— Ну, положим, не все такие…

— Как говорят в Одессе: «Об все не может быть и речи». Ну и таких достаточно. Всяко-разно — на нашу шею хватит.

Следственные методы работы по возбужденному прокуратурой уголовному делу эффект дали мизерный и не то что радужных — вообще никаких перспектив не сулили. К концу третьих суток расследования это стало ясно даже непрофессионалам. Сначала десятки, а потом и сотни листов протоколов допросов, экспертиз, запросов и ответов на официальных бланках, компьютерные распечатки ГАИ, фототаблицы — в сущности, все возможное и действительно важное уже было сделано, оставались только процессуальные конвульсии, позволяющие имитировать «движение» по делу до того предусмотренного законом дня, когда следователь с легкой душой спишет его в «глухари» и засунет в самый дальний угол сейфа.

— Понимаешь, Степаныч, формально это дело прекратить — раз плюнуть. — Старший следователь региональной прокуратуры по особо важным делам Ишков был старинным приятелем начальника отдела морской милиции, в кабинете которого сейчас сидел, и мог себе позволить говорить откровенно. — Преступник установлен, погиб и к ответственности привлечен уже быть не может — Кодекс дело прекратить позволяет. А соучастники — какие такие соучастники? Не было никаких соучастников. Машина там случайно мимо проезжала, испугался водитель стрельбы — дал деру. Ну не нашли твои сыщики этого важного свидетеля — что ж поделаешь? Свидетель — всего лишь свидетель, слава Богу, не единственный и погоды не делающий.

— Тем более что шведы, как выясняется, из-за Контровского особо не расстроились и такая версия их вполне устроит.

— Да? Тоже неплохо. Героев бы твоих, — Ишков повернулся в третьему участнику беседы, Виноградову, — наградили… Как, молодой человек, неплохо?

— В общем, возражений нет.

— То-то. Все бы хорошо — но шум вокруг этого, мягко говоря, нездоровый. Те дергают, эти…

— Нас тоже. — Начальник отдела понимающе вздохнул.

— Короче, найдете мотив — скромный какой-нибудь, не белыми нитками шитый, но — железно закрепленный, железно! — прекратим дело.

— Ревность, долги карточные… — кивнул понимающе Виноградов.

— Ну, Степаныч, чувствуется твоя школа. Ему, наверное, и поручишь?

— Кому же еще! А, Владимир Александрович? Объект твой, официально по уголовному делу ты работать не можешь — в качестве свидетеля допрошен… Значит, если у закона к покойнику претензий уже нет, они вроде у тебя должны быть.

— Я, товарищ подполковник, не ребенок. С убийцей мы в расчете, хотя он, так сказать, первый начал. Но что для дела надо — конечно сделаю. Залипуем в лучшем виде. Одна только просьба: если получится у меня на тех, кто его посылал, выйти…

— Владимир Александрович! Мы не меньше вас заинтересованы в изобличении организаторов стрельбы. — Голос Ишкова зарокотал негромко, но внушительно — как отдаленная гроза. — Получится — честь вам, как сыщику, и хвала. Пока у вас не получается — и мы вынуждены искать компромиссы. — На личных местоимениях рокот усиливается.

— Я понимаю, товарищ подполковник, — Виноградов повернулся к начальнику, — как сыщика, меня устроят оба варианта. Но как человека, у которого во лбу могло оказаться это… — он кивнул в сторону фототаблицы с изображением извлеченных из тела Контровского пуль, — мне ну просто очень хочется глянуть в глаза тем ребятам.

— Эмоции — враг профессионала. Впрочем, молодой человек, ваш начальник считает, что интересы службы для его любимого ученика — не пустой звук. А остальное — ваше личное дело.

— Так сказать, дело частного обвинения…

— Ну, юридически, конечно, не безупречное сравнение… хотя — эффектно.

— Значит, так. Сегодня вечером, Владимир Александрович, доложите план. Подключайте всех, кого считаете нужным, — в той степени и объеме, которые входят в мою компетенцию. Со службами, в принципе, вопросы решены — если и не помогут, то хоть в компот не плюнут… Свободны.

