперед – значит идти назад. Нон прогрэди эст рэгреди, как говорится. Я бы и шел себе, если бы только знал куда. Во-вторых, и, пожалуй, это главное, мы слишком крепко обложили Сударевского, чтобы ничего не произошло. Он слишком умный человек, чтобы не видеть, как медленно и неумолимо смыкается кольцо. Конечно же, он все видит и очень нервничает. Как ты думаешь, может в таких обстоятельствах человек решиться на какой-нибудь смелый или даже отчаянный шаг?

– Ты точно знаешь, что он нервничает?

– Будь уверен! Еще как нервничает!

– Но что он может предпринять?

– Понятия не имею. Но я не я буду, если он не попытается перепрыгнуть через флажки. В том, что время работает не на него, он уже убедился. Я ему в этом немножко помог…

– Поймал на слове?

– Не только…

– Ты уверен, что события начнутся именно на этом фронте?

– Ни в чем я не уверен. – Люсин рассеянно покачал головой. – Но думаю, что первым не выдержит именно Сударевский. Оттого мне так и не хочется трогать «Мамонта». Он же ничего еще толком не знает! Возможно, тоже нервничает, догадывается о чем-то… Но то, что уже вовсю идет облава, он вряд ли понимает.

– Намекни.

– Как?

– Можно разрешить публикацию о смерти Ковского.

– Я не уверен, что он читает «Вечерку».

– Тогда пусть Людмила Викторовна скажет, как только он позвонит. Право, это будет не так плохо. Костров может пойти на подобный эксперимент.

– Поздно. Сударевский все равно его опередит. Вот уж кто созрел так созрел.

– Тебе виднее. Но мне кажется, что именно в таких обстоятельствах будет лучше, если «Мамонтом» займется Костров.

Люсин хотел возразить, но его отвлек телефонный звонок.

– Вот и Костров, – пробормотал он, снимая трубку. – Легок на помине… Люсин слушает!

– Приветствую вас, Владимир Константинович! – послышался в трубке низкий голос. – Полковник Дориков беспокоит.

– Ага! Добрый день! – обрадовался старому знакомому Люсин. – Никак, сегодня ваше дежурство?

– Точно так, Владимир Константинович, и есть для вас новости. Сегодня ночью, при попытке ограбления квартиры Ковских, задержан один… Интересуетесь?

– И еще как! Сейчас еду… При каких обстоятельствах взяли?

– Так у Ковских сигнализация, оказывается, была установлена. Опергруппа прибыла через семь минут. Из отделения нам только утром сообщили, так что извините за промедление. Пока разобрались…

– Понятно, Геннадий Карпович. Не имеет значения. Так он сейчас в отделении?

– Точно.

– Тогда я прямо туда. Огромное вам спасибо! За мной бутылка армянского.

– Что случилось? – осведомился Крелин, когда Люсин закончил разговор.

– Кого взяли?

– Поехали, поехали! По дороге расскажу. – Люсин уже похлопывал себя по карманам в поисках ключей, которые преспокойно лежали на сейфе. – Задержан, понимаешь, один субчик, пытавшийся залезть в квартиру Ковских на улице Горького. И как это я упустил из виду такой вариант? – Он увидел наконец ключи и запер сейф. – Спасибо Людмиле Викторовне! Это она, конечно, предусмотрительная женщина, догадалась установить сигнализацию от воров…