Теперь Дороти свято верила в успешность терапии. Как можно сомневаться, если любая перемена в ее жизни вела только к лучшему! Ушли ночные кошмары, вернулись фрагменты памяти, улучшилась концентрация и точность движений. Дороти с легкостью переписывала пятнадцать страниц в день, при этом успевая болтать с Нави. Да, методы терапии выглядели жестокими, Дороти по-прежнему боялась процедур «задуматься», а тем более — «ударов по хвори». Но что делать, если сама хворь жестока! Страшного врага можно одолеть только страшным оружием. Идя на процедуры (которые все чаще оказывались очень легкими), Дороти не сомневалась в их полезности. Она предвкушала, как завтра проснется еще более здоровой, счастливой, умной, еще лучше выполнит свою работу. Она благоговела перед лекарями и не могла понять только одного: почему ей раньше не сказали, что она — внучка Праматери Сьюзен? Это знание дало столько уверенности и гордости, что хворь сразу пошла на спад. Отчего же лекари скрывали столь благотворный факт?

Дороти спросила об этом магистра Маллина. Ее вопросы все чаще приносили правдивые ответы, так случилось и на сей раз.

— Понимаешь, Дороти… простите, леди Дороти, вы должны были сами открыть эту правду. Ведь смысл терапии не в том, чтобы вы узнали тот или иной факт: например, вы помните глубину фарватера какой-то там реки — и толку от этого? Главная ценность — сам процесс осознания. Вашему исцелению помогло то, что вы сумели самостоятельно (или с малой помощью от Нави) выяснить свой род. Вы захотели — и узнали. Ваш разум теперь подвластен вам, а хворь отступает!

Дороти было очень приятно. Она решила тут же похвастать еще одним осознанием:

— У вас в бокале — ханти старого Гримсдейла, одна из лучших марок в Нортвуде. Я вспомнила, как мой отец пил такой же.

— Прекрасно, миледи! Желаете глоток?

Магистр был очень любезен с нею, и неудивительно: помимо быстрого выздоровления, Дороти делала успехи и в труде переписчика. Каждый день она прибавляла к выработке то абзац, то целых полстраницы. Притом почерк становился все ровнее и красивее: чем больше Дороти исполнялась гордости от своих успехов, тем спокойней становилось на душе, и тем изящней ложились буквы. Мастер Густав не мог нарадоваться:

— Дороти, красавица, скажу тебе прямо. Лучший в моем цеху — Нави, за ним идет Карен, но у тебя есть все шансы стать третьей. Ты выработала отличный шрифт — одновременно уверенный, благородный и женственный. Столичные барышни заплатят хорошую монету за книги с таким шрифтом. К тому же, ты успеваешь развлекать этого полоумного парня, и он не мучает вопросами никого другого. Хочешь, замолвлю за тебя словечко перед магистром? Он даст тебе лишнюю прогулку или новое платье.

Дороти немного жалела мастера Густава: она так быстро идет на поправку, что скоро покинет лечебницу, и он лишится одной из лучших работниц. Еще сильнее жалела Нави: юноша полжизни провел в лечебнице, без малейшей надежды на исцеление, и едва только нашел себе друга — как скоро вновь останется один. Он долго и сильно досаждал ей, но когда раскрыл значение числа семь, Дороти начала считать его своим другом. Открытие определенно стоило всех предшествующих мучений, из палача Нави сделался помощником и наставником. Одновременно для Дороти стали понятнее терзания самого Нави. Где-то в мире математики есть число, что спасет его от хвори. Может, сто двенадцать поможет ему вспомнить, кто он таков и откуда родом, может, две тысячи или четыре с четвертью. Но никто не может сказать ему этого числа, и бедняга бесплодно ищет год за годом. Десять лет. Больше половины жизни!

Когда Дороти поняла весь масштаб и всю тщету этих поисков, ее глаза наполнились слезами.

— Нави, милый, я очень хочу помочь тебе. Я бы назвала тебе все числа на свете, но это ведь невозможно. Когда вернусь домой, я пришлю тебе сотню учебников разных наук — хочешь? В них множество чисел, и каждое имеет смысл. Наверняка ты отыщешь свое!

Нави не поверил:

— Разве ты так богата, чтобы купить сто учебников?

Дороти ничего не помнила о своем состоянии, но верила, что сумеет выполнить обещанное. В конце концов, она дворянка, у нее есть родня, муж. На худой конец, можно занять денег.

— Я что-нибудь придумаю, клянусь!

Юноша отвел глаза. Ее предложение было настолько заманчивым, что он боялся верить.

— А можно, я перечислю тебе, какие именно учебники хочу?

— Конечно.

— А еще, я слыхал, что в Фаунтерре есть дворцовая библиотека, в нее допущены только дворяне. Ты сможешь пойти туда и кое-что выписать для меня?

В ходе разговора ее перо шуршало так же ровно, как и его. Дороти улыбнулась:

— У меня будет большой опыт выписывания.

Нави не ответил на улыбку. Он долго молчал, набираясь смелости для нового вопроса.

— А скоро ты уедешь?

— Точно не знаю. Наверное, в конце года.

Она лгала, чтобы утешить его. На самом деле, не пройдет и месяца, как Дороти покинет лечебницу, ведь она уже сейчас почти здорова.

— Я буду навещать тебя. Я сама привезу тебе все учебники и скажу еще много новых чисел. А потом ты найдешь свое число и выздоровеешь. Ты станешь ученым мужем, будешь преподавать в университете. Никто на свете не умеет читать так быстро, как ты.

— Пустое, — отмахнулся Нави.

То была ложная скромность. Дороти проверяла несколько раз и доподлинно убедилась: Нави может прочесть любую книгу за полчаса и запомнить все до единого числа, встречавшиеся в ней. Имена героев или некоторые сцены могли выпасть из его памяти, но чисел Нави не терял никогда.

— Точно станешь ученым. Или ректором. Или даже советником владыки! То есть, владычицы.

Слово «владычица» отчего-то царапнуло Дороти коготком тревоги. Странно: смерть владыки Адриана, потрясшая всех, не нарушила покоя Дороти. А вот имя Минерва Джемма Алессандра отзывалось смутным волнением. Наверное, с Минервой связано какое-то число, неприятное для Дороти. Может быть, владычица родилась в плохой год, когда у Дороти кто-то умер. Со временем это вспомнится.

— Ты красивая, — сказал Нави.

Дороти годилась ему в матери, потому он сразу устыдился своего порыва и добавил:

— Скажи число.

С этим у Дороти Слай больше не было проблем. Она узнала, что Нави радуют и сугубо прагматичные числа: высота потолков в женском корпусе, число палат, число пациенток, время и длительность процедур, время, когда сменяются дежурные лекари и медбратья. Каждый день она узнавала для него по нескольку таких чисел, а если не удавалось, то рассказывала Нави свои прошлые кошмары. Чтобы облечь их в числовую форму, Дороти шифровала рассказ побуквенно, согласно номерам букв в алфавите. То была нелегкая работа, но полезная: Дороти тренировала ум, развивала память, а к тому же радовала Нави. «Развивай свое тело и разум», — говорила Праматерь ее рода. Вот все удивятся, когда Дороти скажет эту заповедь наизусть не буквами, а числами!

День шел за днем, и все было хорошо, и становилось только лучше. Единственной, кто расстраивал Дороти, была Карен-Кейтлин.

Вспомнив свою принадлежность к роду Сьюзен, Дороти вспомнила и то, что дворянам полагается следить за собою. Карен же только мыла лицо и руки, но не трудилась причесываться и переодеваться, и даже хорошо питаться. Запустила себя так, что глянуть страшно, но имеет наглость говорить, будто благородная. Да она не дворянка, а позор всего дворянского сословия!

Карен мрачно выглядела, мрачно говорила, мрачно вела себя. Она будто нарочно старалась омрачить радужную жизнь Дороти, и это, понятное дело, злило.

Но хуже всего — Карен вечно лгала. Например, она заявила, что провела в лечебнице восемнадцать лет и помнит каждый день. Но если она так все хорошо помнит и ничем не болеет, кроме дурацкой апатии, то как же лекари не исцелили ее за восемнадцать-то лет? Явная клевета против возможностей терапии! Затем, Карен сказала, что Дороти пробудет в лечебнице не меньше десяти лет. Какая чушь! Месяц-два — и остатки недуга исчезнут, как снег весною! Еще Карен угрожала, что Дороти станет несчастной, вспомнив свое прошлое. Но Дороти при помощи Нави уже вспомнила главное: свой род, свою маму, свою Праматерь — это наполнило ее и счастьем, и гордостью. Конечно, туманные участки оставались (например, ей никак не удавалось вызвать в памяти лицо мужа) — но терапия справится с недугом, и Дороти все вспомнит, и это явно не заставит ее горевать. Если, например, ее муж уродлив или стар, или глуп — какая в том беда? Дороти — дворянка, а дворянки постоянно заводят себе альтеров.