Должность, которую уже более года занимал капитан Виноградов, полностью называлась длинно и малопонятно даже для значительной части сотрудников территориальных органов внутренних дел — существовала она только в транспортной милиции, да и то не в каждом линейном отделе. Фактически он был начальником подразделения, состоящего из трех офицеров и без малого двадцати милиционеров и оперативно обслуживающего городской Морской пассажирский вокзал и, естественно, всю сферу пассажирских перевозок пароходства. Так как все его подчиненные одновременно входили в штат соответствующих служб отдела морской милиции, Владимиру Александровичу приходилось делить свои начальнические функции с полудюжиной других руководителей, хотя, как это ни странно, на соответствующую долю ответственности — и за личный состав, и за обслуживаемый объект — никто не претендовал. Его непременно заслушивали на всех итоговых совещаниях — и по линии работы угрозыска, и в отделении БХСС, и о состоянии борьбы с подростковой преступностью, а также по вопросам кадровым, социально-бытовым… Словом, должность Виноградова являлась профессионально исключительно интересным, создающим все условия для саморазвития служебным тупиком. Уйти с нее, руководящей, на рядовую оперативную работу — как ни крути — понижение, занять место начальника отделения или отдела?.. Как правило, руководителями оперативных аппаратов становятся свои, на глазах воспитанные и вскормленные, — а даже для бывших коллег и учеников из ОБХСС Виноградов уже был и не то чтобы совсем уж посторонним, но и… — скажем так — не родным. Так же обстояло дело и с розыском, и с охраной общественного порядка, а должность начальника Управления, требующую примерно такого же уровня компетентности и универсальности, как и теперешняя, никто пока не предлагал. И вряд ли предложит в будущем. Что же согнало честолюбивого, умного и в недавнем прошлом удачливого старшего оперуполномоченного ОБХСС с накатанной, оборудованной необходимыми стрелками и указателями, идеально прямой, скрывающейся за горизонтом магистрали здоровой советской карьеры, заставило крутануть баранку на выщербленный и плохо освещенный проселок?

— В этих джунглях каждый жует свой банан, — обычно отвечал на подобные вопросы Виноградов. Однако сегодня, вопреки обыкновению, он продолжил: — Как мы сейчас с преступностью боремся?

Ну вот представь себе: поле, окопы… Надвигаются вражеские танки. Грохот, пыль, гибнут один за другим — лучшие! Кое-кто втихаря в тыл отползает. И вдруг орудийные расчеты получают команду пушки зачехлить, примкнуть штыки и бить врага гранатами… Нет, конечно, враг не пройдет, но почему такой ценой? Кому это нужно? Ну вот кое-кто из самых непонятливых берет, плюнув на приказы, пушки, лупит по танкам, жжет их — и получает в спину очередь. От своих же тыловых крыс… Ты же помнишь, как всем городом за бандой Тамарина охотились? По закону — ничего сделать нельзя было. Ну и пришлось… Крик стоял — давай! сажай! Худо-бедно — посадили. Теперь орут — провокация! не по правилам! Кто виноват? Кто кричал? нет, кто свой зад подставлял? Нужен крайний — вот он. В смысле — я. Совсем схарчить, вроде, рискованно, а вот в почетную ссылку — будьте любезны.

— Логика в общем у твоих шефов была правильная, тут уж ты, братец, горячишься. Пересидел бы пару лет в тени — все бы утряслось, подзабылось…

— Ага — в тени! — Виноградов положил руки на пачку вчерашних газет. В каждой хоть как-то, но отражался и комментировался инцидент на Морском вокзале. — Помнишь, лозунг был: «Там, где партия, — там успех, там победа!»? Так вот, там, где я, — насчет тени или, к примеру, тишины и покоя — напряженка.

— «Виноградов В. А. и его роль в формировании криминогенной обстановки на объектах транспорта». Краткие тезисы диссертации.

— Дурак ты, товарищ капитан, хоть и «академик». Вам, писарям…

— Ладно, ладно, не злись. — Капитан милиции Телков — в отдаленном прошлом младший коллега Виноградова по отделению БХСС, поступивший вскоре какими-то не совсем ясными путями в академию, закончивший ее «с отрывом от производства» и сменивший теперь хлопотную оперативную работу на деликатную должность в аппарате Главка — точнее, в инспекции по личному составу, — примирительно потрепал собеседника по плечу: — Что бы ты без меня, писаря, делал… Оценил? Проверка у тебя на Морском три серьезных и с десяток по мелочам нарушений выявила. — Я-то понимаю — где их нет? А мое руководство? Думаешь, оно крови не жаждет? А я такое заключение сляпал — все кругом в дерьме, один ты почти Д’Артаньян. Хотя, сам понимаешь, можно было бы и наоборот все повернуть…