Джемис пронизал ее взглядом, склонив голову набок.

– Девушки часто переоценивают свою власть над мужчинами. Думают: можно миленько улыбнуться, хихикнуть, стрельнуть глазками, отпустить шуточку – и все будет хорошо. Думают, можно даже покапризничать – это ведь украшает девушку, парни не могут противиться капризной красотке… А потом вдруг выходит так, что эту саму красотку по кругу приходует весь отряд: сначала ганта, потом шаваны. И знаете, что самое забавное? Миленькая улыбочка какое-то время остается на лице. Девица еще верит в свою власть – минутку-другую, как бы по инерции.

Мира ответила серьезно:

– У меня не было подобного опыта. Поверю вам на слово: капризы не помогут. А как на счет поезда? Состав должен впечатлить западников. Они поклоняются духам коня и быка – самых больших и быстрых зверей, каких знают. Разве их не впечатлит машина больше быка и быстрее коня, созданная моими предками?

– Шаваны видели поезда, ваше величество. Они видели искровые лампы, банковские векселя, печатные книги. Шаваны – дикари, но не идиоты.

– Тогда, возможно, Моран умеет играть в стратемы? Я предложу ему партию и одержу блестящую победу, после чего он склонится пред моим острым умом.

– Я очень надеюсь, что ваш запас иронии исчерпается к моменту встречи с Мораном. Вождь дикарей – последний, кто сможет оценить такого рода шутку.

– Очень жаль. Грустно общаться с людьми, лишенными чувства юмора.

Джемис поставил локти на стол, смерил Минерву взглядом исподлобья.

– Есть ли что-то еще в арсенале вашего величества?

– Ну, даже не знаю… Как на счет поединка чести? Мой воин против воина Степного Огня. Победитель получает все.

– И кто же станет, простите, вашим воином? Капитан Шаттэрхенд?

Мира подмигнула:

– Я подумывала о другой кандидатуре… Говорят, вы – лучший мечник Севера.

– Один из пяти лучших.

– Окажете любезность – убьете для меня Морана?

На лице кайра Джемиса проступило насмешливое, почти унизительное снисхождение.

– Вы представляете себе, как ведут переговоры западники? Думаете, вы с Мораном сядете за стратемный столик и миленько побеседуете?.. Шаваны говорят только с позиций силы. Когда они слабее, то не разводят бесед, а убегают. Когда же сила за ними, они показывают ее всеми способами. Орут, гарцуют, машут клинками…

– Ох, как страшно!.. – ввернула Мира.

– …убивают пленников на ваших глазах, – тем же снисходительным тоном продолжал Джемис. – Например, разрывают лошадьми на куски или размалывают копытами. Могут прикончить кого-нибудь из вашей свиты – кого-то малоценного, чья смерть не сорвет переговоров. Могут поскакать на вас галопом, обнажив мечи, будто атакуют. Мне кажется, ваше величество никогда не встречали кавалерийскую атаку. Вы успеете помянуть всех Праматерей к тому моменту, когда они осадят лошадей и расхохочутся над своей шуткой. Вы почувствуете себя испуганным затравленным зверенышем, не сможете думать ни о чем, кроме страха – вот только тогда они начнут переговоры.

Мира скрыла от Джемиса свою тревогу и молвила с нарочитой небрежностью:

– Мне кажется, кайр, давно подошла очередь моих вопросов.

– А если я не захочу отвечать?

– Тогда я просто наслажусь вашим выражением лица, когда спрошу: за что герцог Ориджин отнял у вас плащ?

Джемис вздрогнул и побагровел.

– Откуда…

– Будет вам. Один моряк сказал другим морякам. Моряки – солдатам, солдаты – слугам. Шутка ли: великий лорд взял на службу бунтаря! Вы – знаменитость, кайр.

– Это дело – только между мною и герцогом.

– Но я же могу позволить себе несколько фантазий. Герцог был автором тех приказов, от которых гибли славные парни? Он слишком любовался своей властью? Или вы, с характерной для вас честностью, назвали его слюнтяем и неженкой?

Джемис холодно отчеканил:

– Герцог Эрвин – один из самых достойных людей, кого я знаю. Поначалу я ошибся в нем, и очень сожалею об этом.

– А может быть, не ошиблись? Возможно, как раз в начале вы видели его таким, какой он есть? Возможно, он и заслуживал бунта?

Кайр Джемис поднялся и отвесил поклон.

