— Ну, где же наши? — спросил он у Лобова голосом упрямого ребенка, который никак не хочет понять, что чудес не бывает. Вместо ответа Сергей посмотрел на него тяжелым мутным взглядом…

— Когда придут — не знаю. Но придут обязательно.

Чей-то голос из полумрака ехидно хмыкнул:

— Ну, да… Придут, когда нас сгребут!

Теперь по боевому заместительству в командование остатками трех взводов вступил майор Северьянов.

Первым делом он созвал всех уцелевших командиров. На военный совет собрались пятеро: кроме Северьянова с Лобовым были еще моряк-старшина и два сержанта с «мишенями» в малиновых петлицах.

— В общем так, хлопцы, обстановка такая, что надо вырываться из этого мешка любой ценой. Вырываться и прорываться.

— А раненые как же? — спросил востроносый белесый сержантик с красными от недосыпа и сора глазами.

— Те, кто смогут, пойдут с нами, — вздохнул майор. Он и сам не знал толком, что делать с ранеными. — Тяжелых нам не унести. Придется оставить их на милость судьбы. Немцы все же Гаагскую конвенцию подписали. Должны им помощь оказать.

— Пожалел волк кобылу… — недоверчиво усмехнулся второй сержант в рыжих кудрях.

— Будем надеяться! — жестко отрезал Северьянов, давая понять, что проблема раненых закрыта. — Наша задача: разбиться на три группы и ночью, не поднимая шума до тех пор, пока это возможно, бежать к реке. Если повезет и ракет не будет, в воду не бросаться, а входить без брызг и плеска. Плыть как можно бесшумнее…

— А если не повезет? — уточнил моряк. — Пустят осветительную ракету?

— Если они обнаружат нас до реки, открываем огонь с ходу и бросаемся в воду кто как может. Тут уж не до плеска. Кстати, плавать все умеют? Кто не умеет?

— Я не умею, — не без стыда признался Лобов. — В северных краях жил, не научили…

Северьянов озадаченно потер лоб:

— Так… Пловцы помогают тем, кто не плавают. Для этого разобьемся на пары. Форсируем Мухавец в трех местах. И сразу же к внешнему валу — по трем направлениям — кому как повезет.

Разбились на группы по шесть-семь человек в каждой. Проверили оружие и снаряжение. Майор велел всем разуться. Бежать босиком — оно и тише будет и в реке плыть легче.

Впервые за последние дни чувство отупения и безразличия к своей жизни сменились желанием уцелеть, вырваться, выжить… Сергей завернул кассету в кусок промасленной бумаги из гранатного ящика. Пленка не должна была пострадать ни от воды, ни от света.

К Лобову подсел белокурый сержантик и вполголоса сообщил:

— Товарищ командир, а у этого, который как бы майор, сапоги немецкие и брюки не наши…

— Ну и что? Снял сапоги с убитого… Ты видел, как он в бою действовал?

— Видел. Но чудно как-то. И брюки тоже с убитого снял?

— Ладно. Благодарю за бдительность. Но больше об этом не распространяйся.

Сергей присмотрелся к новому командиру: он был одет в солдатскую ватную фуфайку, брюки — серые, явно не армейские, а сапоги точно — немецкие с короткими голенищами. Ну и что? Мало ли где он их добыл?

— Штыком и гранатой пробились ребята, — напевал себе под нос моряк-старшина, — остался в степи Железняк.

Возбуждение нарастало с каждым часом, приближавшим срок прорыва. Одну группу возглавил сам майор, другую должен был вести Лобов, а третью — моряк, которого уже успели прозвать Железняком.

Как всегда, перестрелка затихла ближе к полуночи. Прошел еще час и все три группы сгрудились у назначенных им окон. Майор подозвал Сергея и передал ему записку:

— Если не прорвусь, перешли в любой разведорган — но не ниже армейского. Тут мои данные. Прочти и запомни, если записку потеряешь. Дату поставишь сам. Если понадобится…

Сергей прочел: «Майор Юрий Иванович Северьянов (Лунь) погиб при защите Крепости в Бресте…… 1941 года. Сообщить в РУ РККА».

— Хорошо. Тогда и вы в редакцию передайте, если я не смогу.

Лобов показал сверточек с кассетой.

— Добро! Ну, давай обнимемся, что ли…

Они обнялись и разошлись к своим окнам.

