С этой радостной надеждой Сергей вернулся в Минск, привезя еще и томик стихов Суркова с теплой дружеской надписью. Но… День шел за днем, а никаких вызовов в Москву не приходило. Зато пришел приказ министра обороны об увольнении капитана Лобова в запас. Тогда Сергей решил еще раз наведаться в столицу. Отыскал в «Огоньке» Савина. Друг прятал глаза.
– Понимаешь, у нас тут решили подсократить штат. И новых сотрудников пока не берут. Но ты не унывай. Во-первых, ты у нас тут на особом счету – как только, так сразу. Главный тебя ценит. Во-вторых, пока суд да дело, я тебе кое-что в центральных газетах подыщу.
И он сел на телефон и стал вызванивать по цепочке друзей и коллег. Не было вакансий ни в «Труде», ни в «Известиях», ни в «Красной звезде», ни в фотохронике ТАСС…
Потом они пообедали в издательской столовой. Савин обещал продолжить поиск завтра с утра.
– Тебе есть где переночевать?
– Перекантуюсь…
– А то у нас на Солянке гостевая общага: три комнаты с кухней. Там нормально. Я туда позвоню, тебя примут.
Слово «Солянка» сработало, как пароль: «Солянка, две семерки! Белка…»
– Как до Солянки добраться?
– Лучше всего на метро. Выйдешь на «Дзержинской», а оттуда спустишься вниз на площадь Ногина.
Так Сергей и сделал. По дороге купил на всякий случай бутылку «Саперави» и коробку конфет. Белка жила в большом многоэтажном сером доме дореволюционной постройки. Он отыскал первый подъезд и вошел под его высокие своды, украшенные барельефами в виде летящих дев с фанфарами и венками – аллегория славы.
«Вот и загремел казак под фанфары!» – усмехнулся Лобов, разглядывая лепнину.
С замиранием сердца нажал на кнопку звонка. Открыли не сразу: долго щелкали и клацали дверные замки. И все-таки дверь приоткрылась. Востроносая старушка выглянула в щель, не снимая цепочку с защелки. Вид человека в офицерских погонах ее успокоил.
– Вам кого, гражданин?
– Тут должна проживать женщина. У нее имя такое необычное – Белка.
– А-а… Бэлла Тимофеевна. Чичас кликну, – и старушка пошаркала кликать соседку.
Белка выскочила в салатовом в белый горошек халатике, обомлела:
– Ты?!! Откуда!
– С парашютом спрыгнул.
– Ну, тогда давай отстегивай свой парашют!
Они обнялись под надзором бдительной старушки, и Белка увела гостя в свою комнату.
– Нас тут уплотнили… После смерти отца. Но для дорогого гостя всегда место найдется. О, да ты уже капитан!
– Теперь уже бывший. Демобилизовался.
– Я тоже – бывшая… Сейчас я накрою стол, а ты рассказывай, рассказывай – где, что и как!
Сергей огляделся. Таких высоченных потолков он никогда не видел. На уровне третьего метра была сделана деревянная галерея вроде полатей, и там, в обрамлении книжных полок, стоял письменный стол.
– Да у тебя комната-то в два этажа!
– Это папа сам сделал. Чтобы пространство не пропадало. Я там даже сплю иногда.
Комната была обставлена старинными – благородными вещами: резной буфет с зеркальными стеклами, напольные часы, кресла и диван, обтянутые настоящей черной кожей, фортепиано красного дерева.
– Да у тебя тут как во дворце! – восхищался Лобов, обходя комнату, словно музейный зал.
– Трофеи… – откликалась Белка, нарезая на дощечке сыр. – Это все папе навезли из Берлина. А книги наши, я книги очень люблю.
– И на фоно играешь? – потыкал Сергей в клавиши. Инструмент отозвался звенящим расстроенным звуком.
– Нет. Так, для красоты стоит. Садись за стол! Отметим твой прыжок с парашютом.
На столе возле окна стояла сияющая на просвет початая бутылка водки и две тарелки с нарезанным сыром, маринованными огурцами и селедкой.
– Закуска почти фронтовая, но водка – вполне «Столичная», – усмехнулась Белка. – Разливай! Не хочу быть неприличной женщиной.
– Неприличная – это которая сама наливает? – уточнил Сергей, наполняя хрустальные рюмки.
– Именно так. Я в последнее время только сама себе и наливаю. Ну, давай – за нашу встречу!
