– Ваше величество, у меня есть к вам особая просьба, – сказал герцог неприятно вкрадчивым тоном. – Прошу в качестве исключения рассмотреть два дела заочно и вынести по ним положительный вердикт. Заверяю, что эти две обвиняемых в высшей степени достойны помилования. Прелестная дочь и любящая мать, обе благородных кровей, обе происходят из древнего и славного северного рода, а преступления их ничтожны: одно убийство, одно покушение, один небольшой обман…

Герцог подал Мире две грамоты о помиловании. Не пометки в списке, а полностью составленные документы, в которых недоставало лишь подписи. Имена значились в самой заметной графе, вписанные изящным каллиграфическим шрифтом: Сибил Дорина Дениза и Глория Сибил Дорина. Графиня и леди Нортвуд.

Минерве показалось, что зрение подводит ее. Она уточнила, чтобы избежать ошибки:

– Милорд, вы просите меня подписать помилование для Сибил Нортвуд?

– Крайне настоятельно прошу. Также и для ее дочери.

– Полагаю, вы осведомлены, какое… влияние оказала на мою судьбу эта женщина?

На лице герцога проступила легкая тень смущения.

– Ваше величество, имеются весьма весомые причины для этого шага. Графство Нортвуд в данный момент практически лишено власти. Граф Элиас стар и бессилен, а его первый сын Крейг интересуется только армией, игнорируя иные вопросы. Скоро в Нортвуде начнется хаос, и Крейгу станет нечем кормить свое войско. Что крайне неприятно, поскольку его войско – все десять тысяч боевых медведей – торчит здесь, на берегу Ханая.

– Как я понимаю, милорд, это вы привели их сюда.

Герцог поджал губы.

– Верно, и очень об этом жалею. Но неважно, почему они здесь, важно то, что их нет в Нортвуде. Графство осталось и без реальной власти, и без армии. Скоро Крейгу придется жечь собственные города, чтобы принудить к повиновению, а затем грабить соседние земли, чтобы прокормить солдат. А графине Сибил подчинится и пасынок с его армией, и графство. Она умеет держать медведей в руках, вам ли не знать!

Любопытно, – подумалось Мире, – что бы сказала об этом Янмэй? Если бы ее отца убили, а некто посоветовал ей простить убийцу – как поступила бы Праматерь? Подписала бы помилование ради всеобщего мира? Или надела Перчатку Могущества и размазала советчика по опоре моста, а после оставила бы потомкам блестящее объяснение, почему в данном случае мир – не главное?

– Леди Сибил, – сказал лорд-канцлер, – хороша еще и тем, что она будет полностью подвластна нам. В отличие от Крейга.

– Нам – то есть, вам, милорд?

– Вы императрица, ваше величество.

– Почему ее здесь нет?

Мира сама прекрасно знала ответ. Выяснила в первые же дни правления: леди Сибил исчезла из каземата, в котором содержалась. Была вывезена в неизвестном направлении по приказу майора Бэкфилда, который вскоре также исчез. И все же – почему Сибил не здесь? Почему не молит о пощаде? Почему хотя бы не взглянет в глаза?!

– Мне жаль, ваше величество, но она бесследно пропала. Есть основания полагать, что у нее нашлись друзья, которые спасли ее и спрятали в укромном месте. Едва разойдется известие о помиловании, как графиня сама вернется в столицу и будет служить вам верой и правдой.

– И я должна ее помиловать?

– Боюсь, что да, – сказал герцог очень мягко.

Шелковая нежность его слов была красноречивей любых пояснений. «Кто из нас действительно правит Империй? Не заставляйте меня напоминать, ваше величество».

Так неожиданно, что все обернулись к нему, кайр Джемис вдруг сказал:

– Казнь – это не месть.

Каким-то образом в четыре слова вложилась вся глубина и богатство того, что северянин с фантазией может понимать под местью.

Мира еще поглядела в непроницаемое лицо воина… Смочила перо в чернилах и подписала грамоты.

Секретарь суда испросил ее аудиенции сразу же после смотра.

– Ваше величество, нижайше прошу вас позволить еще несколько слов…

Он бледнел и болезненно кривил губы. Кажется, его мутило от несварения желудка – либо от волнения.

– Не смею больше задерживать вас, лорд-канцлер.

Мира кивнула Ориджину, и тот ушел в сопровождении кайра, вполне довольный собой. Министр двора зашаркал прочь, унося мечты о весне. Кажется, он еще бормотал на ходу: «А общинные венки – что за прелесть!.. Сто человек – один венок, зато какой!..» Не считая стражи, остались лишь Мира и судейский.

– Слушаю вас, сударь.

– Ваше величество… ммм… я хотел просить вас, но… после всего случившегося это может прозвучать… ммм… я прошу вас не гневаться…

О, при всем желании вы не сможете разозлить меня больше, чем лорд-канцлер!

– Говорите, сударь.

– Имеется один прескверный казус… Ваше величество, пожалуйста, учтите, что я говорю от лица верховного суда, не от себя лично… Прошу, поймите: в декабре, во время осады, все здесь были очень напуганы. Майор Бэкфилд предлагал избавление от страха, обещал решить проблему… Но ему требовалось содействие полиции, а шериф не давал людей без постановления суда… Потому суд принял решение – как теперь видно, весьма и весьма опрометчивое…

Ах, вот о чем речь!

Вопреки опасениям секретаря суда, Мира ощутила не злость, а веселье. Ситуация складывалась до того абсурдно, что сложно принять всерьез: Сибил Нортвуд – интриганка и убийца – помилована, а Мира – ее жертва – приговорена к смерти!

Судейский вздрогнул, увидев усмешку на губах владычицы.

– Прошу, поймите: суд совершил огромную ошибку и признает ее. Мы действовали исключительно в интересах горожан Фаунтерры. Триста тысяч невинных… женщины, дети… нужно было погасить очаг опасности, убрать угрозу, а шериф не мог действовать без постановления…

– Словом, вы приговорили к казни лорда-канцлера и меня заодно. Видимо, просто за то, что Ориджин нес флаг с моим гербом.

– Ваше величество…

– Позвольте узнать: какой вид смерти вы избрали?

– Я не принимал участия… Я не судья, а секретарь, ваше величество…

– Да-да. Так какой же?

– Сожжение для лорда-канцлера и обезглавливание для вашего величества…

– Прелестно! А какова статья обвинения?

– Мятеж против Короны…

Мира не сдержала нервный смешок.

– То есть, правящая императрица Полари, законно унаследовавшая престол, приговорена к смерти за мятеж против этого самого престола?

– Ваше величество, верховный суд всеми силами желает исправить…

– Неужели? А мне думается, вы желаете мне зла. Иначе вы предупредили бы меня часом раньше, и я выписала бы помилование самой себе. А теперь уже поздно: список полон. Не убирать же из него честных пиратов или разбойников ради спасения какой-то императрицы!

Вдруг она заметила в глазах секретаря слезливый блеск.

– Ваше величество… судьи – хорошие, честные люди… служили еще владыке Телуриану… А я трудился двадцать пять лет, чтобы стать секретарем верховного суда… Такая честь…

– О, боги! Сударь, я не понимаю трагизма. Это я приговорена к обезглавливанию, не вы. Казалось бы, мне впору плакать, не правда ли?

– Ваше величество… – он шмыгнул носом, – суд не может просто так отменить собственное решение. Нужно дополнительное следствие, а оно не в ведении суда… В апреле, когда вы соберете Палату, приговор все еще будет в силе… Вы избавитесь от него – и от нас тоже…

– Поясните.

– Владычица может распустить верховный суд и назначить пересмотр его решений. Достаточно поставить на голосование в Палате… А Палата, конечно, проголосует… Для вас это самый простой путь…

– Согласна, – кивнула Мира. – До сих пор я была занята более насущными делами, чем исправление судейских ошибок. Но едва появится свободная минута, я решу вопрос. Смертный приговор владычице вредит авторитету власти. Авторитет власти крайне важен, в чем регулярно заверяет меня лорд-канцлер.

Секретарь сглотнул и выдавил:

– Ваше величество, пожалуйста, есть другой путь…

– Какой же? Дать себя обезглавить? Тогда я не смогу носить корону, а это, как вы понимаете, повредит авторитету власти.