Муж Анны Греты мечтал вслух:

– Вот остановимся в доме, под крышей, согреемся – сразу жизнь на лад пойдет. Потом еще денька два-три – и будем в Алеридане. Это большой-большой город, милая! Там откроем дело, разживемся деньгами. В таком городе много людей, вот и у нас будет много-много заказчиков. Не успеем оглянуться, как снова встанем на ноги, купим дом…

– Это ты-то начнешь дело? – съязвила Анна-Грета. – Хоть мелкой не ври. Отродясь ты не умел ничего начинать, мозги не так скроены. Что от отца получил, на том и жил.

Муж улыбался жалко и заискивающе:

– Да я что… Я только говорю: Алеридан – большой город. Там много возможностей…

– Много, да не для тебя! Есть люди, что умеют взять от жизни. А ты из других.

Малютка Джи вдруг спросила:

– В Алеридане будут пираты?

– Не мели чепухи! Сиди и молчи.

– Тетя Анна Грета, ну скажите, где бывают пираты? Очень хочу увидеть!..

– Я тебе что велела?!

Женщина замахнулась костлявой ладонью, и малютка умолкла. Даже не обиделась, как должное приняла желание Анны Греты ни с того ни с сего ударить. Малютка Джи никогда не унывала. Было холодно – стучала зубками, голодно – терла животик, но и не думала ныть. «Когда вырасту, стану пираткой!» – заявляла Джи. Пиратки не ноют попусту.

Парочка отодвинул завесу, выбрался на козлы и сел рядом с Колом. Заговорил негромко:

– Эх, парень, беда с этой войною. Много добрых людей согнала она с мест. Во Флиссе я видал сотни бедолаг, что приплыли с севера и ищут пристанища. Последние агатки готовы отдать, лишь бы уехать подальше на юг. Извозчики, подлецы, нещадно на них наживаются.

– Угу, ты прав, – скрипнул Кол.

– Но вы с друзьями – хорошие люди. Взяли нас в фургон, назначили умеренную цену. Глория-Заступница улыбается таким, как вы.

– Угу.

Парочка склонился к нему поближе и снизил до шепота:

– У Анны-Греты с муженьком припрятаны векселя. Сумму я не различил, но всяко не пара агаток. А скулят, будто последние нищие в городе. Видал таких негодяев?

– Угу, – Кол толкнул Парочку в плечо. – Ты сядь на место.

– Беженцы – люди особые, – ровно продолжил Инжи. – Вроде, бедные, но у каждого найдется что-то ценное, этакий остаточек былой жизни. У меня вот сапоги на меху и новый жупан. У Анны Греты – векселя за пазухой, у мужа – очки на серебряной цепочке. У Мэтта – Рина, а у Рины нет сисек, но присутствует задница… Вы тогда, во Флиссе, оглядели нас этак – быстро, но хватко. Приметили все, что нужно, и согласились взять в телегу. А ночь отчего-то очень уж хотели провести на дороге, подальше от людей… Впрочем, трактир на отшибе среди леса вас тоже устроил…

Кол сощурился, покосился на Инжи. Никакого лишнего движения не сделал, только рука напряглась.

– Повремени, соколик, – сказал Парочка. – Имею к тебе предложение. Делайте, что хотите, но оставьте малютку Джи и кого-то из ее предков. Да меня не троньте, понятное дело.

– Имеешь чем заплатить?

Парочка вытянул руку так, чтобы сполз рукав, и показал Колу свое запястье. Там белел жженый шрам в виде буквы W. У Кола расширились зрачки.

– Это же пожизненная!..

– Ага, – пожал плечами Инжи.

– Так ты не часовщик?

– Отчасти часовщик.

Вдруг Кол осознал, что Инжи еще не стар. Седина да размеренная речь добавляют десяток лет видимости, но движения точны, выверены, в пальцах ни следа дрожи.

– Сам подумай, – сказал Парочка, подкрутив ус, – хочешь ссоры или нет. Взвесь, прикинь хорошенько. Я не тороплю.

Кол взвесил.

– Решено: ты с нами. Про остальных в трактире подумаем.

* * *

Доча, берегись странных мест, – сказал бы Инжи Прайс, если б было кому. А главное: сразу примечай, в чем именно странность. Заметишь нужное – свою шею спасешь.

