Он достал из кейса бланк купчей, заполнил его, расписался, затем заверил документ в бухгалтерии яхт-клуба, вручил купчую Еремееву вместе с ключами от яхты, молча набил кейс долларами. Он встал, обвел взглядом салон.
– Телевизор я возьму с собой. Он не входит в комплект бортового оборудования. И кофейный сервиз тоже. На память о «Санточке».
Карина помогла ему упаковать чашечки.
– Ваш шофер сможет отвезти нас с Аликом домой? – спросил Александр Яковлевич. – Но только без вас.
– Нет проблем.
– Тогда до встречи в Хайфе! Не надо нас провожать.
Александр Яковлевич и Алик покинули борт яхты. Еремеев, Карина, Артамоныч, слегка ошеломленные скоростью сделки и грудами денег, только что лежавших на столике, молчали.
– Ты сумасшедший, – подытожила наконец общее мнение Карина.
– Где твой билет на поезд? Я доставлю тебя в Ростов на яхте.
Карина вытащила из паспорта голубую бумажку и отдала ее капитану «Санта-Марины».
– Когда отбываем, сэр?
– Как только заберем Дельфа.
– Я могу занять свою каюту?
Еремеев предусмотрительно распахнул овальную дверцу, и девушка протащила за собой дорожную сумку.
– Так покупочку-то надо обмыть, – пришел в себя Артамоныч. – А то рассохнется лодка-то.
– Обмоем. Но сначала сдай оружие вместе с распиской.
Помощник по особым поручениям с большим облегчением расстался с «браунингом».
– А теперь тебе еще одно боевое задание. Съездишь в Хотьково, отвезешь по адресу письмо, которое я напишу, расскажешь человеку все, что ты сейчас видел, и привезешь его завтра сюда, если он согласится.
– А если не согласится?
– Переночуешь у него и вернешься сюда сам к пятнадцати ноль-ноль.
Еремеев присел за столик, вырвал еще одну страничку из следовательского блокнота и стал писать:
«Салам тебе, достопочтенный Николай-бек! Прежде всего накорми моего гонца и выслушай его с полным доверием к нему и к моему душевному здравию. Да, он говорит правду: я продал квартиру и купил яхту, между прочим, с хорошим двигателем. Собираюсь идти на ней по Волге и Дону, сначала в Ростов, а потом в Севастополь. Возможно, и того дальше… Собираю команду. Был бы очень рад видеть тебя на борту в любом качестве. Но для начала в роли старпома. Из тебя выйдет великолепный пират Джон Сильвер, тем более что деревянная нога у тебя уже есть, а попугая мы купим.
Коля, без дураков, жду тебя для серьезного разговора, Артамоныч приведет тебя в район базирования.
Крепко жму стаканодержатель!
Твой О.О. Е.
P.S. О политике – ни полслова. Обещаю!
Котловое и денежное довольствие приличное. Форма одежды – походно-полевая. При себе иметь: документы, личное оружие и зубную щетку, трусы, часы, усы».
Запечатав послание в конверт и рассказав, как отыскать в Хотькове бывшего майора Тимофеева, Еремеев проводил гонца до железных ворот с якорями.
– Да, вот еще! Сдашь билет до Ростова. Деньги возьми на леденцы.
– Есть.
Вчерашний бомж, похоже, с удовольствием вживался в новую роль.
На обратном пути Еремеев встретил начальника яхт-клуба.
– Так, значит, на сорока сторговались? – спросил энергичный малый лет сорока в бело-синей бейсболке.
– На сорока.
– Вообще-то ей красная цена – двадцать пять.
– Может быть, – пожал плечами несколько огорченный Еремеев. – Я не каждый день покупаю яхты.
«В конце концов, – сказал он себе в утешение, – я не спортинвентарь приобрел. Иногда за дверь в стене тоннеля можно и полжизни отдать. За идеи надо платить».
– За идеи надо платить, – повторил он вслух.
– Идеи носятся в воздухе, – усмехнулся начальник яхт-клуба.
– Радиоволны тоже носятся в воздухе. Но чтобы ловить их, нужен приемник. А радиотехника нынче в цене.
– Ну-ну… – усмехнулся хозяин тихой гавани. – Вы раньше в каком клубе состояли?
– В СК ВМФ, – небрежно бросил Еремеев и постепенно перевел разговор на другую тему; в военно-морском клубе он состоял на заре курсантской юности. – А что, за шлюзование надо платить?
