Бакли перевел дух и с видом бывалого торговца потер ладони:
– Смотрите, ваше величество: этот исход порадует решительно всех. Вы спасете восемьдесят тысяч жизней и озарите светом милосердия свое правление. Мужики будут счастливы, что сохранили шкуры… Ну, за вычетом тех, кто не сохранил. А мой покровитель будет расстроен нарушением плана, но возьмет свое иным способом. При открытии весенней Палаты он поднимет вопрос: сместить Ориджина с должности лорда-канцлера и отлучить от двора. За что? За кровавую расправу с невинными крестьянами, желавшими лишь справедливости! Мы всячески осветим тот факт, что Подснежники – жертвы голода и лишений, что ничего они не хотели, кроме крохи внимания вашего величества, и не оказали никакого сопротивления, но все равно были изрублены кайрами. Даже владыка Адриан, хотя и слыл тираном, никогда не приказывал рубить голодную чернь! Долой кровавого деспота Ориджина – убийцу невинных! А если ваше величество подчеркнет, что Ориджин затеял карательный поход самовольно, без вашего приказа, – дело обернется для него совсем плохо.
– То есть… вы предлагаете мне перекупить тысячу самострелов и тысячу копий, предназначенных для крестьян?
Он снова замахал ладонями:
– О, нет, ваше величество, отнюдь! Оружие – не предмет продажи, оно останется в собственности леди Магды… Я предлагаю вам жизни восьмидесяти тысяч крестьян. Ммм… скажем, по десять эфесов за голову.
Она моргнула, не желая понимать. Бакли разъяснил с милою улыбкой:
– Меньше, чем за миллион монет, ваше величество спасут восемьдесят тысяч невинных бедняков. Сотня деревень, ваше величество! Или один крупный город! Недурная покупка, и цена весьма приемлемая. Не забывайте и дополнительную приятность: вы избавитесь от лорда-канцлера, чья опека наверняка утомила вас. Соглашайтесь, ваше величество! Мы готовы взять векселями.
Пытаясь выиграть время, чтобы справиться с замешательством, Мира спросила:
– Могу ли я верить вам, сударь? Откуда мне знать, что самострелы действительно у вас?
– Ваше величество, я никак не мог принести самострел в тронный зал. Но имею подтверждение иного рода.
Он снял с пояса мешочек и сделал шаг к Мире. Шаттэрхенд сразу остановил его. Тогда Бакли развязал мешочек и высыпал в руку капитана горсть крупных, сияюще алых очей. Целое состояние на ладони! Шаттэрхенд раскрыл рот, глядя на камни… Опомнившись, выбрал несколько, внимательно рассмотрел.
– Подлинные, ваше величество. Оружейная огранка, класс «хризантема».
– Вы можете доверять Могеру Бакли, – посланник Лабелинов похлопал себя по животу. – Могер Бакли не обманывает!
– Где сейчас груз самострелов?
– Ах, ваше величество, я был бы счастлив, если б мог удовлетворить ваше любопытство. Но мои светлейшие хозяева строго запретили мне знать маршрут груза. Я знаю лишь то, какую птицу и с какою запиской отправить, чтобы самострелы не достались бунтарям. Если со мною случится нечто неприятное, – он покосился на офицеров, – то птица не будет послана, и оружие попадет прямиком к вождям Подснежников. Но мои хозяева верят, что ничего такого не случится. Ведь недаром говорят мудрецы: враг моего врага – мой друг. И недаром светлейшая леди Магда не просит с вас платы за унижение герцога Ориджина: это – наша общая цель, связавшая нас узами доброй дружбы. Оплата требуется лишь за жизни крестьян: десять монет за голову – весьма умеренно.
В день расправы с Дрейфусом Борном Мира испытывала колебания, угрызения совести… Сейчас – ни капли сомнений, абсолютная уверенность в том, как радостно было бы увидеть Могера Бакли болтающимся в петле.
Однако Мира уже знала, что поступить нужно иначе. Позвонила в колокольчик, и дежурный секретарь вбежал в тронный зал, сел на табуреточку, развернул писчие принадлежности.
– Будьте добры, выпишите вексель на восемьдесят тысяч эфесов от моего имени.
– Восемьдесят тысяч?.. – Бакли наморщил лоб. – Виноват, ваше величество, но…
– Воспринимайте это как задаток. Даю слово, что выплачу вам, Могеру Бакли, остальные девять десятых суммы в том случае, если события пройдут именно так, как вы описали здесь, в присутствии господ офицеров. Господа, прошу вас быть свидетелями обещаний Могера Бакли.
Оба офицера подтвердили, что слышали все от первого до последнего слова.
– Великий Дом Лабелин глубоко расстроен недоверием вашего величества, – проворчал Бакли. – Оно ранит нас в самое…
Мира возразила:
– Дом Лабелин здесь ни при чем. Я не доверяю лично вам, сударь.
Она отвернулась, отмечая конец беседы. Капитан выпроводил Бакли за двери, напоследок сунув ему вексель.
Едва Бакли исчез, в зал ворвался церемониймейстер.
– Ваше величество ждет министр двора и представители торговой гильдии!
– Отмените все встречи.
От растерянности церемониймейстер даже стукнул посохом.
– Как отменить, ваше величество?..
Мира не выдержала:
– Отмените все! Что неясного в этих двух словах?! Отмените. Все! …И приведите фрейлину.
* * *
Выслушав Миру, леди Лейла Тальмир сохранила невозмутимый вид. Стояла себе, чинно сложив руки на животе, уважительно склонив голову. Кажется, она не понимала, чего хочет императрица.
– Что мне делать? – спросила Мира.
– А что смущает ваше величество?
Брови Миры поползли вверх. Леди Лейла уточнила:
– Вы сомневаетесь, что план Бакли сработает? Полагаете, Ориджин не станет убивать крестьян?
Мира покосилась на Шаттэрхенда, переадресовав вопрос.
– Ориджин взял с собой и кайров, и медведей, – ответил капитан. – Кайры вовсе не считают мужиков за людей, а медведи злы от долгого безделия. И те, и другие будут рваться в бой наперегонки, чтобы похвалиться друг перед другом. Я уверен, ваше величество: кровь бунтарей прольется, хочет того герцог Ориджин или нет.
Леди Лейла развела руками – мол, вот видите. Спросила:
– Верит ли ваше величество, что этот инцидент настроит Палату против Ориджина?
Мира как следует обдумала ответ, прежде чем заговорить.
– Я изучила закон: карательный поход в пределах Земель Короны может совершаться лишь с личного позволения императрицы. Я его не давала, так что Ориджин нарушил закон. Лордам Палаты, конечно, до этого нет дела. Но их смутит иное: Ориджин убьет чужих крестьян, а не своих, поднимет руку на чужую собственность. Кроме того, он поставил Крейга Нортвуда во главе искрового войска – это серьезное нарушение традиций и новая ступень усиления Севера. Полагаю, Палата действительно попробует ограничить власть Ориджина, использовав расправу с крестьянами как повод. Вероятно, он кого-то подкупит, кого-то убедит, кого-то запугает, и повернет голосование в свою пользу – но часть нынешнего влияния утратит неминуемо.
Лейла Тальмир вновь развела ладони.
– Быть может, вы боитесь, что Бакли обманет вас и все-таки передаст крестьянам самострелы?
– В этом случае он потеряет львиную долю оплаты. Не зря же я выписала задатком лишь сорок тысяч.
– Тогда простите, но я вынуждена повторить вопрос: что смущает ваше величество?
– Цена!
– Согласна: восемьсот тысяч – огромные…
Мира стукнула подлокотник трона.
– Не восемьсот тысяч, а двадцать! Двадцать тысяч крестьян, которые всего лишь желали со мной поговорить! Да, я хочу избавиться от Ориджина, да, я напьюсь от радости, если Палата обернется против него. Но не такой ценою!
Лейла Тальмир трижды хлопнула в ладоши – будто аплодировала в театре.
– Благодарю, ваше величество. Я очень надеялась услышать эти слова.
– Проверяли меня?!
Игнорируя ее негодование, фрейлина продолжила:
– Коль вы признаете, что есть вещи важнее вашей вражды с Ориджином, то и план действий должен быть очевиден.
– Не понимаю, к чему вы клоните.
– Либо не хотите понять. Слишком привыкли ненавидеть «злодея»… – слово сочилось сарказмом.
– Объяснитесь, сударыня.
– Пошлите вестовых, предупредите лорда-канцлера. Лабелины поставили ему ловушку. Герцог побьет крестьян – будет кровавым деспотом хуже Адриана. Крестьяне побьют герцога – будет слабаком и тряпкой. Он может выкрутиться лишь одним способом: вообще не вступать в бой. Скажите ему об этом.