Не дожидаясь выполнения приказа и не сомневаясь, что он будет выполнен, хозяин кабинета встал и подошел к прилаженному в дальнем углу платяному шкафу. Достал два распятых на вешалках мундира:

— Вот этот мне уже не носить… — На привычном Виноградову сером сукне тускло сверкнули парадным золотом подполковничьи погоны, овал начавшего забываться герба в ярком параллелепипеде петлиц. — Служил-служил, все, что выслужил, — псу под хвост!

Владимир Александрович уважительно коснулся трех рядов планок — орден Красной Звезды, «Знак почета», милицейская медаль… Да, в отделившихся от Союза республиках канули в лету вместе со старыми органами внутренних дел и упраздненные знаки доблести, это Виноградов знал.

— И вот этот — тоже не придется!

То, что теперь придвинул Владимиру Александровичу хозяин, напоминало плохо скопированную школьную форму времен застоя — серебряные пуговицы на синем фоне, погончики, взъерошенные львы на нарукавной нашивке.

— Комиссар криминальной полиции какой-то там, к матери, префектуры! Все никак не запомню…

— Звучит.

— Звучит. По Закону о языке — высшая категория владения. Чтоб и читать, и писать, и говорить — свободно, понял? Для меня нереально — в январе экзамен. Выкинут, конечно. Ладно, я — протяну, сколько можно, в госпиталь лягу, то-се — выслуга набежит, без пенсии не оставят. А ребята? Из шестнадцати сыщиков — двое сдадут без проблем, плюс еще три-четыре человека кое-как вытянут. Остальных что — в дворники? Или на фермы батрачить?

— Думаю, они скорее в рэкет подадутся.

— То-то и оно! Ты вон — приехал и уехал…

— Извините. Нет, честное слово — извините, ляпнул, не подумав.

— Да ладно! Считай — забыли. Теперь по твоим делам… — Игорь Иванович Луконин, уже не подполковник и не комиссар, гроза прибалтийских бандитов и жуликов поднял трубку местного телефона: — Леша? Дай-ка Френкеля… Василий? Поднимись-ка ко мне, дело есть. На полмиллиона… Хорошо. Давай!

— Познакомьтесь! Капитан Виноградов Владимир Александрович, доблестная ленингр… санкт-петербургская транспортная милиция. А это гордость нашего подразделения Василий Михайлович Френкель, старший лейтенант по-старому, а как по-новому — не помню, уж извините.

— Володя.

— Вася, — рукопожатие получилось коротким и крепким.

— Присаживайся… Значит, так. Сейчас тебя гость вкратце введет в курс — и поступаешь в его распоряжение. Неофициально, чтоб уши наши не вылезли, почему — сам поймешь, не маленький.

— Есть. На сколько рассчитывать? — коротко стриженная рыжая голова повернулась к Виноградову.

— По времени? Черт его знает, сейчас вместе определимся. — Владимир Александрович очень хорошо понимал коллегу: солидарность солидарностью, но у парня, судя по всему, и своих дел навалом, никому ж потом не объяснишь. — Я послезавтра в любом случае возвращаюсь.

Френкель коротко кивнул, принимая информацию к сведению.

— Пиши расписку, — начальник придвинул к нему лист бумаги и несколько купюр. — Оформишь потом под какую-нибудь разработку, я подпишу.

Молодой оперативник энергично зашуршал шариковой ручкой, бросив предварительно внимательный взгляд на Виноградова: заказчик, видимо, был не простой и дело предстояло серьезное, за красивые глаза деньги с секретной сметы не раздаривались.

Владимир Александрович не вмешивался: оперативные расходы — дело деликатное, семейное, можно сказать. Уж во всяком случае — не его постороннего ума!

— Побеседуете здесь — у Френкеля сосед по кабинету из этих. Кстати, учтите данный нюанс, и при связи по телефону — чтоб ничего лишнего, ясно?

— Понял, товарищ подполковник. — Виноградов знал, что такое обращение будет приятно собеседнику. И не ошибся.

— Хм… Ладно. Я отлучусь на полчасика, дверь запру. Шнур выдерни, чтоб пока не звонили, если что — вас нету. Все!

— Чем могу? — обратился к Виноградову оперативник, когда в коридоре затихли шаги удаляющегося начальника.

Владимир Александрович улыбнулся:

— А всем! Всем можешь… или ничем — в зависимости от обстоятельств.

— Слушаю.

— Значит, вкратце. Есть у вас тут такой Линдер Эдуард.

— Знаю.

— Поэтому шеф тебя и позвал; так вот, семнадцатого марта был он в Питере. И на мою беду ничего лучшего не придумал, как вечером с еще одним «клиентом» из наших завалиться ко мне на Морской вокзал в кабак. Посидели, попили. Как водится, сняли двух дур. Девки вообще-то не при делах, живут там рядом в новостройках, одной двадцать, другой восемнадцати нет.

— Несовершеннолетка?

— Да. Собственно, они, конечно, тоже не подарок, не в театр пошли — в ресторан, представляли что к чему. Линдер поддал, наплел девкам такого! Дескать, он — помощник бригадира в мафии, наемный убийца, только что сделал какого-то туза из кавказцев и теперь прогуливает гонорар. В ближайшее, мол, время станет в Питере основным…

— Бред! Линдер по жизни…

— Да это ясно. Даже девки сразу въехали, хоть и дуры, но им-то что — попитъ-поесть на халяву? Потом пошли к той, что постарше, к Юле, у нее как раз никого не было. Там слово за слово — групповичок, все культурно, без эксцессов. Мальчики утречком ушли, попрощались.

— Ну и?

— Через неделю Линдер опять к Юле пришел. Дома папа с мамой — вызвал на лестницу. И выдает ей… Якобы в ресторане их разговор подслушали и записали на магнитофон люди «босса». Старик осерчал, постановил поначалу всех четверых ликвидировать по закону мафии, его — за болтовню, девиц и парня — как опасных свидетелей. Парня в тот же день зарезали, расчленили и замуровали в бетон. Линдер даже в доказательство показал часы и паспорт этого Усенко.

— Вот даже как?

— Да он их на время у Усенко попросил, есть показания… А Юле говорит: насчет их троих удалось уговорить «босса», что он сам побеседует и определит, жить им или не жить. Это, говорит, редкий случай, не верится даже, что судьба такой шанс дает, — обычно мафия от своих правил не отступает, но он, Линдер, в свое время спас старику жизнь, закрыв грудью от пуль конкурентов…

— И что, она поверила?

— Ага. Еще как! Проехала с ним к другой дурочке, у той тоже мозги набекрень — насмотрелись видиков, наслушались дерьма всякого… Короче, никому ни слова, ни денег, ни вещей не взяли — с вечерним поездом выехали к вам сюда.

— К нам-то зачем?

— А у вас, оказывается, центр всей бывшей союзной мафии, так Линдер сказал. И, соответственно, резиденция «босса».

— Понятно.

— Ну, привез он их, от вокзала — на частнике минут тридцать, название не запомнили, нерусское какое-то. Дачное место, в лесу, дом кирпичный двухэтажный… Да, собственно, этим девкам любой прибалтийский коттедж в их состоянии дворцом покажется. Вышел дедок, побеседовал с ними этак сурово, потом смягчился. Сказал, дает три дня испытательного срока здесь на даче. Если будут хорошо себя вести — помилует, если что не так — закон мафии, бритвой по горлу — и в колодец. В общем, как-то так получилось, что через час девочки уже кувыркались с «боссом» в постельке, а потом трое суток — кто только их не… Говорят, человек двадцать было желающих, всех обслужили со страху. Это теперь уже Юля на допросах вспоминает: не тянули мужички на мафию — так, средней руки барыги и воры, да и дачка-то для резиденции слабовата. А тогда! К концу «срока» появился Линдер, поздравил со спасением. Дал от имени «босса» чуть-чуть денег и билеты до Питера — чао! Вернулись домой… У Юлечки обошлось, матушка только морду набила, ей дочкины варианты не в новинку. А вот Катя, несовершеннолетняя… Родители уже ходили в милицию, подавали заявление, но в первый раз у них бумаги не приняли, отфутболили.

— Ну ясно! — Френкель прекрасно понимал незнакомого ему дежурного в далеком территориальном отделении. Весна — угоны, кражи, уличное хулиганство, а тут… Мало ли что могло взбрести в голову девице критического возраста? Может, фанатка, за любимым певцом в другой город мотанула? Или просто поссорилась с мамочкой из-за неубранной квартиры и отсиживается где-нибудь у подружки, демонстрирует взрослость и независимость? А родители… Они — что? Они могут и знать про дочку не все, да и с «ментами» не всегда откровенны…