– Сейчас за все надо платить. В том числе и за вашу стоянку у нас. За последние три месяца. А также за месяц вперед, если будете пользоваться нашим пирсом и нашей охраной.
– Пользоваться не буду. Завтра-послезавтра ухожу.
– Не забудьте взять разрешение на выход. «Санта-Марина» числится пока за нашим клубом. Кроме того, вам надо перерегистрировать ее в комиссии по маломерному флоту.
«Господи, и тут тебе никакой свободы! Вот уж поистине страна запретов, советов и заветов».
Зато Карина встретила его с блестящими глазами:
– Слушай, здесь все есть. Даже зеркало! Нам нужно купить постельное белье, телевизор, кофейный сервиз и какой-нибудь еды!
За всем этим они отправились в город, бывший когда-то воздушной гаванью дирижаблей. У долгопрудненского универмага они наняли одичавшего от беспассажирья таксиста и принялись загружать багажник свертками, коробками, пакетами.
– Подушки не надо, там есть, – распоряжалась Карина как заправская домохозяйка. – Возьмем только наволочки – вот эти, в цветочек, и одеяла. Там есть, но грязноватые.
Вместо «Шилялиса» купили южнокорейскую магнитолу и кучу батареек к ней, кофейный сервиз на пять персон, несколько пачек немецкого молотого кофе, головку голландскою сыра в красном воске, упаковку консервированной сладкой кукурузы, дюжину банок с китайскими сосисками, три палки финской салями, десять пачек итальянских спагетти, пять банок греческих маслин, десять плиток австрийского орехового шоколада, семь упаковок немецкого фруктового йогурта, семь связок боливийских бананов и буханку бородинского хлеба. Потом добавили к этому две бутылки полусухого «Спуманте», бутылку ликера «Киви», баллончик взбитых сливок, кетчуп, десять коробок «геркулеса» для Дельфа. Остальной провиант для похода, газовые баллоны и запас соляра для дизеля решили заготовить завтра.
Карину охватил гнездостроительный восторг, и он передался и Еремееву.
Последнее, о чем они вспомнили весьма кстати, были соль, спички и свечи. Так что ужин состоялся при свечах. Но сначала Еремеев запустил дизелек и увел яхту в сторону бухты Радости, где встал на якорь метрах в десяти от бездомного, слегка заболоченного берега.
Заливались и щелкали ошалелые майские соловьи, поплескивала в борт волна от проносившихся мимо «ракет»; Карина стелила в носовом кубрике постель – одну на двоих, а Еремеев открывал банки со сладкой кукурузой и маслинами, резал сыр и зажигал свечи на столике посреди салона.
– Что, будем разбивать шампанское о борт? – спросила Карина, выходя из овальной дверцы.
– Необязательно.
Они выбрались в кокпит, Еремеев пальнул пробкой в сторону берега, и обильная пена оросила палубу, рундуки и румпель.
– За что пьем, опять за дверь?
– На сей раз, – задумался на секунду Олег, – за новый зал ожидания, в который мы только что вошли.
– У тебя тосты какие-то вокзальные. Нет, чтобы за прекрасных дам.
– А можно тост-поцелуй?
– Как это?
– А вот так.
Они стали пить из одного бокала, соприкасаясь губами, и последний глоток шампанского сам собой перешел в поцелуй. Соловьиный поцелуй…
Они раздевались под музыку Джеймса Ласта. Световой люк лил на новые простыни зеленые сумерки почти что белой ночи. Яхта слегка покачивалась то ли от волн проходящих в стороне теплоходов, то ли от порывистых движений Карины… Ее приподнятые раскинутые ноги походили на белые крылья большой бабочки, которая отчаянно пыталась взлететь…
Потом он приоткрыл люк, и в каюту снова ворвались соловьиные трели…
– Ну что, в Венеции было лучше?
Она откликнулась не сразу.
– Там все было по-другому… Это нельзя сравнивать…
– Ну, конечно, где уж нам…
– Нет, не в этом дело! Небо другое, звезды другие, море другое, другой язык, другая музыка… Но здесь как-то спокойнее. Вот веришь, я впервые за последний год по-настоящему расслабилась… Нет, не то слово! Ну, как будто камень с души спал. Страшный был камень. Он и в Езоло давил… И вот – ничего. Я как на острове. Сюда никто не доберется…