— А я и не купец. Я — волшебный теленок. М-муууу!

Низа нахмурилась, но не повернула в другую сторону. Так и ехала возле Хармона, косясь с подозрением. Если посмотреть со стороны, то забавная картинка: смуглая тощая девчонка торчит в седле, гордая как ворона, а рядом шаркает подошвами круглопузый торгаш, отдувается, обливается потом. Подходящий рисунок для какой-нибудь комедии. Но улыбался Хармон не поэтому.

— Видать, тебя сильно побили, — сделала вывод Низа. — Был один шаван в моем роду: как-то вылетел из седла и головой об пень. С тех пор все смеялся почем зря. Даже во сне, случалось.

— Нет, по голове не били, — возразил Хармон. — Вообще не били. Кто ж поднимет руку на чудо-теленка!

— А что делали?

Хармон рассказал вкратце. Даже этот рассказ, по всему плачевный, не испортил его настроения. Хармон опечалился только, когда говорил про смерть Рико. Но, перейдя к плену, заговорил веселее:

— Прошлый раз я сидел в яме со скелетом Ориджина. На сей раз — с красивой женщиной и двумя детишками. Я смотрю, жизнь-то в гору идет. Случись мне снова попасть в темницу — буду сидеть с молоденькими девушками и полной бочкой вина!

— У тебя деньги забрали, — строго сказала Низа, будто пробуя его веселье на прочность.

— Ага. Две тысячи эфесов.

— И с чего же ты радуешься?

Хармон промолчал, и Низа добавила:

— Я от тебя не отстану, пока не скажешь.

— Так я сам не знаю.

— Врешь, все ты знаешь. Буду спрашивать, пока не ответишь.

— А если не отвечу, так и останешься со мной?

— Может, останусь. Скажешь правду — дам тебе ехать верхом.

— Ого, щедрость! Кстати, где коня взяла?

Низа фыркнула:

— Я же шаванка!.. Почему радуешься-то? Ни разу тебя таким веселым не видала. Ты что, в яме со вдовой развлекся?

— Конечно, нет.

— Так почему?

Дорога тянулась, Хармон взбивал пыль башмаками, дыша полной грудью, чувствуя эту странную птичью легкость. Низа упрямо донимала его одним и тем же вопросом. Не сдавалась добрую милю, пока Хармон, наконец, не рассмотрел все узоры в своей душе и не сказал вслух:

— Вот в чем дело, Низа. Этой ночью я твердо убедился, что боги меня слышат. Казалось бы, нет им приятности замечать такого старого прохвоста, как я. Однако же, я попросил — они сразу заметили и дали ответ. Да еще какой! Твоими руками почти с самой Звезды на землю вернули. Это очень мне душу согрело. Выходит, боги знают, что я — хороший человек и стою их внимания.

Низа просветлела лицом и кивнула:

— Я понимаю тебя. Я бы тоже радовалась, случись со мной такое. Не всякого человека боги замечают, так что ты — особенный.

— Чудесный теленок, — хохотнул Хармон.

Низа спешилась:

— Садись на коня.

Они поменялись местами: Низа легко соскользнула наземь, торговец водрузился в седло.

— Я хочу идти с тобой, — сказала девушка. — Нечасто попадаются чудесные люди. Возможно, ты первый на моем веку.

Хармон ответил:

— Должен предупредить тебя. Я, вроде как, дал богам одну клятву. Теперь, пожалуй, придется ее исполнить.

— Какую клятву?

— Ну, стать добрым, или вроде того. Жить по всем заповедям и по совести. Как говорится, идти путем добра. Не обещаю, что это будет просто.

Низа пожала плечами:

— К сложностям мне не привыкать. Куда ведет твой путь добра?

— Сначала в Мелисон, — сказал Хармон.

— За небесным кораблем?

— И за Светлой Сферой.

Низа хмуро умолкла. Хармон добавил:

— Ты была права: получив Предмет, я не сделал ничего хорошего. Но теперь боги ждут от меня доброго поступка. Нельзя их разочаровывать.

Низа окинула его настороженным взглядом, словно оценивая скрытую способность Хармона творить добро.

— И что ты будешь делать? Исцелять больных?

— Я не умею.

— Дарить благословение?

— Я же не священник.

— Улучшать плодовитость скота?

— Не слыхал, что Предметы делают такое.

— Так каков твой план, ганта Хорам?

— Мы пошлем письмо в Излучину, что в Землях Короны. Там живет один мой друг. Он точно знает, как распорядиться Предметом.

Он добавил после паузы:

— И вот что… меня зовут Хармон Паула Роджер.

До Мелисона они добирались четыре дня. Вышло бы быстрее, если б Хармон согласился все время ехать верхом. Но из благородных побуждений он то и дело уступал седло Низе, а сам брел пешком — весьма медленно. Устав от проволочек, Низа украла второго коня, но Хармон велел вернуть — нельзя начинать путь добра с конокрадства. Воровать еду торговец тоже не согласился. Чтобы добыть пропитание, продали хармонов пояс и башмаки. Пили воду из родников, ночевали под открытым небом, днем изнемогали от солнца. Точнее, Хармон изнемогал. Ему казалось, дорога длится уже год и будет длиться еще вечность. Потому он очень удивился, когда под вечер пятого дня увидел перед собою долину с небольшим городком виноделов.

Первым делом в Мелисоне отправились к отцу Элизию. Увидев их, священник изобразил одновременно и радость, и ужас.

— Какое счастье, что вы живы! Но что стряслось, какие беды выпали на вашу долю? Но все же, как милостивы боги!

Он накормил путников ужином и рассказал, что было в Мелисоне. Тем утром, ничего не подозревая, слуги пришли в поместье Хорама — и увидели подлинный кошмар: истерзанный труп Онорико на залитом кровью полу. Слуги унеслись со всех ног. Пока они бежали в город, их воображение работало, рисуя леденящие подробности трагедии. Дрожа от страха, слуги поведали мещанам, что шаванка Низа зарезала Онорико, Хорама и Гортензия, съела их сердца и искупалась в их крови, а после, обратившись горною кошкой, умчалась в ночь. Только так можно объяснить исчезновение всех жителей поместья!

Два дня мещане боялись покидать дома, держали ставни на запоре, а по улицам передвигались только вооруженными группами. К поместью, понятно, никто даже не приближался. Поговаривали о необходимости сжечь его дотла, но охотников лично пойти и сделать не нашлось. На третий день кому-то вспомнилось, что мастер Гортензий вроде бы уехал из Мелисона на извозчике. Вскоре вернулся тот самый извозчик и подтвердил: изобретатель подался навестить родню. Завидуя извозчику, который принес столь важную новость и попал в центр внимания, другие мещане тоже стали напрягать память. Сразу несколько человек припомнили, что ранним утром злосчастного дня сквозь Мелисон проехала странная карета с хмурыми парнями на запятках. Странность кареты заключалась в том, что она не сделала остановку ни у кабачка, ни на базаре, а скорейшим образом покинула город. Версия с кровожадной шаванкой постепенно сменилась гипотезой о приезжих убийцах. Последние меньше страшили горожан: шаванка-оборотень могла и дальше рыскать вокруг Мелисона, ища новых жертв, а приезжие убийцы что? Убили себе и уехали по своим черным делам, и больше не вернутся. Так что стайка горожан под предводительством констебля рискнула навестить поместье. Они нашли весьма нелицеприятный труп Онорико, который не без труда похоронили, проводив душу на Звезду обильными молитвами. Свидетельств других убийств в поместье не имелось.

Тогда стало ясно, что неведомые злодеи выкрали и купца, и Низу. Как поступить в этом случае, мещане не представляли. Наверняка похищенные живы и требуют помощи, но где их найти, чтобы помочь? Сделали все возможное: убрали в поместье так, будто хозяин уехал всего на денек; написали всем знакомым бургомистру лордам, а также шерифу Лаэма; ввели обычай ежедневно читать по четыре молитвы за здоровье Хармона и Низы. Несколько мужчин даже стали упражняться в стрельбе из лука, чтобы крепко задать жару похитителям, если те снова покажут свой нос. Но никто подозрительный больше не появлялся в Мелисоне.

— Вообразите же мое счастье видеть вас нынче живыми и здоровыми! — подытожил рассказ отец Элизий.

Ясное дело, теперь он ждал ответного рассказа, но Хармон попросил:

— Прими мою исповедь, отче.

Для такого дела Элизий отпер церквушку и провел купца к алтарю. Осенив его священной спиралью, задал вопрос: