Их беседа состоялась ночью, сразу по прибытии в замок. Иона не могла спать, увлеченная мыслями об узнике, Нексия — взволнованная встречею с Ионой. Гостья попросила ромашкового чаю, который успокаивает встревоженные души и помогает призвать богиню сна. Хозяйка ответила, что на Севере пьют ордж в случае бессонницы (а равно и в любом другом случае), но она с удовольствием опробует новое средство. Однако слуга доложил, что ромашкового чаю нет в наличии, потому не заварить ли дамам липового цвета? Нексия вежливо уточнила, помогает ли уснуть липовый цвет. Слуга заверил, что липовый цвет крайне полезен для желудка, а для крепкого сна есть другое средство: понюхать валерьяны. Нексия усомнилась: от валерьяны бесятся кошки, значит, и тревожным девицам она тоже противопоказана. Не лучше ли, — сказала Нексия, — съесть тыквенной каши? Ведь она такая… усыпляющая.
Иона выдала встречное предложение:
— Миледи, желаете «Историю дворянских родов» в шестнадцати томах?
Гостья возразила:
— Гораздо лучше было бы, миледи, послушать игру на арфе. В детстве я всегда засыпала от звуков арфы, даже если играла я сама.
— Большая жалость, — вздохнула Иона, — наш замок совершенно не обеспечен арфами. Даже не знаю, как справимся в случае осады… Но могу приказать часовым каждые полчаса делать перекличку во весь голос. Эрвину это помогало уснуть.
Нексия глянула не то с нежностью, не то с грустью:
— Леди Иона, вы так похожи…
И потом вдруг, без предисловия выплеснула свой громадный монолог.
Он произвел сильное впечатление. Яркость и противоречивость чувств леди Нексии, ее отчаянная искренность, ее счастье и горе, втиснутые в одну словесную вспышку — все вместе лишило Иону дара речи. После паузы, справившись с собою, Иона сказала:
— Мы очень много задолжали вам, миледи. Поскольку такие долги не отдаются ни деньгами, ни властью, то мы бессильны вернуть. Но прошу, не считайте нас черствыми и неблагодарными. Знайте, что я и Эрвин — ваши друзья и ваша поддержка в любую трудную минуту. Когда вам понадобится помощь, скажите одному из нас.
— Все, чего я хочу сейчас, — чувствовать ниточку, связывающую меня с ним. Мечтаю, что когда-нибудь позже, когда утихнут пожары, я смогу увидеть его без страха.
— Если пожелаете, я буду вашей нитью.
Нексия улыбнулась с детскою открытостью:
— Пожалуй, теперь смогу уснуть.
Иона спросила:
— Миледи, не поможете ли и вы мне в щекотливом деле?
— Почту это за счастье.
— Научите меня любить.
Нексия развела руками:
— Увы, боюсь, вы обратились не по адресу. Вы любимы более, чем я.
— Говорю не о том, как быть любимой, — это несложная наука. Как любить самой? Как стать хорошею супругой?
Нексия размышляла очень недолго:
— Просто нужно знать, что на свете никого нет лучше вашего избранника.
— Никого лучше… — повторила Иона, и тогда услышала во дворе голоса.
Иона знала множество признаков приближения схватки. Особый взгляд воинов — острый и невидящий, яркий и потухший; особая стойка — будто бы расслабленная, еще стремящаяся скрыть готовность; движение руки, отбросившей край плаща или куртки, убравшей препятствия на пути к эфесу… И, конечно, тембр голоса — такого не услышишь никогда, кроме минуты перед боем.
Иона выбежала на балкон, не разобрав ни слова, уловив лишь тональность. В сумрачном дворе две дюжины солдат Виттора окружали трех северян — двух верховых, одного пешего. Лошадь кайра Сеймура умирала, тихо хрипя простреленной глоткой. Сам Сеймур стоял с обнаженным мечом, у его ног лежал Джоакин Ив Ханна.
— Что происходит, господа?
— Миледи, пленник доставлен по вашему приказу. Солдаты графа пытаются его отнять.
Голос Сеймура звучал слишком холодно — даже для человека, чью лошадь убили. Она присмотрелась. Одежду кайра покрывали пятна крови — вне сомнений, свежие.
— Лейтенант Бласк, вы посмели атаковать моих людей?!
Офицер Виттора поклонился ей.
— Никак нет, миледи. По приказу милорда мы изымаем пленника, незаконно захваченного вашими воинами.
