Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Немедленно уберите все с прохода! — цыкнул майор Гаврилов, командир 44-го полка, на женщину, испуганно выглянувшую из-за двери.

Попов первым забрался по железной лесенке на крышу башни, обнесенную металлической оградкой, за ним вылез и Коробов. Остальным сопровождающим лицам Попов сделал знак: «Подождите внизу!» С высоты башни открывался через Пограничный остров дальний вид на сопредельную сторону. Коробов поднял свой верный старенький «цейсс», хранимый еще с той, германской войны, и в окружье бинокля возникли острые звонницы тереспольских костелов. Совсем недавно предместье старого Бреста, Тересполь, оказалось отрезанным от города новой границей, равно как и три форта Брестской крепости остались на территории генерал-губернаторства. Теперь в одном из них стояла гаубичная батарея, а в бывшем пороховом складе другого размещался под мощным бетонным перекрытием штаб 45-й дивизии, которая вот уже три месяца готовилась к штурму города и цитадели. Знать это Коробову было не дано, так что пока он просматривал перспективу главной улицы, удивляясь ее безлюдности в субботний день. На то тоже была неведомая ему причина: командир дивизиона реактивных минометов «небельверфер» приказал выселить жителей местечка с улиц, прилегающих к позиции дивизиона, поэтому вся южная часть Тересполя временно опустела. Пусковые установки уже стояли на позициях под густой завесой маскировочных сетей. Коробов повел биноклем по горизонту, но ничего подозрительного в глаза не бросалось, кроме нескольких грузовиков, уходивших по проселку в окрестный лесок. Он повел биноклем ближе, и в окружье вплыли две наблюдательные вышки, стоявшие за старицей Буга. Высоченные — в четыре площадки — они венчались двускатными будками. Через узкие оконца смотрели на восток чьи-то острые глаза и мощные линзы. Коробов почти физически ощутил, как его сейчас рассматривают с той стороны и, может быть, фотографируют. Немая дуэль впереглядку, поединок биноклей: кто кого переглядит.

Это было как в страшном сне: на тебя надвигается поезд, а ты не можешь никуда убежать, руки и ноги действуют ужасающе медленно, и ясно уже — не успеть. Спасение только одно — вовремя проснуться. Но здесь-то все было наяву: надвигался отнюдь не паровоз, а мощнейшая германская танковая армада. А руки-ноги, то есть корпуса и дивизии, действовали пугающе медленно, непроворотливо… Взять хотя бы ту же 22-ю танковую дивизию, что стояла в Южном городке Бреста. Мало того, что она находилась под постоянным прицелом вражеских орудий, стоявших через близкую границу, так и вывести ее в исходный район было более чем не просто: надо было пересечь другие дороги, забитые войсковыми колоннами, а главное — станционное многопутье железной дороги.

И еще, как нарочно, полосу обороны 4-й армии удлинили в самый последний момент на 130 километров, передав под ответственность Коробова тот участок, который должна будет занять пока что не сформированная 13-я армия. Таким образом, фронт и без того неполной армии (фактически усиленного корпуса) растягивался до предела. И те, кто это спланировал, забыли простейшую истину: где тонко, там и рвется. Очень тонко было на этом кратчайшем пути на Москву…

Верховой ветерок приятно холодил разгоряченное лицо. Коробов стоял на верхотуре надвратной башни, не догадываясь, что взошел на олимп воинской славы своей 4-й армии. Именно здесь, в Крепости, и прежде всего в районе этой башни, — завтра же, а потом спустя еще несколько недель свершится главный воинский подвиг всей его армии, всего Западного фронта…

Возможно, подсознательно — весьма смутно — командарм ощущал, что это для него сейчас не просто удобный наблюдательный пост, а нечто иное, почти пьедестал, поэтому и не спешил спускаться вниз. Стоял и смотрел, обводя взглядом то западный берег, то небольшой крепостной архипелаг, упрятанный в зелени островов, сошедшихся на слиянии Муховца и Буга.

— Прошу разрешения, товарищ командующий!

На смотровую площадку поднялся начальник 17-го погранотряда майор Кузнецов.

— Товарищ командующий, разрешите доложить! Вверенный мне отряд несет службу в усиленном режиме. По данным наблюдения, немецкие войска продолжают наращивать свою концентрацию. В ряде мест отмечаются крупные скопления войсковой техники…

Командарм остановил его:

— Ты попроще излагай, своими словами. Что твои бойцы подметили нового?

— Мои бойцы подметили, что если раньше немецкие погранцы отвечали на наши приветствия, то теперь перестали. Вывод: либо это не погранцы контролируют границу, либо они резко на нас озлобились.

— А сам-то как думаешь?

— Думаю, что это армейские патрули, которые не знают обычаев границы. А пограничников с линии сняли.

— Ну, вот, вот это уже информация. Есть над чем подумать…

И все трое вскинули свои бинокли на запад.

Попов и Коробов стояли рядом… Жаль, никто не снял их в этот момент, поскольку оба стояли на пике своей судьбы. Коробов рассматривал эти дали в последний раз. А Попов еще вернется сюда спустя три года. Его войска будут освобождать в июле 1944-го и Брест, и Крепость, и всю Польшу. И если сейчас он недоумевает, почему не его поставили на 4-ю армию, а Коробова, у которого боевых заслуг намного меньше, чем у него, буденовского рубаки, то потом будет радоваться, что эта горькая чаша его миновала, что именно на Коробова обрушится карающий меч, а он еще станет и генерал-полковником, и Героем Советского Союза, и заместителем командующего фронтом. А потом тихо-мирно доживет в Москве до преклонных годов и будет с почестями погребен на главном советском пантеоне — на Новодевичьем кладбище. А у Коробова и могилы не будет… Но пока они стояли вместе на крыше Тереспольской башни и ждали недолгого уже судного дня.

Коробов первым опустил бинокль и отправился вниз. На третьем этаже генералов поджидала молодая женщина, которая столь неурочно выставила таз с бельем.

— Товарищ командующий, вы уж простите за беспорядок — сами видите в какой тесноте живем!

— В тесноте, да ведь не в обиде?

— Да на кого ж обижаться?! Мы тут дружно живем. А заходите к нам! У нас обед поспел. Вы же, наверное, голодные с дороги! А у нас борщ горячий, котлеты подошли!

Коробов усмехнулся, посмотрел на Попова:

— Ну, что, Степаныч, пойдем в гости?

— Ишь, бойкая какая? — удивился комкор. — А муж-то у тебя где?

— Муж мой старший лейтенант Трошкин на службе сейчас. Вот не знаю, придет ли к обеду…

— Вот так вот! — засмеялся Попов. — Муж на службе, а ты чужих мужиков зазываешь!

— Да какие ж вы чужие? — изумилась женщина. — Вы ж наши родные отцы-командиры!

— Улестила! — довольно покачал головой Коробов. — Идем, Степаныч, чуешь, как борщом-то пахнет? Снимем пробу. Посмотрим, чем тут наших командиров кормят.

— А хорошо мы их кормим! — сепетила молодайка. — Не жалуются. Вот сюда проходите. Вот тут можно и ручки помыть…

Никогда раньше Коробову не приходилось бывать в таких крошечных комнатках: три шага налево, три шага направо. На небольшом — почти вагонном столике — уместились две тарелки и кастрюля с ароматным красно-золотистым борщом.

— Может, по рюмочке примете? У меня есть! — заговорщицки предложила хозяйка.

— Ты что ж это, кума, высший комсостав спаиваешь?! — делано рассердился Попов.

— Сто лет не пей, а перед борщом хоть умри, но на чарку займи. Наливай! — распорядился Коробов.

— И то верно, — согласился Попов. — Ну, уж давай и ты тогда с нами, застрельщица!

Застрельщица и себе рюмку налила.

— За что пьем? — спросил командарм.

— А за то, чтоб войны не было! — тихо сказала женщина и осушила рюмку до дна.

На обратном пути Коробов подбросил Попова на улицу Леваневского в штаб корпуса. Прощаясь с ним, тихо сказал:

— Выводи войска из Крепости под любым предлогом. По роте, по батарее, но каждый день — в поля, на полигоны, в лагеря…

— Так у меня и так обе дивизии рассредоточены. В Крепости по батальону от полка осталось, не больше.

— И их выводи. Нечего им там делать. Пришли мне график вывода, я подпишу.

1092
{"b":"718428","o":1}