Жрецов высекли розгами прямо на алтаре, а наиболее видных сановников позорно казнили, посадив на кол у городской стены.

Не избежал кары и сам Апис. Вдоволь поиздевавшись над божеством, которое «мычит и оставляет лепешки навоза», Камбиз рассек быку бедро.

Когда он возвратился в Фивы, то уже вся армия знала, что царь рехнулся. Открыто поговаривали о том, что его следует сместить и посадить на трон младшего сына великого Кира – Смердиса. Тем более, что Смердис, пока шахиншах сражался в Мемфисе с быком, проявил себя с самой лучшей стороны, сумев натянуть эфиопский лук.

Участь Смердиса была, таким образом, решена.

Прежде всего Камбиз и сам натянул тетиву, наглядно продемонстрировав, что надежды эфиопов на слабосилие иранских богатырей, мягко говоря, наивны. Далее, чтобы доказать войску всю беспочвенность слухов о безумии шахиншаха, он пустил из этого лука стрелу в первого попавшегося мальчишку, который залез на пальму полакомиться финиками. Никто не виноват, что паренек, которого стрела пронзила насквозь, оказался единственным сыном Прексаспа. Тем больше было оснований именно Прексаспу доверить исполнение исключительно деликатного дела, которое задумал Камбиз.

– Ты не очень сердит на меня? – спросил он визиря, когда они остались в палатке, скупо освещаемой масляной лампой, с глазу на глаз.

– Смею ли я, шахиншах? – Лицо Прексаспа казалось совершенно непроницаемым.

– Я, право, не хотел.

– Жизнь твоих подданных принадлежит тебе, о царь стран.

– Это ты верно сказал. За это я тебя одарю. – Камбиз, все поступки которого совершались под влиянием минутного настроения, бросил преданному холопу змеиный перстень Псамметиха с красным камнем в центре солярного диска. – Он твой!

– Как ты щедр, государь! – Прексасп поцеловал колено царя и с некоторой опаской надел перстень на палец.

– А теперь о делах. – Решив, что недоразумение улажено, Камбиз довольно огладил завитую в мелкие кольца надушенную бороду и наклонился к визирю, с готовностью подставившему ухо.

Исполинские тени их на белом войлоке слились в причудливую фигуру, напоминавшую чем-то хищную птицу

– Мне приснился удивительный сон, – как всегда издалека, начал царь.

– Будто бы мой горячо любимый брат Смердис… – Он замолчал.

– Да-да! – живо заинтересовался Прексасп.

– Смердис, понимаешь ли, приснился, – вздохнул Камбиз. – Дорогой брат.

– Ну, ну! – понукал визирь.

– Но вид его мне показался странен. – Шахиншах покосился на тень: теперь птица походила на нетопыря.

– И в чем странность?

– Видишь ли, Прексасп, брат мой выглядел огромным. Головой он доставал до небес, до облаков.

– А еще что приснилось тебе, государь? – насторожился визирь.

– Вот, пожалуй, и все… Да, одна незначительная подробность: Смердис сидел на троне.

– На троне?

– В том-то и дело. Он и сидя казался громадным, а если бы встал, то, наверное, пронзил бы облака. Не правда ли, странный сон?

– Не вещий ли, шахиншах? – поддакнул визирь.

– Как думаешь, что это значит?

– Прости, государь, – уклонился осторожный Прексасп, – я не умею разгадывать сны… Велишь позвать мага? – Он сделал вид, что спешит исполнить высочайшее поручение.

– Погоди! – остановил его Камбиз. – Я не желаю, чтобы о моем сне узнали маги. Возможно, боги предупреждают нас об опасностях. – Он пристально посмотрел на визиря и решил высказаться яснее: – На всякий случай я решил держать Смердиса подальше.

– Мудрость твоя велика, государь! – восхитился Прексасп. – А я сразу и не догадался! Конечно же, ты прав, говоря, что это боги посылают предупреждение. С чего бы это принцу Смердису, да живет он вечно, сидеть на твоем троне?.. Ведь трон, который приснился, наверняка твой. Другого в стране нет…

– Ради спокойствия державы я отослал дорогого брата в Экбатану Индийскую. Он уже три часа как в пути.

– Да сохранят его боги.

– Огорченный расставанием, я забыл снабдить его открытым листом. Боюсь, что без подставных лошадей он будет ехать слишком долго.

– Прикажешь нагнать принца?

