— Да проживите вы хоть день! Поверьте хоть во что-нибудь! Захотите хоть чего-то!

Карен повернулась, готовая огрызнуться. Внезапная мысль ветром охватила Дороти, и она выкрикнула:

— Он все еще любит вас!

Карен вздрогнула. Двигаясь механично, как деревянная кукла, поднялась с кровати. Сделала шаг к Дороти. За стеною снова завопили, со звоном разлетелось стекло. Дороти отступила, Карен двинулась к ней со страшным, искаженным лицом.

— Одна минута! — завопил Нави, схватил подругу за локоть и поволок прочь, в коридор.

Соседняя палата орала в два голоса: истошный, смертельно испуганный — мужской, и свирепый, нечеловеческий — женский. Что-то грохнулось изнутри о дверь, мужской крик захлебнулся, обратившись в стон. Снизу по лестнице загремели шаги охранников. Нави пнул одну дверь — заперта, другую — заперта, третью — поддалась. Втащил Дороти в пустую комнату, закрылся. Охранники пронеслись мимо, в два приема вышибли дверь палаты, из которой звучали вопли. Раздался грохот драки, брань, треск.

— Идем! — шепнула Дороти.

Нави содрал с себя рубаху пациента, натянул моряцкую сорочку, нахлобучил берет.

— Теперь идем.

Они выскочили в коридор, сбежали по лестнице, помчались по коридору.

— Это Пэмми, вспышки агрессии с вероятностью шестьдесят восемь. Сработало!

Входная дверь корпуса была распахнута, снаружи — никого. Все медбратья вбежали внутрь — спасать матроса от Пэмми.

— Постойте, — раздалось сзади.

Из тьмы лестничного проема вышла леди Карен.

— Предложение еще действительно, миледи?

— Да, миледи. Если вы больше не хотите меня убить.

— Я и не испытывала такого желания.

Дороти собралась было выйти на улицу, Нави задержал ее.

— Прости, Дороти. Ты только не подумай ничего, я не хочу тебя обидеть, но это прибавит пять процентов вероятности.

Он дернул лиф ее платья. Шнуровка ослабилась, грудь свободно повисла за корсажем. На ходу она будет непристойно болтаться — но в этом, наверное, и смысл. Нави — матрос, а Дороти — его девица.

— И ты, Карен, тоже прости.

Он наклонился и разодрал подол ее платья, стянул чулок вниз до колена, белое бедро Карен засияло сквозь прореху.

Обняв сразу двух женщин, Нави вышел во двор. Медбратья на вахте у ворот глянули в его сторону, он развязно отсалютовал им и ткнул пальцем подмышку Дороти, она хохотнула. Охранники поглазели недолго, а потом отвлеклись на новое зрелище: из женского корпуса волокли связанную Пэмми.

Трое беглецов подошли к решетчатой калитке. Отчего-то здесь не было охраны.

— Пусть помогут нам боги, — сказала Карен.

Нави лукаво усмехнулся:

— Уже помогают.

Он легко толкнул калитку.

* * *

Тропинка петляла, озаренная лунным светом. По сторонам темнели кусты и деревца, внизу искрилось море. Ночной покой, безмятежная природная краса. Но Дороти была далека от покоя. Она ничего не понимала: что за критические константы, почему калитка открыта, откуда Нави знает все наперед? Непонимание рождало тревогу: такое сказочное везение не может длиться долго, вот-вот судьба отвернется, пропажу заметят, начнется погоня. Нельзя медлить, нужно спешить, бежать! Она ускоряла шаг, но Нави всеми силами сдерживал ее.

— Дороти, милая, иди не спеша! Ну, пожалуйста! Нас не заметят, пока выглядим обычно.

— Что тут обычного, если два безумца и… ладно, три безумца вышли в обнимочку на ночную прогулку?!

— Так мы же вроде моряка с двумя пациентками! Это привычное дело в корабельную ночь. Чтобы точно попасть в окно нормы, мы еще должны издавать звуки. Вам двоим нужно или хихикать, или сопротивляться.

— Я могу сопротивляться, — сказала Дороти и ткнула Нави под ребро. Он ойкнул, согнувшись.

— Я постараюсь хихикнуть, — сказала леди Карен. Собралась с духом и раздельно произнесла: — Хи. Хи. Хи.

— Ужасно, — взвыл Нави, — не делайте так! Давайте просто шептаться!

— Шептаться? О чем?

— Неважно, о чем. Со стороны слов не разберут. Просто болтаем о чем-нибудь, весело, глупо, как будто мы все трое выпили!

— Весело, — повторила Карен, и обе женщины надолго умолкли.

— Да что с вами? — схватился за голову Нави. — Хоть число скажите! Каждая — по числу!

Дороти стала выдумывать число, поскольку думать обо всем остальном было слишком тревожно. Но и хорошее число не приходило в голову: отвлекало чувство, что за ними следят. Чьи-то глаза следят за каждым их шагом, чьи-то уши слышат каждое слово. Отчасти так оно и было, ведь склон, по которому шла тропинка, отнюдь не пустовал. Те моряки, что сохранили хоть остатки чувствительности, не захотели любиться в унылых палатах, пропахших мочой и потом. Вместе со своими избранницами, они вышли на лоно природы. Кто-то не добрался дальше проема под лестницей, но кто-то вытерпел достаточно долго, чтобы найти уютное местечко на живописном склоне. Время от времени из-за тех или других кустов Дороти слышала стоны или хихиканье, или звуки борьбы. Нави прав: нужно и самим звучать так же — тогда никто не обратит внимания.

— Хи-хи-хи-хи! — Дороти залилась идиотским смехом.

Нави ущипнул ее.

— Пожалуйста, не смейся больше! Ну, пожалуйста! — и погрозил пальцем в сторону Карен: — А ты — тем более.

Вдруг на тропинке перед ними возникла парочка. Как из-под земли вынырнула! Дороти рванулась бежать, Нави удержал ее и решительно поволок вперед, навстречу тем двоим. Мужчина, конечно, был в моряцкой полосатой сорочке, женщиной была Аннет. Дороти чуть не взвыла: боги, она нас узнает! Но соседка не узнала Дороти, даже когда заговорила с нею. Некое чувство настолько поглощало Аннет, что она не разбирала почти ничего вокруг. Чувство было — счастье.

— Сегодня можно трогать мужчин! Нельзя трогать, если сами не попросят. Но сегодня все просят сами!

В доказательство моряк ухватил Аннет за ягодицу, девушка сладко взвизгнула. Дороти обошла ее стороной, подальше оттеснив Нави. Морячок-то может заметить, что Нави не с его шхуны! Однако он тоже не думал ни о чем, кроме: «сегодня — можно».

Беглецы прошли еще сотню шагов. Бухта приблизилась, уже видно было, как качаются шлюпки на слабой волне, как мерцает огонек в сарае лодочника. Тропинка сделала поворот, прошла меж двух густых кустов. За ними беглецов ждала новая встреча.

Остальные парочки прятались в глубине тени, но эта занималась своим делом на открытой лунному свету лужайке. Они трудились, стоя на четвереньках лицами к тропке. Лекарь Финджер и женщина. Дороти пронял озноб.

Среди обслуги лечебницы только трое женщин. Они вступают в дело лишь тогда, когда надо насильно переодеть, помыть или постричь пациентку, не желающую этого. Дороти встречалась с ними один раз: в свой первый день в лечебнице. С необычайной ясностью всплыло в памяти лицо старшей из них. По ее приказу две остальные избили Дороти и срезали чудесные золотые волосы. Сейчас эта старая грымза пыхтела под лекарем Финджером.

— Тьма сожри! — не сдержалась Дороти.

Лекарь и грымза на вдох замерли, оба уставились прямо на беглянку. Три шага расстояния, полная луна сияет, как фонарь.

Она дернулась, чтобы бежать к лодкам. Нави всем телом повис на ее руке, зашептал:

— Стой, смотри на них!

Она вперила в них взгляд. Финджер — белый, дряблый и рыхлый. Грымза — сухая, в морщинах, без намека на грудь. Цепляясь за чувство омерзения, в памяти всплывали сцены. Грымза унизила ее, связала и подвесила, раздела, как шлюху, остригла, как овцу. Финджер не лучше. Это он выписал пытку вместо процедуры: сжимать голову стальным обручем. Не ради лечения, нет. Лишь потому, что Дороти назвалась дворянкой, а он не поверил.

Она глядела на голую пару и понимала: Нави прав, не нужно бежать. Нужно придушить этих двоих. Послать на Звезду прямо здесь.

Дороти шагнула к ним, ища глазами оружия. Вот прекрасный камень. Одному разбить голову, а второго задушить. Получить удовольствие от страданий. Против заповеди — ну и пусть.

Она впилась в них взглядом с единственною целью выбрать: кто умрет быстро. Только тогда лекарь Финджер заговорил: