— Мне здесь наскучило! — постановил Гитан. — Поедемте к Четвертому!

Он махнул рукой, и подбежал слуга, разносивший вино.

— Пришлись ли вам по вкусу напитки, генерал?

— И напитки, и танцы — все прекрасно, — Гитан сунул слуге несколько монет. — Но я не привык сидеть на одном месте. Я хочу приключений. Ночь продолжается!

Он пошел на выход в окружении щебечущих девиц, за ними — Хорей с Селиной.

— Помяните мое слово, полковник: я и вас устрою в столице. Вы не молоды, но от вас пока еще есть толк. Вы будете рядом со мною в дни славы!

Хорей не раз и не два размышлял о том, как славно было бы бросить золоченого идиота-генерала. Но полк Палящего Солнца — дом полковника Хорея, его дитя, его гордость. Отказаться от дела всей жизни — из-за одного идиота?..

Хорей не хотел в Фаунтерру. Не хотел никогда, а особенно — сейчас. Логово нетопырей и медведей, подвластное хитрецу-заговорщику… Хорей чувствовал: великолепный полк Палящего Солнца найдет там не славу, а гибель. Один батальон кайров перережет южан, если ударит внезапно. Несложно застать полк врасплох — при таком-то командире.

— Карету мне, сейчас же! — вскричал Гитан и почему-то закашлялся.

На улице у дома развлечений дежурили несколько карет — видимо, здесь часто бывали любители орать: «Карету, сейчас же!» Один экипаж подкатил к ним, Гитан забрался в кабину, перхая и откашливаясь.

— Горло пересохло. Мало вина, мало! Мне нужно больше! Я могу выпить пинту и полюбить девицу, выпить еще одну и полюбить вторую, и так по кругу до самого утра. А на рассвете выхватить меч и зарубить любого, кто скажет, что я опьянел!

— Куда ехать, славный? — спросил извозчик.

— Во дворец Четвертого из Пяти! Там сегодня веселье до рассвета!

Гитан снова закашлялся, стукнул себя кулаком в грудь.

— Да что ж за напасть… Езжай уже, не стой! Полковник, почему вы киснете? Устали от веселья? Вы ж и не веселились совсем! Сидели, как недужный. Вот за что не люблю пожилых — совсем не умеют радоваться, живут со скрипом. Но не бойтесь: если вы так устали, Четвертый даст укромную спаленку вам и вашей старушке.

Полковник Хорей успел подумать: все, довольно, это последний вечер с Гитаном, больше ни приказы, ни приличия не заставят меня… И вдруг генерал Гитан, согнувшись вдвое, рухнул на дно кабины. Ужасный кашель разодрал его легкие, брызгами полетела кровь.

— Стой! — крикнул Хорей, и экипаж встал.

Одна альтесса генерала с воплем бросилась бежать, другая истошно звала лекаря, третья хватала голову Гитана: «Солнце, что с тобой?!» Он не мог ответить. Он корчился в агонии, кровь струей текла изо рта.

Полковник Хорей не двинулся с места. Милосердие требовало бежать за помощью, не полагаясь на гитановых девчонок. Но очень уж сложно было прервать эту минуту, столь редкую в жизни полковника: минуту, когда желание сбылось.

Некий мужчина вскочил в экипаж — слуга, подносивший вино, только теперь в широкополой шляпе. Скользнув по умирающему быстрым взглядом, он поднял глаза к Хорею:

— Желаю здравия, господин полковник.

Возможно, Хорей и постарел, но не настолько, чтобы забыть свое дело. За секунду в его руке молнией вспыхнул кинжал. Человек в шляпе поднял раскрытые ладони:

— Не нужно, я не причиню вам вреда. Лишь хочу передать сообщение от дельфиньей леди.

— Сообщение — мне?..

— Господин полковник, скоро пред вами встанет выбор: вступить в переговоры с дельфиньей леди либо не вступать. От ее имени прошу вас: склонитесь в сторону первого варианта.

Человек в шляпе покинул экипаж как раз в тот миг, когда тело Гитана перестало дергаться. Напоследок он отсалютовал полковнику:

— Поздравляю с продвижением по службе!

* * *

Паруса шиммерийцев поднялись над горизонтом именно там, где ожидались: на юго-западе, ближе к берегу Большого Пшеничного острова. Время тоже было самым подходящим: солнце встало два часа назад и теперь сияло с востока, над мачтами путевской эскадры. Из-за его блеска шиммерийцы пока еще не видели путевцев. Шли полным ходом на север с попутным ветром. Один, два… восемь… шестнадцать

— Святая дюжина, миледи. Добрый знак.

Лорд-капитан Кортни Бенефит во всем видел знаки — реже добрые, чаще наоборот. Леди Магда фыркнула:

— Хорошим знаком будет, когда мы их догоним.

— Не придется догонять: им деться некуда. Уйти на юг не даст ветер, на запад — побережье. Мы зайдем с северо-востока, они примут бой либо разобьются о скалы.

— Тогда чего мы ждем, тьма сожри? Поднять паруса!

Матросы засуетились на реях. Путевские галеоны покрылись белыми цветами парусов, встали на курс и двинулись наперерез шиммерийцам.

В преддверии боя леди Магде особенно хотелось браниться. Ее малый опыт военных дел гласил: сражение — дерьмо собачье. Сражение — это когда к отцу прилетает взмыленный вестовой с докладом: «Заняли позицию на дороге, за нами двукратный перевес». Несколько часов отец бурчит себе под нос, как какой-нибудь енот, а затем вбегает новый вестовой: «Мы сдали позицию, войско бежит». И отец орет в голос и бьет вдребезги все, что попадется под руку.

На сей раз должно быть иначе. По меньшей мере, рядом нет отца.

— Лорд-капитан, сколько солдат может быть в шестнадцати кораблях?

— Мы знаем, сколько. Полк Палящего Солнца — тысяча четыреста мечей.

— А если они устроили ловушку и взяли больше солдат?

— Тогда они зашли бы оттуда, — капитан указал на восток. — Прижали бы нас к берегу, а не дали бы прижать себя.

— Дерьмо, — сказала леди Магда. Просто от полноты чувств.

Примерно с восьми миль шиммерийцы заметили их. Убрали часть парусов, сбавили ход, пропуская чужую флотилию.

— Э, нет, — усмехнулся капитан. — Лево руля!

Паруса хлопнули, когда «Гордость Грейса» сменила курс. Остальные суда повторили маневр. Теперь они шли прямо на запад — к шиммерийцам.

Над флагманом «Величавой» взлетел вымпел — барон Хьюго приказал готовиться к бою. Загудели трубы, солдаты хлынули на палубы, уже одетые в кольчуги.

— В море железная броня, миледи, означает готовность биться насмерть. Нет шанса выплыть, если упадешь. Зато на палубе ты сильнее врага.

— Все серьезно, как задница, — сказала леди Магда.

Если бы лорд-капитан знал ее лучше, он понял бы: то было одобрение. Готовность биться насмерть — всю Северную Вспышку нам не хватало именно этой дряни.

— Поднимите злых дельфинов, — приказала Магда.

— Парадное боевое знамя? Это будет означать войну.

— А что, по-вашему, мы делаем?

На мачту «Гордости Грейса» взметнулся синий флаг с черным дельфином. Без снопов пшеницы — один дельфин, летящий над волнами. Дельфин скалился клыкастой пастью, будто акула.

Минуту спустя над флагманом шиммерийцев поднялось желтое знамя.

— Просят переговоров, миледи.

— Трусливые щенки!

Магда чуть не рассмеялась: приятно сказать эти слова о чужих солдатах, не о своих.

— Полный ход, лорд-капитан!

— Мы и так идем на всех парусах.

— Тогда стройся, заряжай!

— Еще рано, миледи. До столкновения почти час, стрелки устанут.

— Тогда… сделайте хоть что-нибудь грозное!

— Взгляните, миледи: у барона Деррила есть идея на сей счет.

На мачту «Величавой», что шла первой в строю, поднималось особое знамя. Два голых человека болтались на крюках, всаженных под ребра. Оба истекали кровью, но были еще живы и дергались, как черви на рыболовных крючках. Пара засранцев из тех, что помогали Могеру Бакли.

— Барон знает толк в устрашении, — признала леди Магда.

Шиммерийская эскадра начала поворот — не в сторону берега, а на восток, навстречу путевцам. Южане развернулись веером, возможно, надеясь пройти сквозь путевский флот.

— Двойная волна, — приказал лорд-капитан.

Сигнальные вымпелы взлетели на мачту. Эскадра выстроилась в две шеренги. На передних кораблях солдаты взводили баллисты, арбалетчики смачивали стрелы горючим маслом, готовили факела.

Глядя на это, леди Магда всполошилась: