Потом вздрогнула, стряхнула дрему, повернулась к Дороти, мертвецки белая в лунном свете.
— Неразумно, миледи. Мои числа не подойдут Нави — я сама их говорила.
— Почему ты зовешь меня миледи?
— По той же причине, по которой вы зовете меня «ты».
— Скажи еще число.
— Миледи, дайте мне покой.
Тусклыми глазами Карен указала на Аннет и отвернулась к стене. Тьма, а Карен умна! Личные числа Аннет Нави еще не слышал! Дороти разбудила вторую соседку.
— Назови число, Аннет.
Девушка резко села на кровати.
— Аннет — это я. А какое число тебе сказать? Я бы сказала, но нужно понять: какое тебе число? Один или два, или три?
— Любое.
— Ой… Как это так — любое? Любое число я не знаю. Вот послушай: меня зовут Аннет, а не как-нибудь. Если бы меня звали как-нибудь, то я бы не могла сказать свое имя. Никого не называют как-нибудь, а только по имени.
— Сколько тебе лет, Аннет?
— О, боги. Как бы не соврать… Аннет — это я, а сколько мне лет — ох, ну ты спросишь. Я думаю, двадцать три. Но может быть, двадцать четыре или двадцать пять. Вряд ли больше, чем тридцать.
— Сколько ты весишь? Каков твой рост?
— Ох-ох-ох…
Аннет поднялась с кровати и заметалась по комнате.
— Что же ты такие вопросы ставишь! Я же могу соврать, и ты обидишься, а я не хочу тебя обижать. Я хорошо себя веду, я не хочу про-це-дуру. Сколько же я вешу?..
— Аннет, успокойся, милая, я не обижусь на тебя. Просто скажи, сколько в тебе фунтов и сколько футов. Тебе платье шили когда-нибудь? Снимали мерку? Сколько дюймов было в груди и в талии?
Вместо того, чтобы успокоиться, Аннет запричитала еще громче и еще быстрей заметалась по комнате.
— Боги святые! Дюймов… футов… фунтов… помилуй меня! Я — Аннет, мне двадцать три года… или двадцать четыре. Платье мне шили… ну, обычное платье, не большое и не маленькое. Не было в нем дюймов…
— Оставьте ее, миледи, — шепнула Карен. — Это безнадежно.
От ее слов и Дороти, и Аннет разом утихли, но Аннет продолжала вышагивать по комнате, и Дороти осенило:
— Милая, пройдись из угла в угол. Сколько шагов?
— Десять! — радостно выпалила Аннет. Уж это она сосчитала точно.
— А вдоль стены?
— Восемь… с кусочком.
— А вдоль другой?
— Пять… кажется. Кровать мешает. Хочешь, я по кровати пройду?..
Еще полчаса Дороти затратила, чтобы обмерить шагами все предметы в комнате: кровати, дверь, окно, расстояние от двери до ведра с нечистотами, промежутки между кроватями. Прекрасные числа! Каждое имеет значение и ни одно не известно Нави!
А утром пришел ужас: она забыла все. Дырявая, как решето, память не сберегла ни одного числа. И перемерять комнату заново было некогда: медбратья подняли ее, велели вынести ведро, а потом увели на завтрак.
Часом позже Дороти села на свое место рядом с Нави, изо всех сил сутулясь, будто пытаясь скрыться от него. Но где там!
— Здравствуй! Я так рад, что ты пришла! Скажи мне число, чтобы утро стало добрым!
И она, чуть не плача, застонала в ответ:
— Да чтоб тебе язык отсох, подлец! Ты хоть знаешь, как меня измучил? Я ради тебя полночи не спала, выдумывала числа, вспоминала, измеряла, соседок пытала. А теперь все забыла — все! И это из-за тебя! Если б ты меня не изводил каждый день, может, что-то держалось бы в памяти. Так нет, все мысли ты из меня вытравил, кроме своих проклятых чисел!
Она перевела дух и вдруг вспомнила одно:
— Двадцать три.
Нави моргнул.
— Как любопытно… Спасибо тебе, вкусное число.
Он умолк на полчаса. Дороти писала третью главу «Розы и смерти» и лихорадочно вспоминала: что еще было? Вроде, комнату измеряли шагами. А сколько получилось? Аннет прошла и назвала число… но какое?
— Скажи число, — проголодался Нави. Именно тогда Дороти вспомнила первый размер:
— Десять.
Нави не ответил ничего. Было заметно его беспокойство — Нави будто не знал, правильное число или нет. Надо вспомнить остальные. Может, вкупе с ними он скушает и десятку. Дороти отложила перо и двумя пальцами прошагала по странице, пытаясь вспомнить ходьбу Аннет. Сколько ж там шагов выходило…
— Пять, — робко шепнула Дороти
Тут же отругала себя: пять — глупое число. Слишком оно частое — например, пять пальцев на руке или пять правителей в Шиммери. Кто-то уже точно скормил безумцу эту цифру. Однако Нави промолчал. Он не насытился, но и не отверг число — ждал продолжения.
Спустя четверть часа Дороти вспомнила третий размер:
— Восемь!
— Так быть не может, — отрезал Нави. — Пожалуйста, не обманывай меня, скажи правильно.
— Палач ты бессердечный! Ну откуда знаешь, правильное оно или…
Дороти осеклась, когда поняла: Нави прав. Там было не ровно восемь шагов, а…
— Восемь с кусочком.
Нави улыбнулся:
— Я думаю, восемь и шестьдесят шесть сотых. Спасибо тебе. Ты хорошая.
Он молчал целый час. Дороти выводила слащавые строки романа, перо уверенно шуршало по бумаге, а сама думала: откуда он знает, какой именно был кусочек? Вечером надо перемерять. Нет, глупо, шаги не посчитаешь до сотых долей… Но если бы можно было, то наверняка вышло бы именно восемь и шестьдесят шесть. Нави — чокнутый безумец с ураганом вместо мозга, но уж в числах он знает толк.
— Скажи число, ну пожалуйста!
— Тьма тебя! Что, снова?
— Уже час прошел… — глазенки юноши стали круглыми и виноватыми.
Дороти глубоко вздохнула. Она сумела вспомнить еще только одно число, и проку от него не будет. Это шестерка леди Карен, сама леди Карен точно когда-то называла ее.
Дороти выдохнула, заранее кривясь от безнадеги:
— Шесть.
— Неправильное… — начал Нави, но умолк. Внимательно так поглядел ей в лицо. — Очень интересно. Кто тебе сказал это число?
— Шесть! — твердо повторила Дороти. — Хочешь бери, а хочешь нет, но отчитываться я не стану.
— Шесть… Благодарю тебя.
И он промолчал еще полчаса, а она переписала без малого страницу, и мастер Густав отзвонил перерыв, и тогда Нави сказал:
— Дай мне еще число, будь так добра.
— Перерыв же! — возмутилась Дороти.
— У тебя сегодня отличные числа. Очень вкусные. Пожалуйста, что тебе стоит!..
Дороти ощутила в себе странный задор и сделала то, чего не делала прежде: подшутила над Нави.
— Семь!
В семерке точно не было смысла. Просто сегодня звучало уже пять, шесть и восемь, вот Дороти и заткнула дыру. Посмотрим, заметит ли Нави, что скушал затычку!
— Зачем ты меня обманываешь? Число же неправильное, — буркнул Нави.
Но вдруг изменился в лице. Он смотрел на нее, она — на него. Гримаска обиды сползла с лица юноши, уступив место удивлению, затем — потрясению. Глядя в лицо Нави, как в зеркало, Дороти ощутила нечто. Тьма сожри, а ведь семерка — правильное число! Теперь это ясно, как день. Семь — число сильное, даже могучее. Многие смеются над семеркой: вот восемь — священная цифра, а семь — недоделка, недолет. Но они не понимают, а Дороти знает теперь: семь — это сила. Пока число звучало в голове, Дороти наполнялась давным-давно забытым чувством: гордостью.
— Семь, — властно повторила она.
— Семь, — эхом шепнул Нави.
— Сегодня ты больше не спросишь ни о чем.
— Да, обещаю.
То был первый случай, когда Нави сдержал слово. До вечера он молчал, и лишь напоследок уважительно повторил:
— Семь.
Вернувшись в комнату, она приказала Аннет пройти вдоль стены. Длина комнаты составляла восемь целых и две трети шага.
* * *
Следующим днем Дороти нашла еще три правильных числа: сорок восемь, двенадцать тысяч, четыре. Четверка была слабее остальных двух, но даже в ней чувствовалась скрытая сила. Эти числа имели вес, от них просто так не отмахнешься, не выкинешь из головы. Но семь по-прежнему оставалось самым властным из правильных чисел. Думая о нем, Дороти поражалась: как могла она прежде не чувствовать его мощи?
Вечером она спросила у Карен-Кейтлин:
— Что значит число семь?