Сергей еще раз оглядел своих подопечных. Их было пятеро. Кого-то из них он видит в последний раз. Да и они, быть может, видят его напоследок. Сердце заколотилось, как перед прыжком в бездну. Ну, же!.. Не тяни, майор! Вот уже последняя ракета — дальше должна быть хорошая пауза. Ракета снижалась, и тени от деревьев побежали быстро-быстро, как в стробоскопе. Все. Снова тьма — почти непроглядная после яркого света.

— Вперед! — крикнул Лунь, и все посыпались из окон. Сергей метнулся впереди своей группы. Своих он не видел, только слышал глухой топот босых ног. С наганом в руке, с сапогами, прихваченными поясом, он мчался к заветной реке.

Все окружающее пространство стало вдруг угрожающим и смертельно опасным. Из любой его точки могла ударить пуля, а то и целая очередь, прилететь мина, граната, снаряд…

За несколько метров до уреза воды взлетела очередная ракета. Несколько секунд немцы как бы присматривались к внезапно изменившейся обстановке. А потом ударили сразу из двух пулеметов. Тут же из разных мест повзлетали другие ракеты. Зыбкий свет заливал оба берега реки. Откуда-то из-за Бригидского моста шарахнули минометы. Группы сразу же поредели.

Бросились в Мухавец! Уже никто не заботился о бесшумном входе. Плыли и пили, жадно хватая пересохшими ртами взмутненную взрывами речную воду. Но и это было наслаждением — и наслаждением почему-то запретным. За эту обыденную в мирной жизни плотскую радость приходилось расплачиваться жизнями — пулей в лоб, в грудь, в шею… Но плыли и пили, оставляя порой за собой кровянистый след. А некоторых уже просто относило течением к Бугу или прибивало под прибрежные кусты…

Сергей, с трудом вытаскивал ноги из топкого ила, путаясь в крепких стеблях водяных лилий, с трудом выкарабкался на берег. Краем глаза он увидел, как Лунь выполз из воды и быстро-быстро, почти на четвереньках перебрался под широкий куст бересклета. Лобов тут же последовал его примеру. Вокруг по-прежнему все гремело, рвалось, свистело. Осколки мин рвали крону куста. Сергей уткнулся носом в срезанные веточки.

«Волчеягодник, дафна, — почти автоматически отметил он, — род растений семейства волчниковых. Народное название «Волчье лыко».

Майор одышливо хватал воздух ртом. Сидение в подвале здоровья не прибавило. Лежали молча, прижавшись щеками к спасительной земле. Спасет ли она от шальной мины? Пальба вскоре закончилась. Лишь редкие очереди вспарывали воду и прибрежный дерн. Сколько осталось лежать, скольких унесла река, скольким удалось прорваться — оставалось только гадать. Через какое-то время немцы стали прочесывать берег. Они шли вдоль вала, почти не опасаясь огня из опустевшей казармы. Сергей видел, как трое солдат направились к их кусту и покрепче сжал мокрый наган. Северьянов тоже взвел курок. Шагов за двадцать один из немцев полоснул по кустам короткой очередью.

Сергей дернулся, едва удержав вскрик: что-то горячее и острое впилось в левую лодыжку. Северьянов же разразился громкой немецкой фразой, из которой Сергей понял лишь первые три слова: «Шайзе! Нихт шиссен!!!», а из второй части только слово «арш» — задница. Солдаты взгоготнули и пошли дальше, обсуждая своего соплеменника, который не вовремя решил справить в кустах большую нужду. Путь ко рву был открыт. Это было последнее препятствие, которое надо было преодолеть, чтобы покинуть наконец территорию крепости-западни. Но каждый шаг отзывался в раненой ноге горячей болью. Морщась и стиснув зубы, Сергей с трудом поспевал за майором.

— Ранен? — обернулся тот на ходу.

— Зацепило…

— Потерпи. Через ров перемахнем… А там…

Ров перешли по пояс в воде, по колено в густом слое ила. Выбрались, будто Стикс перешли — из того света в этот, живой, настоящий. Сквозь ряску и черный ил, облепивший ноги, на правой лодыжке Лобова пробивалась струйка крови. Ремешком от фотоаппарата он сделал стяжку под коленом.

— Вперед, вперед! — торопил его Северьянов. Сам он мог давно уже скрыться в предутренней мгле, но не бросал ковыляющего, почти совершенно незнакомого ему политрука.