– За все наши встречи! – добавил Сергей.
– Да у нас всего только две и было: под Кибартау да под Медвежьей Горой… Эх, ма!
Белка осушила рюмку до дна и не поморщилась. Взяла кусочек сыра, но закусывать не стала.
– Вот и получается, – невесело резюмировала она, – все лучшее осталось на войне… А сейчас – мир. И такая тоска… Я, между прочим, в магазине женского платья работаю. Продавщицей. Что? Не ожидал?
– Не ожидал.
– И я не ожидала. Но так сложилось. Побыла два года замужем. Мне сказали, что детей у меня не будет. Муж и ушел… А ты уже сколько настрогал?
– Двое у меня. Сынок в позапрошлом году родился. Коленька!
– Поздравляю! Молодец! Давай за твоих деток! Наливай – не тормози.
Выпили столь же споро и за деток.
– И Ирина твоя молодец! Ей поклон от меня. Нет, я ей завтра платье выберу – передашь от меня в подарок.
– Спасибо. А ты уверена, что у тебя детей не будет?
– Хочешь проверить? Проверь, – с грустной улыбкой, с повлажневшими глазами предложила Белка. – Я тогда после приземления ночь на холодной земле пролежала, все придатки отстудила. Врачи так сказали… Так что не будет у меня деток, Сереженька. Без-дет-на-я я… – И зло хохотнула. – Я, я – натюрлих, ферфлюхт и доннер веттер!.. Можно считать боевое ранение.
Белка быстро охмелела, судя по всему, это было ее привычное состояние. И выглядела она намного старше своих тридцати. Сергей это отметил еще с порога. Он решительно не знал, как себя с ней вести и как повернуть застолье к чаю. А хозяйка уверенной рукой наполняла рюмки.
– А теперь – за Победу! Я за нее всегда пью. За тех, кто до нее дошел, не докурил, не дожил…
– Святой тост, – подтвердил Сергей и тоже осушил чарку до дна. Потом пили за что-то еще, за удачу, которая стала такой коварной, такой неуловимой…
После пятой Сергей рассказал о своих мытарствах с работой. Про то, как кадровики чураются его анкет с ответом на вопрос «находился ли на оккупированной территории»…
– Ну, находился, мать вашу! Находился! – кричал он невидимому кадровику. – Но ведь не по своей же воле! Я ж не виноват, что войска откатились так быстро, что и не догнать их уже было!
– Не надо, Сереженька! Не переживай! Их ни в чем не убедишь. Они там не были, крысы позорные. Что они знают про оккупированную территорию?! Что они вообще знают?!.. А давай к нам переходи! Будешь директором магазина. А то у нас такой… Его скоро на пенсию отправят. И будешь ты нашим повелителем!
Потом пили еще за что-то – Белка извлекла из буфета вторую бутылку.
…Утром ему открылся замечательный вид на комнату сверху. Сначала показалось, что он взмыл под потолок и кружит над столами, буфетами, креслами, но вскоре понял, что лежит на краю галереи, а рядом, на разостланной перинке – Белка. И полет по кругу – это от того, что голова кружится, как разогнанная карусель, и не остановить ее никак… Напольные часы в резном дубовом футляре торжественно и звучно пробили десять раз. Сергей мысленно скомандовал себе «Подъем!» и с трудом оторвался от подушки. Почти ползком он спустился по лесенке на пол, покрытый ковром. Увидел остатки пиршества на столе, две пустые бутылки «Столичной» и все вспомнил. А главное, о том, что в десять обещал позвонить Савину в «Огонек». Но сделать это было невозможно по причине свирепой боли в висках и затылке. И еще надо было одеться, но это казалось немыслимым подвигом. В голове тикало настойчиво: «Надо позвонить Савину!» А где телефон?
С антресоли упала подушка: это подала признаки жизни Белка. Она свесила растрепанную голову:
– Ты куда?
– Мне надо срочно позвонить…
– В «скорую помощь»?
– Н-нет… По важному дел-лу…
– Телефон в коридоре. Только набрось халат.
Халата на вешалке Сергей не нашел, набросил висевшую там шинель с полковничьими погонами и пошатываясь вышел в коридор. Черный аппарат висел на стене у самого входа. Обои вокруг него были исписаны разными номерами. Лобов набрал Савина. Тот тут же откликнулся: