Едва Ворон умолк и отзвучали одобрительные овации, пророк заговорил:

— Позвольте спросить, господин обвинитель: откуда у вас шрам на руке?

— Это не относится к делу, ваше величество, — Ворон одернул рукав.

— Он похож на сильный ожог, либо на след еще худшего ранения. Боги не дали мне лекарского опыта, но мне думается, такой шрам сложно получить случайно.

— Это не относится к делу, — на сей раз произнес судья Кантор. — Суд призывает советника соблюдать порядок и следовать процедуре.

Не уделив Кантору и капли внимания, пророк устремил взгляд на Минерву:

— А вашему величеству известно, как появился шрам на руке человека, представляющего в суде ваши интересы?

— Это не относится к делу, — сухо отрезала Минерва, все еще злая и смущенная.

— Ваше величество знает происхождение шрама и ручается, что он никак не связан с делом? В таком случае, простите за беспокойство.

Франциск-Илиан поклонился с видом смирения. Мими вытерпела секунд десять, затем глубоко вздохнула и обратилась к Марку:

— Сударь, если вас не затруднит, ответьте советнику.

— Ваше величество, я предпочел бы этого не делать.

Повисла короткая пауза, смущение Минервы быстро улетучилось.

— Сударь, я не ослышалась? Вы только что отказали моей просьбе?

— Я лишь имел в виду, ваше величество, что сейчас не время и не место…

— Я не забуду, сударь, а непременно спрошу вас после суда, и вы обязательно ответите. Разговор состоится с тою лишь разницей, что тогда я буду зла.

Марк глянул на Эрвина и, не найдя поддержки, выдавил:

— Я получил рану в замке Первой Зимы. Меня пытали люди герцога Ориджина.

По залу пронесся шорох голосов.

— Почему они пытали вас? — осведомилась Минерва.

— Я… ваше величество, они нашли у меня яд.

— Вы приехали в Первую Зиму с пузырьком яда в кармане? Собирались кого-то отравить?

— Не собирался, но… я имел такой приказ, ваше величество.

— От кого?

— От владыки Адриана.

— И кто был вашей целью?

— Герцог Эрвин Ориджин.

Голоса сделались громче. Минерва оглянулась, заставив лордов утихнуть.

— Владыка послал вас убить герцога Эрвина?

— Да, ваше величество. Чтобы подавить мятеж в зародыше.

— Но вы решили не исполнять его приказ?

— Я… не думал, что мне представится возможность.

— А если бы представилась, то?..

— Ваше величество, ситуация была неясная. Я хотел сперва поговорить с герцогом, разобраться во всем, а уж потом принимать какие-либо решения.

— Но в ходе разговора герцог заподозрил вас и обыскал, и обнаружил яд?

— Да, ваше величество.

— И бросил в пыточную камеру, где вы и получили шрам?

— Да, ваше величество.

Мими обернулась к Эрвину. Он кивком подтвердил истинность сказанных слов.

— Что ж, сударь, это лишний раз доказывает милосердие герцога. Редкий лорд Полари оставил бы вас в живых. Однако… — она повернулась к пророку, — ваше величество, история любопытна, но я все еще не понимаю, как она относится к делу.

Южный король огладил бороду.

— Ваше величество, протекция сейчас подчиняется лорду-канцлеру, а не вам?

— Мне хватает забот и без протекции. Я благодарна лорду-канцлеру за то, что он взял часть на себя.

— Выходит, это герцог Ориджин назначил Марка и главою протекции, и обвинителем в суде.

— Так и было. Я лишь одобрила выбор.

— Задумайтесь, владычица: Марк собирался убить герцога Ориджина, а тот отдал его на пытки. Но всего полугодом спустя меж ними сложилось такое доверие, что герцог сделал Марка своей правой рукою на важнейшем судебном процессе. На чем строится такое доверие?

Мими умолкла в замешательстве. Франциск-Илиан сказал:

— В те былые годы, которые я отдал власти и двору, я пришел бы к однозначному выводу: Марк боится герцога. Страх заставляет Ворона безоговорочно выполнять приказы, исходящие от лорда-канцлера. В те годы, когда не чуждался дворцовых интриг, я бы задался вопросом: какой приказ отдал герцог Марку, назначая его обвинителем на процесс? Велено ли ему любой ценою уложить лорда Менсона на плаху?

— Я готов дать вам ответ, господин советник, — голос Ворона прозвучал вполне твердо.

Франциск-Илиан повернулся к нему.

— Прискорбно число тех тайн мироздания, что сокрыты от меня… Но человеческая ложь слишком проста и груба, чтобы составлять тайну. Помните об этом, когда начнете говорить.

Не моргнув глазом, Ворон сказал:

— Герцог Ориджин приказал мне добиться справедливости. Я должен дать лорду Менсону возможность оправдаться, если ему будет что сказать в свое оправдание.

Глаза пророка широко раскрылись. Кажется, впервые за весь процесс он услышал что-то действительно неожиданное. Марк продолжил с заметным удовольствием:

— Скажу больше, ваше величество. Я вышел на процесс с изрядными сомнениями в виновности Менсона. На первом заседании я боялся раскрыть рот, чтобы ненароком не потопить невинного бедолагу. Но в ходе слушаний сомнения пропали. Теперь я верю, что шут убил владыку, и вовсе не приказ лорда-канцлера укрепил мою веру, а поведение самого шута!

— Довольно! — Рыкнул председатель Кантор. — Наше терпение исчерпано. Суд делает предупреждение советнику за посторонние беседы и попытки манипуляции ее величеством. Суд делает предупреждение обвинителю за попытку вынести вердикт вместо суда. Не вынуждайте суд принимать крайние меры.

Пикировка прекратилась, Франциск-Илиан и Марк принесли судьям извинения. Кантор выразил удовлетворение.

— Желает ли господин советник возобновить опрос этих свидетелей?

— Я выяснил все, что требовалось. Благодарю, ваша честь.

— Право опроса свидетелей переходит к обвинителю.

Марк развел руками:

— Данные свидетели высказали все важное для сути дела.

— Свидетели могут быть свободны, — объявил Кантор. — Свидетелям рекомендуется остаться в Фаунтерре до окончания слушания.

Как и прежде, рыбаки почитали Минерву окончательной властью и не двинулись с места без ее позволения. Когда владычица подтвердила слова судьи, четверо альмерцев поклонились до земли, пожелали здравия ее величеству и всем их светлостям лордам, после чего покинули зал. Кантор объявил перерыв.

Прежде, чем Мими успела спросить Эрвина о его догадках, он ускользнул со своего места. Разыскал Деда, не без труда нашел уединенное место для разговора.

— Милорд, эти двое начали удивлять меня — Менсон и шиммериец. Все характерные для них причуды все равно не объясняют их поведения. Что вы о них думаете?

Дед сказал:

— Я могу думать, к примеру, что у пророка слишком отросла борода. Пожалуй, именно она придает ему излишнего комизма. У кого борода бела и длиною больше фута, тот понимает, что видом стал похож на доброго волшебника из сказки, и становится склонен к шуточкам да фокусам. Укоротить ее вполовину — станет король похож на короля, сразу властности прибавится. А укоротить на три четверти, оставить бородку в пару дюймов, какая вместится под забрало — тут и суровость придет, и воинская честь.

— Благодарствую, милорд, — кивнул Эрвин. — Если надумаю завести бороду, всесторонне учту ваш совет. Но вот что я хотел сказать…

— Вам бы стоило начать, милорд, именно с того, что хотели сказать — дабы собеседник знал желанный для вас ход беседы.

— Я уже понял свою оплошность. Итак, о Менсоне с пророком. Они ведут себя странно, как для обвиняемого с советником. Конечно, я не был на месте обвиняемого, но имею одну догадку: кажется, главная цель обвиняемого — оправдаться. Это согласуется с вашим судейским опытом?

Дед поразмыслил:

— Видел я одного ответчика, он то падал в обморок, то просил передышки, то отсрочки, то поспать — словом, ставил целью затянуть процесс. Позже оказалось, он позвал на помощь своего дядю-богача, вот и тянул время, пока тот приедет в город и подкупит обвинителя. Другой ответчик взял за цель блистать красноречием. Не так ему важно было, что именно говорить, а важна красота и сила слова. Лишь потом я понял: в зале сидела его любимая, он при ней хотел выглядеть умником… Но если брать в большом числе, то да, милорд, по большинству ответчики желают оправдаться.