Чего это он зациклился на ней? Выдумывает всякую чепуху. Женщина отнеслась к нему, как и положено в приличном обществе, как к другу мужа и его щиту, от которого зависит порядок в губернии. А ему всякое стало мерещиться.

Он рывком встал с постели и, включив радио, чтобы не пропустить последние известия – было без десяти шесть, – стал заниматься физзарядкой. В окно уже пробивался голубой свет, не такой яркий, как в июле или июне – сентябрь подходил к концу и день заметно поубавился, – но птицы, ранние труженицы, гомонили вовсю, особенно воробьи и синицы со своим молодым потомством, разноголосо свиристя, будто сердито перебраниваясь друг с другом.

Из вестей по радио ничего нового не услышал: Дума приступила к рассмотрению бюджета на новый год, депутат ЛДПР Владимир Жириновский снова выступил с предложением: в связи с малой рождаемостью в России, разрешить многоженство.

«Кто о чем, а голый о бане», – усмехнулся Николай Васильевич и, закончив физзарядку, отправился в душ. Долго стоял под холодной струей, размышляя, чем же заняться в этот воскресный день. В управление ехать не хотелось; кое-кто из подчиненных работает и в выходные, но его появление только внесет им лишние хлопоты; навестить в Петровске родственников – тоже не время: у них самая жаркая страда. «А навещу-ка я своего предшественника ныне генерала в отставке Александра Алексеевича Шепилова. Узнаю, как ему живется, не забыли ли его прежние друзья-сослуживцы?»

Брился и одевался он с поднятым настроением: встреча с друзьями всегда радовала, а с Александром Алексеевичем они вместе учились в Московской академии МВД, дружили, «ходили по девкам», как шутя говорили о встречах с девицами из медицинского института, живших недалеко в общежитии.

Внимательно осмотрел штатский костюм и пришел к выводу, что пора бы сдать его в химчистку, но пока можно обойтись лишь щеткой да утюгом. Жена никогда этим делом не занималась, чистила и гладила только свое, а он за свою курсантскую и офицерскую службу так наловчился, что наводил стрелки на брюках и гладь на сорочках и мундирах за считанные минуты. Не утратил навыков и в генеральском чине, не чурался черновой работы. Приобрел «хозяйственный инструмент» и здесь, как только обжился в этой гостевой комнате. Хозяйка гостиницы не раз предлагала ему свои услуги, но он отказывался, пользовался только прачечной.

Он заканчивал одеваться, когда раздался телефонный звонок. Николай Васильевич снял трубку.

– Слушаю.

– Доброе утро, товарищ генерал. Тимошкин вас беспокоит. Как у вас со временем, можете сегодня принять?

– Не только могу, но и рад твоему звонку. Давай приезжай прямо в гостиницу. Я позавтракаю – и к твоим услугам.

– Через час буду.

Подполковник Тимошкин предстал перед ним почти таким же, каким прибыл в отделение милиции лейтенантом: подтянутый, в отлично подогнанном мундире, наглаженных брюках с бритвенной стрелкой спереди. И худощавое выразительное лицо чисто выбрито, острый взгляд темно-карих глаз, крепкое рукопожатие сильных рук. Не зря Николай Васильевич сразу приметил в нем смекалистого, вдумчивого офицера и рекомендовал его в уголовный розыск. Сергей Сергеевич стал потом первоклассным сыщиком.

– Присаживайся, – указал генерал на стул около стола.

– А может, погуляем на улице? Погода чудесная, подышим осенним воздухом. Как это у Пушкина: «Уж небо осенью дышало, Уж реже солнышко блистало, Короче становился день, Лесов таинственная сень с печальным шумом обнажалась». Здорово! Так что грех упускать последние погожие денечки.

«Ах, мудрец, – мысленно усмехнулся Дубровин. – Опасается, что номер нашпигован подслушивающими жучками. Вполне вероятно: Чернобуров хотя и друг, а наверняка следит за каждым его шагом и желает знать не только, о чем он разговаривает с начальниками и подчиненными, а и мысли его».

– Предложение принимается. Действительно, неразумно сидеть в комнате в такую прекрасную погоду.

Они вышли на улицу. По дороге туда и сюда мчались машины, легковые и грузовые, наши и иномарки. Не так густо, как в Москве, но в жаркую погоду от выхлопных газов приятного было мало. Конец сентября, жара несколько спала, однако воздух все еще оставался сухой и далеко не благоухающий.

– Идем в сквер, – увлек генерал подполковника через дворы в разбитый недалеко от гостиницы парк. – Рассказывай, – попросил, едва удалились из шумной зоны.

– Не все пока удалось выяснить, Николай Васильевич, но на главный след мы вышли, – начал рассказ Сергей Сергеевич. – Как я и предполагал, покушение организовал не кто иной, как глава мафии Константин Чувилов, которому платят дань не только частные предприниматели, но и государственные учреждения. Многие богатые люди, если не все, погрязли в коррупции, нажили капитал нечестным, преступным путем и боятся разоблачения. Чувилов, пользуясь этим, стрижет с них купоны, и они платят ему ежемесячно крупные суммы. Под его контролем магазины, рестораны, казино, все гостиницы нашего города и близлежащих городов, где останавливаются забугорные коммерсанты и отдыхающие. Сам он, разумеется, вроде бы ни во что не вмешивается, владеет автосалоном и занимается продажей наших и импортных автомашин. Но штат у него огромный, как в хорошем министерстве, разделен по направлениям: одни занимаются слежкой, другие, внедренные в структуры, – самым настоящим шпионажем, третьи – выколачиванием денег, четвертые – грабежами, поджогами, убийствами. Доход мафии, по моим прикидкам, около пятисот миллионов рублей ежемесячно. Вы можете спросить, как давно существует мафия и почему до сих пор ею не занялись следственные органы. Отвечаю. Мафия существует года два. Шепилов и его команда пытались заняться ею. Но агенты мафии внедрены в наши ряды, Чувилову тут же становилось все известно, и он принимал упреждающие меры. Это одна сторона дела. Другая – у мафии имеются высокие покровители, немалая часть дохода оседает в их карманах, и они способствуют процветанию преступного концерна Чувилова.

В прошлом году и начале этого Шепилову удалось внедрить трех опытных оперативников в структуры Чувилова. Они активно начали работу и раздобыли важные улики. Но кто-то, несомненно из близкого окружения самого начальника УВД, выдал их. Все трое бесследно исчезли.

– Нерадостную картину ты мне нарисовал, – глубоко вздохнул Дубровин. Помолчал, сосредоточенно думая об услышанном. – С Шулеповым удалось тебе поговорить? Как он себя чувствует и что думает по поводу покушения?

– Вчера я был у него в госпитале. Чувствует он себя неплохо. Ранен в правую руку и правую ногу. К несчастью, задеты кости, и в госпитале он проваляется еще месяца два.

– В руку и ногу? – удивился Дубровин.

– Вот именно, – усмехнулся Сергей Сергеевич. – Явно стреляли в него не для того, чтобы убить. Киллеров, как он объясняет, было двое, в джинсовых костюмах, в ковбойских фуражках с длинным козырьком, и лиц ему рассмотреть не удалось, хотя лестница была хорошо освещена. Он поднимался, они спускались навстречу. Он, почувствовав неладное, сунул было руку в карман к пистолету, но тот, что шел впереди, опередил его. Стрелял из пистолета с глушителем. Никто из соседей не слышал, и, пока Шулепов сам не дополз до первой двери, не постучал в нее, никто о случившемся не знал. Сосед оказал ему помощь, позвонил в полицию.

– Вот такая картина, – подытожил подполковник. – Но мне показалось, что Шулепов не все рассказал. На вопрос, кого вы подозреваете, помотал головой. Ума, мол, не приложу, кому это я так насолил.

Пока Сергей Сергеевич рассказывал, они неторопливо расхаживали по липовой аллее. Листья на деревьях уже начали желтеть – дождей давно не было, – а некоторые уже слетали на землю.

У выкрашенной зеленой краской скамейки с загнутой спинкой Николай Васильевич остановился.

– Давай-ка посидим и спокойно обмозгуем ситуацию, нарисованную тобой. Тут есть, о чем подумать и что предпринять.

– У меня есть кое-какие соображения, – садясь на скамейку, признался Тимошкин.

– Это хорошо, что есть соображения. Выкладывай.