– Хорошо, пусть будет так… А сколько всего дней вы провели на торфопредприятии, сказать можете?

– Нет, не могу. Все в голове спуталось.

– У вас что, плохо с памятью? И давно страдаете?

– Раньше не жаловался.

– Когда же стали замечать за собой такое?

– Вот тут и заметил.

– Прямо тут? Сейчас?.. Ну ты даешь, Стекольщик!

– Я правду вам говорю.

– Примем к сведению. На днях покажем вас невропатологу.

– В Сербского повезете или в Кащенку?

– Для вас это имеет значение?

– Нет, мне все равно.

– Как вы себя чувствуете?

– Никак… Нормально.

– Может быть, вам трудно отвечать на вопросы? Хотите, сделаем перерыв?

– Чего ж тут трудного? Спрашивайте… Ваше дело такое.

– Фрол Никодимович, я принимаю к сведению ваше заявление, что вы здесь и сейчас стали вдруг плохо ориентироваться во времени. Такое бывает… Но тогда, быть может, сумеете сказать, что вы вместе с Потаповым здесь вообще делали?

– Здесь?

– Ну да здесь, на торфопредприятии имени инженера Классона.

– Рыбу ловили.

– В озере?

– И в озере тоже.

– А где еще?

– Как где? В озере.

– Вы сказали: «и в озере тоже». Значит, и где-то еще?

– В карьерах.

– Вы имеете в виду старые выработки, оставшиеся после гидроторфа?

– Они самые. В них щука водится, карп-карась…

– Превосходно. А в озере?

– Там, известно, плотка, окунь, ерши… Лещ попадается. Точнее, подлещик с полкило.

– В каком именно озере?

– В этом.

– Название знаете?

– Светлое, кажись.

– На других озерах промышлять не пробовали?

– А разве тут есть другие?

– Вы не знаете? Странно… Видимо, и тут память подводит?

– Почему?

– Э, Фрол Никодимыч, сдается мне, что вы просто притворяетесь. Нехорошо, право… Вы же, можно сказать, старожил здешний, а не знаете, что, кроме Светлого, есть еще и другие озера. Согласитесь, что в такое трудно поверить.

– Какой же я старожил? Родился в Пропойске, ныне Славгород, жил на станции Суково, теперь опять же в Солнцево переименованной.

– В вашей трудовой книжке значится, что вы полный сезон, с мая по октябрь шестьдесят пятого года, проработали на торфопредприятии имени Классона. Это так?

– Давно было. Позабыл все.

– Даже Новоозерный участок, на котором работали?

– Новоозерный? Нет, его помню. Молоко хорошее было, парное, сметанка…

– А озеро?

– Топическое, что ли?

– Ловили сейчас в нем рыбу?

– Какая уж рыба в Топическом… Одни ляги да комары, да и не подберешься к нему. Чаруса как-никак кругом, самая погибельная трясина с окнами.

– Значит, в этот раз вы не смогли подобраться к Топическому озеру? Так я вас понял?

– Не токмо не смогли, но даже и не собирались. Своя голова дороже… Опять же рыба в ем не заводится.

– А вы приехали именно за рыбой?

– Ну да.

– Чем же вы ловили ее, эту самую рыбу?

– Как так?

– Не понятен вопрос? Я спрашиваю, чем, то есть какой снастью, ловили вы с Потаповым рыбу в карьерах и на Топическом озере.

– Не на Топическом, на Светлом.

– Извините, обмолвился… На озере Светлом.

– Так рыбу по-всякому ловят…

– Это я понимаю. Рыбу ловят удочкой, неводом, с помощью спиннинга, донок, всевозможных дорожек, кружков и даже капканами. Мне интересно знать, чем пользовались именно вы.

– Мы?

– Вы перестали понимать меня, Зализняк? Или просто не хотите отвечать? Не хотите, не надо. Это ваше право, но в протоколе я отмечу, что вы отказались дать ответ на столь простой вопрос.

– Я не отказываюсь.

– В чем же тогда дело? Вы неглупый человек, можно сказать, опытный, и должны понимать, что одним своим колебанием, уже косвенно свидетельствуете против себя.

– Почему так?

– Любой на моем месте поневоле усомнится в правдивости ваших показаний. Рыбу, говорите, ловить приехали, а чем ловили, сказать не хотите… Так-то, Стекольщик… На чем хоть приехал, помнишь?

– На мотоцикле.