– Слова вашего величества слишком походят на провокацию. Я не имею возможности продолжать подобную беседу.

– Сядьте, кайр. Я не отпускала вас.

Кайр двинулся к выходу.

– Я вас не отпускала, – тихо повторила Мира.

Выдержала долгий и злой его взгляд. Дождалась, пока кайр смирится, отойдет от двери. Сказала мягче:

– Я не собиралась подстрекать вас к мятежу. Но мне действительно интересно: чем герцог Ориджин так располагает к себе всех? Даже тех, кто сперва хотел его убить!

Кайр молчал.

– Я абсолютно серьезна. Никаких шуток, никакой издевки.

Кайр не раскрыл рта.

– Я привыкла верить своим глазам, и они говорят мало лестного об Ориджине. Но также я привыкла верить слову рыцаря. Все знакомые мне рыцари либо восхищаются герцогом, либо ненавидят лютой ненавистью… что тоже близко к восхищению. Скажите мне нечто хорошее о вашем сюзерене. Хоть одно.

Кайр Джемис ответил:

– Если бы милорд взял горстку воинов и поехал на безнадежные переговоры с вождем орды, если бы он при этом сыпал глупыми шутками и изображал наивное дитя – я бы спал спокойно. Я знал бы, что он вернется с победой.

* * *

Почти сотню миль от побережья Залива Мейсона до Сердца Света рельсовый путь идет через глинистую бурую пустыню. Ни единой станции, только насыпь, бесконечная шеренга столбов да редкие башенки с искровой машинерией. Середину этого безлюдного отрезка обозначает форт Большая Удача. Когда-то здесь был поселок золотоискателей, слетевшихся на звук сплетен, как птахи слетаются на зерно. В Кривом Ручье нашли песок! Да что песок – бывают и самородки! Размером с ноготь… со сливу… бери больше – с кулак! Поселок возник из ничего, восстал среди пустыни, как мираж. Ручей – чуть живая струйка мутной воды – запестрел столбиками, зарос сетями, заполонился людьми: суетливыми, злыми, недоверчивыми друг к другу. Кому-то вправду повезло, десяток фунтов золота уехал в Сердце Света в чьих-то переметных сумах. Слухи окрепли, набрали силу и стали приманивать даже шаванов. Несколько налетов с запада сплотили золотоискателей. Они сработали сообща и обнесли поселок глиняным валом, соорудили несколько башен из найденных окрест кусков песчаника, оборудовали площадки для лучников. Возник форт, который сами же старатели назвали Большой Удачей. Насмешка судьбы: едва имя прижилось, удача отвернулась от золотоискателей. Кривой Ручей оказался беден драгоценным песком и за несколько месяцев был выпотрошен подчистую. А после и вовсе пересох: не вынес сотен хлебающих людских и конских глоток. Старатели отхлынули, недавно построенный форт был забыт.

Век спустя рельсовая дорога подарила новую жизнь его руинам: одну из уцелевших построек заняли дежурные смотрители путей. Дежурные были здесь и теперь: двое надеждинцев – лысый постарше, кучерявый моложе. Их смена длилась полгода. Пищу и воду для них сбрасывали с проходящего состава, так что всеми делами их было выметать песок из дома и сверять поезда с расписанием. Если какой-либо состав опаздывал на четверть часа – не беда, бывает. Если на полчаса – пора встревожиться, принести голубиную клетку и оседлать лошадь. Если через час поезд так и не появится, смотритель постарше должен послать голубя в Сердце Света, а смотритель помоложе – запастись водой, поскакать навстречу составу и выяснить причину остановки. В декабре – в день взятия дворца – поезда встали потому, что бандиты оборвали провода южнее Оруэлла. С тех пор опозданий больше получаса не случалось. Вот уже три с половиной месяца оба смотрителя безвылазно торчали в руинах форта среди пустыни и играли в «прикуп» на камушки. К началу марта лысый выиграл сто сорок раз, а кучерявый – триста семьдесят пять. Все пригодные для ставок камушки, какие только удалось найти в руинах, оказались во владении кучерявого. Дальше пришлось играть без ставок, отчего «прикуп» стал вдвое скучнее. Смотрители не ждали от своей смены уже ничего хорошего и клялись друг другу ни за что больше не служить в такой дыре, сколько бы денег не посулило рельсовое управление Надежды. Кучерявый повторял данную клятву по шестому разу в тот момент, когда около форта остановился особый гербовый поезд Е. И. В. Минервы.