– Нагнать? – Камбиз сделал вид, что подобная мысль не приходила ему в голову. – Действительно, его же еще можно… Немедленно садись на коня и мчись вдогонку!

– Слушаю и повинуюсь, шахиншах! Повелишь выписать принцу открытый лист?

– Вот именно, открытый лист… – Камбиз медленно отстегнул от широкого, украшенного золотыми чеканными бляшками пояса меч. – Он поможет тебе быстро доставить моего возлюбленного брата до места. Ты понял меня?

– Слушаю и повинуюсь! – Принимая царский меч, Прексасп едва заметно побледнел.

– Как себя чувствует царица? – круто меняя тему, спросил Камбиз.

– С утра была вполне благополучна. – Визирь вновь насторожился: шахиншах, который, подобно пер-о – владыкам Кемта, женился на единоутробной сестре; следуя примеру великих мужей, ничего не спрашивал просто так и никогда не интересовался здоровьем жен.

– Мне показалось, что отъезд дорогого брата огорчил ее. Она так плакала, так умоляла меня оставить его… Как ты думаешь, Прексасп, быть может, не следует их разлучать друг с другом?

– Как ты заботлив, государь! – притворился непонимающим визирь, но бледность лица его стала заметнее.

– Я бы не хотел разлучать их надолго. – Камбиз отвернулся и, передавая через плечо черную удавку, обронил: – Прежде чем пойдешь седлать коня, найди главного евнуха… Так ты вправду не обижаешься?

Когда запыленный гонец в ранге «ока царева» спрыгнул с коня и, опустившись на одно колено, вручил шахиншаху послание сузского сатрапа, Камбиз лакомился жареными мозгами павлина. Прополоскав рот анисовым настоем, он вытер жирные пальцы о волосы нубийского раба и раскрыл футляр с глиняной табличкой. Но едва он взглянул на ровные ряды клиньев, как у него потемнело в глазах. Опрокинув кушанья и топча сапожками испуганных прислужников, он выскочил из шатра и, сея повсюду ужас, понесся к шатру дивана.

Впрочем, сумасбродные выходки шахиншаха уже давно не вызывали удивления. Все уже успели привыкнуть к тому, что государь помешан.

Раздавая пинки и полосуя кого попало нагайкой, он разогнал диван и, схватив за бороду визиря, стал медленно пригибать его к земле.

– За что, государь? – прошипел Прексасп, перекосившись от боли.

– Ты еще спрашиваешь? – Камбиз еще крепче зажал в пальцах завитые, крашенные хной волоски. – Так-то ты выполнил мое приказание, ослиная падаль? Смердис, оказывается, в Сузах!

– Не может быть! – Визирь вырвался, оставив клок волос в руке шахиншаха, и распростерся на ковре. – Нет! Нет, великий царь! Я своими руками убил его, а мертвые не возвращаются.

– Не возвращаются? – Камбиз метко попал обожженной табличкой визирю в висок. – А это что? – Несколько успокоенный видом темной, медленно стекающей струйки, он пересказал заключительные слова послания: – «Отныне все должны подчиняться не Камбизу, сыну Кира, а Смердису, сыну Кира». Как я должен это понимать?

– Смилуйся, шахиншах! – взмолился Прексасп. – Твой брат мертв. Это наверняка самозванец…

– Самозванец? – Шахиншах задумался. – А какая, в сущности, разница? – быстро смекнул он. – О том, что Смердиса нет, знаем только мы с тобой. Следовательно, в глазах всех персов этот самозванец – мой брат, сын Кира. Не следует и виду подавать, что это не так. Что будем делать?

– Немедленно идти на Сузы и подавить мятеж, шахиншах!

– Вели трубить поход! – Царь схватился за пояс. – Где мой меч? – Он вспомнил, что меч, который отдал некогда визирю, лежит в колодце среди пустыни. – Я сейчас! – Камбиз кинулся в свой шатер и, схватив первое попавшееся оружие, прицепил его к поясу.

Вокруг хрипло ревели рога. Копейщики строились в походную колонну. Звенело оружие, скрипели рассохшиеся на солнце колеса арб. Ржали впрягаемые лошади. Среди всей этой суеты и неразберихи никто даже не подумал поинтересоваться, куда и зачем объявлен поход. Ослепительно сверкал на солнце металл, в глазах рябило от разноцветного мелькания лиц и одежд.