– Ну вот, приехал на мотоцикле, с памятью, значит, все в порядке, а чем ловили, позабыл?

– Ничего я не позабыл! Зачем сбиваете, начальник? Мы верши ставили.

– Чего же сразу не сказал?

– Так нельзя ведь.

– Что нельзя?

– Вершами ловить… Боялся я…

– Вон оно что! Ну, этот грех уж как-нибудь тебе простим. Хоть я и не из рыбнадзора… Так что зря опасался, Зализняк, зря… Верши с собой привезли, из Москвы?

– Конечно. Как же иначе?

– И где они теперь?

– Где же им быть? В озере.

– Место показать сможешь?

– Раньше смог бы.

– Когда это раньше?

– До пожара.

– Понятно… Значит, пожар во всем виноват…

– Это ж такое стихийное бедствие!

– Когда на рыбалку собирались, о пожаре не подумали?

– Как так?

– Очень просто. Костер жгли?

– Ну!

– Как же вы решились на такое? А, Зализняк? На торфянике!

– Зачем на торфянике? На суходоле. У озера.

– Не имеет значения где. В границах торфяника строго-настрого запрещено разжигать огонь. Вам это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было… Ну, да мы еще вернемся к сему… Вы случайно сюда забрались или намеренно?

– Почему случайно? Мы порыбалить!

– Странная у вас рыбалка вышла, Фрол Никодимович, странная… Ни удочек не взяли, ни подсачника…

– Так верши же!

– Мало ли что верши… Рыбак без удочки все равно, что охотник без ружья. Разве не так?.. А вы даже котелка с собой не захватили. На несколько ж дней в глухомань забрались, а о котелке не позаботились. Ушицу-то в чем варили?

– В казане. Мы позаботились.

– Какое там позаботились, Никодимыч, брось заливать! Одолжили, надо полагать, казанец-то или вообще без спросу взяли?

– С собой привезли.

– Вы настаиваете на этом?

– Чего?

– Вы настаиваете на том, что привезли, как говорите, казан с собой?

– Ну!

– Тогда, как ни жаль, мне придется разбудить гражданку, которая одолжила вам свой чугунок, и попросить ее уделить нам несколько минут… Хотите очную ставку, Зализняк? Или не станем пока будить Матрену Петровну?

– Не надо ее трогать. Пусть поспит, начальник, покимарит часок.

– Мне приятно, что вы начинаете оживать, Фрол Никодимович. К вам возвращается не только память, но и такие прекрасные качества, как чувство юмора и человеколюбие… Продолжим наше собеседование в том же ключе… Казан отдадите?

– Если будет на то ваша воля…

– Почему вы не в резиновых сапогах, Зализняк? – быстро спросил Люсин и направил свет настольной лампы прямо под ноги Фролу. – На вас новые сандалеты! Вы что, на рыбалку так вырядились? – Люсин почти кричал.

– Придираетесь, начальник… Зачем вы так? Не пойму, чего надо.

– Старые ботинки выбросили? Где? В Москве или здесь?!

– Совсем ничего не пойму… Ботинки какие-то… Да ничего я не выбрасывал!

– Куда выбросили? В воду? В болоте затопили?!

– Вот ведь привязался!..

– Если мы нашли труп, Зализняк, то, будьте уверены, найдем и все остальное. – Люсин произнес это тихо и очень внятно, словно не он только что торопливо и гневно выкрикивал вопрос за вопросом, скорее утверждая, чем спрашивая, и, казалось, вовсе не ожидая ответов. – Вы поняли меня?

– Да ничего я не понял! Чего пристали к человеку?! За что?!

– Вы с Потаповым бросили в Топическое озеро труп человека.

– Нет!

– Давайте попробуем порассуждать логично, Фрол Никодимович.

– Ничего я не желаю рассуждать! За что взяли человека среди ночи?

– У прокурора попросили согласие на ваше, Фрол Никодимович, и Потапова задержание. Вы же теперь грамотные, – усмехнулся Люсин. – Труп Аркадия Викторовича Ковского находится здесь же, в морге, Зализняк, в подвале. Мы нашли его в Топическом озере, закатанным в старый ковер.

– А я-то, а мы-то с Витьком при чем здесь? Нешто мы убивали? Не знаю никакого Ковского и знать не хочу! Никого я не убивал!

– Разве я сказал, что убивали? По-моему, я вообще не произносил такого слова.