— Что означает — незаконно?
— Кайры устроили бойню в трактире и убили нескольких горожан. Многие ранены.
В глазах у Ионы потемнело.
— Сеймур, ко мне!
— Миледи, как быть с пленником?
— Оставьте его, и ко мне! Немедленно!
Деревянным голосом Иона попросила прощения у Нексии и ринулась в свой кабинет. Минуту спустя там оказался и Сеймур.
— Кайр, объяснитесь.
— Миледи, выполняя ваш приказ, я разыскал Джоакина Ив Ханну в трактире Одноглазого. Джоакин оказал сопротивление, его поддержали дружки из трактира. Я преодолел эту трудность. Не извольте беспокоиться.
— Преодолели трудность?.. — у нее пересохло горло. — Ск… сколько?
— Четырнадцать человек, считая самого Джоакина. Но грей сразу вывел его из строя, в бою участвовало только тринадцать. Было не сложно миледи.
Она поморгала, пытаясь понять, разобрать странную интонацию в голосе кайра.
— Было не сложно — что это значит?
— Мужичье, миледи. Вооружены чем попало: ножами, стульями, бутылками. Правда, за счет внезапности они оглушили грея, но все равно проблем не возникло. Я уложился в пару минут.
Иона поняла, что слышит: хвастовство! Сеймур доволен, что одолел тринадцать человек. Ждет похвалы от миледи. Холодная тьма!
— Сколько из них уцелело?..
— Один подлец убежал. Кстати, вы его знаете: Гарри Хог, цирюльник графа.
— Вы убили двенадцать человек?!
— Не знаю в точности, — повел плечами Сеймур. — Четверо мертвы наверняка, об остальных не уверен. Я не тратил времени, чтобы добить их. Главной целью был Джоакин.
Гнев и стыд сдавили ей горло. Долго Иона не могла вымолвить и слова, хотя мучительно пыталась. В ней кипело и бурлило, ее переполняло, ее разрывало на части. Сеймур пялился на нее, как баран. Он будто силился понять, чем недовольна миледи. От его тупости Иона вскипала еще сильнее. Наконец, ее прорвало:
— Тьма! Тьма сожри! Предельно осторожно! Я это сказала! Я приказывала: предельно осторожно! Как вы могли?!
Кайр… улыбнулся. Да, правда, он сделал именно это: растянул губы в ухмылку! Он понял, наконец, чем недовольна миледи, и просиял:
— Простите, что не пояснил сразу. С пленником я был крайне осторожен, как вы и приказали. Он бросился на меня с искровым кинжалом, однако я вложил меч в ножны и сразился голыми руками. Путевец не получил ни единой раны. Только пришлось ударить его по затылку — возможно, это привело к сотрясению. Три дня — и будет как новенький.
— Вы были осторожны… с путевцем? Только с ним?!
— Согласно приказу, миледи.
Иона подумала, что перед нею — не человек, а глухой камень. В тщетной попытке докричаться до его души, она повысила голос:
— Сеймур, вы убили моих подданных! Честные горожане, ни в чем не повинные, пали от вашего меча!
— Вот тут вы ошибаетесь, миледи. Они первыми напали: цирюльник вырубил грея, а другой мужик пырнул меня в спину ножом. К счастью, я успел уклониться.
— Вы сказали, что грей вывел из строя Джоакина. Значит, грей уложил путевца, и лишь потом цирюльник уложил грея!
— Да, это верно.
— Значит, первым атаковал грей! С вашего согласия, очевидно!
— Миледи, он не атаковал. Только ударил путевца рукой и ногой, чтобы тот стал сговорчивей. Разве это атака?
Иона отвернулась, не в силах видеть самодовольное лицо кайра. Вздохнула. Вздохнула. Вздохнула глубоко, пытаясь вернуться к равновесию. Не выходило. Никак. Она любит мужа. Она любит этот город. Она ненавидит жестокость! Двенадцать человек!..
— Кайр, дайте ваш кинжал.
Он выхватил оружие, лихо подбросил, поймал за острие, подал Ионе рукоятью вперед.
Она поймала окровавленный угол его плаща. Проткнула материю кинжалом, отхватила широкую полосу. Сунула в руки удивленному кайру.
— Вы более не капитан моей стражи. Передайте командование кайру Ирвингу, примите обязанности рядового. Если причините вред еще одному мирному человеку — не убьете, а просто причините вред! — вы лишитесь плаща. Пусть этот лоскут служит напоминанием.