Хозяева трактира не любили гостей – вот что странно. Ни один фонарь не заманивал путников, цепной пес злобно лаял у ворот. Трактир напоминал форт: хмурый двухэтажный сруб за высоким частоколом, окна забраны решетками, еще и закрыты ставнями. Однако, противореча всему остальному, ворота были распахнуты. Фургон вкатил во двор и встал посередине. Слева – конюшня и колодец, справа – сарай с поленницей, за спиной – ворота и пес, что никак не уймется. Впереди – крыльцо, на которое сразу, без стука вышел куцый мужичонка в здоровенном тулупе. Сказал доброжелательно:

– Здравия вам!..

Поднял фонарь, осветил путников, и добавил тоном ниже:

– Вы кто такие? Зачем явились?

Путники высыпали из фургона. По разномастной их внешности было ясно и кто, и зачем.

– Добрый хозяин, стоит ли спрашивать, коль сам видишь ответ? – обратился Парочка к куцему. – Мы – несчастные беженцы в поисках ночлега.

– Нету ночлега, нет! – замахал руками хозяин. – Все места заняты!

– Боюсь проявить невежливость, но все же усомнюсь в твоих словах. На дворе свежий нетронутый снег, фургонов нет, кроме нашего, в окнах не светится. Как же ты разместил полный трактир постояльцев, ничем не выдав их присутствия?

– Не в-ваше дело! – куцый аж начал заикаться от раздражения. – Есть места или нету – все равно трактир закрыт!

– Но ворота-то были открыты, вот мы и въехали в них. А развернуть фургон назад – это ж целая история. Не позволишь ли нам, добрый хозяин, в порядке исключения заночевать в твоем закрытом трактире?

– Н-не позволю! Уезжайте!

Кол с дружками поднялся на крыльцо и приобнял куцего жестом, одинаково развязным и угрожающим.

– Проводи-ка нас в дом, милок. Там в тепле и побеседуем.

Хозяин попытался возразить, но без толку. Кол просто пихнул его в раскрытые двери, следом вошли дружки, а за ними и Парочка.

Сени были просторны и добротны – прям не сени, а господская прихожая. Большие окна в решетках, лосиная голова с шапками на рогах, разлапистые медные вешалки, на одной из которых – громадный тулуп, брат того, что на куцем. Слева дубовая дверь – судя по запаху сырости, ведущая в подвал. Вход дальше в трактир сделан в виде резной арки и занавешен шторой, под нею пляшут заманчивые отсветы камина.

– Уютно у тебя, – отметил Кол. – А сам жмешься, гостей на морозе держишь. Ай-ай-ай, нехорошо!

Штора отдернулась, выпустив в сени человека. Лицом он напоминал первого, был выше ростом, но какой-то невзрачный, плюгавый.

– Что происходит, господа?

Дружок Джон подступил к нему с неприятным оскалом:

– Это мы тебя спрашиваем: что происходит? Честным путникам не дают заночевать! У тебя там над воротами написано: «Трактир Джек Баклер». Что ж ты людей обманываешь, сволочь?

– Никакого обмана. Это и есть трактир «Джек Баклер», а мы – братья Баклеры, хозяева. И нам, хозяевам, виднее, открыт трактир или закрыт. Сейчас он закрыт! Извольте покинуть помещение!

– Ладно, ладно, поедем, – Кол примирительно развел ладони. – Только мы продрогли в пути, а лошаденки выбились из сил. Кликни кухарку, чтобы сделала чаю, позови конюха, пускай даст хворосту лошадкам. Мы согреемся, они поедят, тогда и поедем дальше. Много времени не займем, монету заплатим – все чин по чину…

Если перед тобой стоят три мордоворота, – посоветовал бы Инжи дочуре, – ни за что не говори слов вроде таких:

– Нет тут ни конюха, ни кухарки! Трактир закрыт, черт возьми! Мы одни с братом!

Дружок Джон врезал плюгавому кулаком, и тот свалился, запутавшись в шторе. Куцый закричал и дернулся, но Кол поймал его за шкирку и приставил к пузу тесак.

– Давай, показывай жилище.

Следующий час в трактире было шумно. Кол с дружками обшаривали дом. Братьев Баклеров водили за собой. Кол распахивал двери каждой комнаты и требовал: «А ну, тычьте пальцем». Куцый попытался вывернуться и убежать – его избили. Плюгавый делал вид, что не понимает. Его тоже избили, затем у него глазах перевернули и растрощили топорами всю мебель в комнате. Откуда-то выпала агатка, забытая прежними гостями. Джон ткнул ею в нос плюгавому Баклеру: «Вот». Схватил плюгавого за ухо, переволок в следующее помещение: «Ткни пальцем». После трех разгромленных комнат и трех кругов побоев хозяин трактира смирился. «Там, в шухляде… И в щели за шкафом… И…»